— Прилипло к подошве ботинка мертвой женщины, забилось между бороздками. Потому и сохранилась. По текстуре напоминает фрагмент крыла бабочки. Вот, я спецом выписал… Morpho peleides. Красивые твари. Дорогущие.

Фома вытащил из кармана конверт с листком. Осторожно открыл и показал Теду.

— Это еще что? — хмыкнул судмедэксперт.

— Тед, снимите отсюда отпечатки. И сравните с теми, что на изъятых банках — на всех. Хотя бы на одной они должны быть, а если на всех отпечатки стерты…

— … значит, это сделал убийца?

— Именно, — усмехнулся Фома. — Но что-то мне подсказывает, что кое-где отпечатки сохранились великолепно. Наш убийца, «милый душегуб», — весьма самонадеянный и самодовольный тип. И знаете, Тед…

— Что?

— Кажется, я вспомнил — где видел вот это, — он показал на поблескивающую синюю искорку. — И кое-что еще тоже вспомнил. Благодарю!

Тед Новак изнывал от любопытства.

— Я знаю, кто убил Фриду Петерссон. А вот зачем… — он медленно покачал головой.

— Савлински, вас никогда прежде не били? — вкрадчиво спросил судмедэксперт.

— Били, Тед, били. Давным-давно… и быстро перестали.

— Что так?

— Я научился сдачи давать. Так что и думать об этом забудьте.

— Вы невыносимый тип! Я же сдохну от любопытства! Давайте, колитесь… ну, пожалуйста!

— Я еще не до конца разобрался. Как все пойму — тогда. Мне нужно кое-что узнать, Тед, — задумчиво произнес господин комиссар и покинул лабораторию.

Тед Новак вздохнул и скривил ему вслед жуткую гримасу. Еще и кулаком потряс.

Стоило Фоме переступить порог своего кабинета, как телефон опять заорал.

— Добрый вечер, господин комиссар, — произнес грустный женский голос. — Простите за беспокойство… — тут послышался судорожный всхлип, какой-то шуршание, потом — наступила тишина.

— Миссис Броуди, это вы? Что случилось?

— Простите, простите, господин комиссар! Девочка моя пропала… жиличка. Мерседес. Такая милая девочка, полюбила я ее, вместо дочки. Как это грустно: у нее завтра день рождения, второе совершеннолетие, большой ведь праздник. Я хотела испечь свой фирменный пирог, клубничный. И еще один, с рыбой. Мерседес их очень любит. И пирожки с жареным луком и потрошками. И сладкого белого вина запасла — двадцать один год это вам не шуточки. Дороговато вышло, но для девочки мне не жаль.

— Миссис Броуди, не переживайте. Придет ваша девочка, никуда не денется. С друзьями, наверное, гуляет.

— Да она обещала мне сегодня пораньше прийти. А потом… — в голосе миссис Броуди появилось тягостное недоумение. — Позвонила и сказала, что уезжает. Куда она могла уехать, зачем? Работа, большой праздник, да и мне обещалась. — Миссис Броуди всхлипнула. — Как она могла забыть?! Как, господин комиссар?!

— Когда она звонила? Откуда?

— Полчаса назад. Сказала: стою возле поезда, купила билет в… сейчас прочту, я тут записала. Вот: в Морфо-Пелиду, сказала — это где-то далеко на юге. Курорт якобы, очень дорогой. Для аристократов и богатеев, избранников Судьбы. Она так и сказала. Может, я неправильно поняла? Святая Клара, откуда у девочки деньги на этот курорт?! — растерянно произнесла миссис Броуди и заплакала. — У нее на автобус-то не всегда они были, пешком ходила. Она не могла так просто уехать, не могла! Не могла!

— Миссис Броуди, вы ничего странного накануне не заметили?

— Вчера она пришла какая-то слишком веселая, радостная такая. Песни пела, смеялась, кружилась по комнате, меня в щеку раза три поцеловала… как будто бы приз выиграла или подарок вот-вот получить должна, ценный. А сегодня… Господин комиссар, умоляю, найдите ее! С ней случилось что-то скверное, у меня сердце колет и болит, не переставая…таблетки не помогают. Я спросила: когда ты вернешься? Позвони мне, в любое время, хоть ночью... я жду.

- Что она вам ответила? Пожалуйста, миссис Броуди, повторите слово-в-слово!

- Сказала, что не вернется. Что там очень хорошо - всем, кто туда попадает. Поэтому оттуда не возвращаются...

