— Пусть ваш Ветров скажет спасибо врачам. — проворчал Леонов. — если бы они не упекли его в медотсек с категорическим запретом волноваться — я бы с него прямо здесь шкуру спустил. И вы, Леднёв, радуйтесь, что сделали такое важное открытие. Я собирался отстранить вас от работы, но Гарнье с ножом к горлу пристал, требуя включить вас в группу по изучению обнаруженного «зеркала». Так что, когда увидите его — не забудьте поблагодарить.
Мне на секунду стало стыдно — а мы-то приписывали французу невесть какие гнусные побуждения! Хотя — кто знает, какими на самом деле мотивами он руководствовался, отмазывая Валерку? Нет, товарищи, тут надо держать ухо в остро…
— Кстати… — Леонов перевёл взгляд на Леднёва. — Как я понимаю, один датчик вы всё же успели установить там, внизу?
Астрофизик с готовностью кивнул.
— Да. Но он, скорее всего, был уничтожен выбросом из «тахионного зеркала».
— Скорее всего? — начальник станции вздёрнул бровь. — То есть у вас есть на этот счёт сомнения?
— Конечно! — Валера, почуявший, что разговор переходит с дисциплинарных обвинений к проблемам его возлюбленной тахионной физики, сразу ожил. — У меня даже есть гипотеза. Если позволите…
Прежде, чем кто-то успел отреагировать, он ухватил из стаканчика карандаш и придвинул к себе лист бумаги.
— Общепринятая теория гласит…
— Стоп-стоп! — Леонов выставил перед собой ладони. — Завтра Гарнье собирает совещание, как раз на тему обнаруженного вами феномена — вот там и выскажитесь. А сейчасизвините, у меня много дел.
Разговор закончен, понял я. И мы, похоже, легко отделались…
Видимо, он угадал мою мысль, потому что строго глянул на меня и добавил в голос металла.
— А вы, Монахов, запомните: второй «омар» на вас. Как, какими силами вы будете его вытаскивать с Энцелада мне не интересно совершенно — а нужно мне, чтобы буксировщик не позже, чем через неделю вошёл в строй. Уяснили? А если не справитесь — разговор будет другой…
— Притащили блохастого… — недовольно буркнула женщина-медик.– Здесь вам, молодые люди, не кают-компания, здесь вам медицинское учреждение… то есть отсек! Безобразие…
Сварливый её тон вызвал ассоциацию с какой-нибудь санитаркой бабой Маней — словно мы в больничке провинциального райцентра, а не в миллиарде с гаком километров от Земли, в системе планеты-гиганта, украшенной ради пущих понтов, роскошным многослойным кольцом.
Дася замечание проигнорировал — видимо, осознавая прочность своего положения, как первого в истории кота-межпланетника. А может, и обиделся на предположение, что в его густой, многократно вымытой и подвергнутой положенным процедурам шёрстке дезинфекции могут водиться блохи? Кот зевнул, широко разинув розовую пасть с острыми зубами, и повозился, поудобнее устраиваясь на груди болящего. Дима проводил возмущённую медичку опасливым взглядом, после чего запустил пальцы в пушистый загривок. Дася потянулся, зажмурился и заурчал — словно крошечный моторчик внутреннего сгорания.
— Его тут по всей станции ищут, особенно девушки. — сообщил я. — А он, оказывается тут, у тебя торчит! И давно?
В маленькой палате, отличавшейся от стандартной одноместной каюты только медицинской аппаратурой, закреплённой над Диминым изголовьем, да стойкой для капельницы, мы были втроём — считая нашего хвостатого спутника.
— Мира принесла. — отозвался болящий. — Она час назад сюда заходила, со скрипкой. Кот за ней увязался, а когда она ушла — остался здесь.
— Правильно понимает свои обязанности. — сказал я и потянулся, было, погладить хвостатого, но передумал, натолкнувшись на недовольный взгляд пары кошачьих глаз: «мол, не мешай, видишь, делом занят!»
— Я, собственно, чего зашёл? Леонов велел заняться брошенным «омаром» и не позже, чем за неделю, ввести его в строй. Вот, решил посоветоваться — ты же у нас типа главный?
— Ну да, главный… — Дима сделал попытка сменить позу, но скривился от боли и дёрнул руку к голове. Дася умолк и недовольно покосился на меня.
— Болит? — сочувственно спросил я.
— Стреляет в висках при резком движении. Боюсь, меня отсюда раньше, чем дня через три-четыре не выпустят, а потом ещё долго к работе за бортом не допустят, не говоря уж о спусках на Энцелад…
— А ты не двигайся резко. — посоветовал я.- Голова, как известно, предмет тёмный и исследованию не подлежит…
Дима хмыкнул. Знаменитой реплики Броневого в роли провинциального доктора он, конечно, не узнал — да и откуда, ведь «Формула любви» выйдет на экраны только в восемьдесят четвёртом… если вообще выйдет. Уж очень грандиозны происходящие здесь перемены, такие вполне могут внести коррективы в планы и «Мосфильма» и лично режиссёра Марка Захарова. Он только-только закончил снимать «Обыкновенное чудо» — направляясь в Королёв, на «батутодром», я заметил на стене дома большую афишу, сообщающую о скором выходе фильма на экраны страны. Я тогда ещё подумал, что стоит сходить на него с Юлькой, когда вернёмся…
— И что планируешь делать с «омаром»? — спросил Дима — словно это не я