Миссис Броуди опять заплакала. И опять говорила, говорила, говорила… и опять плакала. Но господин комиссар слушал ее вполуха: в его голове уже завертелся яркий, бешеный калейдоскоп. Мелкие, разноцветные, сверкающие стеклышки: второе совершеннолетие… завещание Карлоса ди Сампайо… майорат… Порталегри… дорожная катастрофа и дорожки из полудрагоценных камней… безумная кухарка, с именем роскошного цветка… мышьяк среди продуктов… кусочек синего крылышка, прилипшего к подошве мертвой Фриды Петерссон… синие глаза Мерседес ди Сампайо… рецепт лекаря-колдуна… бледная, вялая, полуживая леди Анна... легкий, как фантик, Чарльз-Маурицио-Бенджамен Смит и кроткая сладкоежка Соня Голдвиг... Морфо-Пелида, курорт для избранников Судьбы, надо же! Оттуда не возвращаются...

Внезапно господин комиссар все понял, увидел полную картину — и похолодел. Морфо-Пелида, звонок, дорогой курорт, ценный подарок, избранники Судьбы… какое самодовольство, какая потрясающая наглость! Хотя в чувстве юмора — пускай ядовитом и жестоком, этому человеку не откажешь. И тут он явственно представил себе Мерседес ди Сампайо — лицо ее было бледнее обычного, печально и безутешно... огромные синие глаза смотрели на него с укоризной. «Вы уверяли, что защитите меня, господин комиссар. Я вам поверила. Прощайте… прощайте!» Видение растаяло, Фома потряс головой, буркнул в телефон извинения и швырнул трубку. Схватив свой неизменный плащ, господин комиссар выбежал из кабинета. «Только бы успеть… я себе не прощу ее смерть... ни за что не прощу», метались мысли в его голове. Господин комиссар быстро собрал людей и объяснил — куда и зачем они едут. «Под мою ответственность», добавил Фома. «Целиком и полностью! Если что — все шишки и оплеухи возьму на себя. Вот так, ребятишки!» «Ребятишки» протестующе загудели. Мол, ни за что и никогда… мы вам верим, господин комиссар… мы за вас горой… и все такое прочее.

— Ребята, не до сантиментов, — оборвал их Фома. — Берем две машины и поехали! Быстро!

Обернулся и позвал:

— Томас, не отставай!

Они снова, черт подери, вернулись сюда — на Улицу королевы Августы, 69. В «пряничный домик» и сказочный сад.

Могучая фигура Хильды-Стрелиции, в траурных одеждах, открыла ворота и застыла, невольно преграждая дорогу. Господин комиссар приблизился к ней и бережно, однако без единого слова, отодвинул живую преграду. И та покорилась. Отошла в сторону, устранилась от того, что должно было сейчас произойти, неумолимо и неизбежно. Полицейские, возглавляемые Фомой, молча вошли в дом и поднялись в мансарду. Вид господина комиссара был мрачен — казалось, ничто не разгонит грозовые тучи на его лице. И даже черный шарф, висящий из правого кармана — сейчас не вызвал улыбки: он казался лапой могучего зверя, в любую минуту готового вылезти и придти на помощь своему суровому хозяину.

— Долорес, отвечай, где сестра твоя? — наконец, произнес господин комиссар.

Бесформенное существо в черном балахоне, стоящее у окна, пошевелилось, и судорожно облизнуло мокрые от сладостей губы. Запах пота — кислый, застоявшийся, тошнотворный — ударил вошедших по ноздрям.

— Не знаю. Не сторож я сестре своей.[i]

Полицейские молча переглянулись. И усмехнулись, понимающе. Читать чужие мысли ни господин комиссар, ни его подчиненные не могли — к счастью. В противном случае, их накрыло бы мощной волной ненависти, исходящей от хозяйки мансарды. Черной ненависти и страха.

…пусть они уйдут…пусть уйдут…господи, убей их… убей сейчас же… прошу тебя, умоляю… убейубейубей!!!.. не хочу видеть никого… пусть они сдохнут прямо здесь и сейчас…, а я посмеюсь… шавки полицейские, злые… эта ублюдина их впустила… выродок косорылый… надо и ее… господи, почему ты не слышишь меня?!.. убейубейубей!!!.. уроды, уйдите все, уйдите, уйдитее-е-е-е-еээ!!!

— Не подходите ко мне, — сквозь зубы процедило жуткое создание. Долорес Аугуста Каталина ди Сампайо. По ее белесой коже ручьями тек пот, а тело била сильная дрожь.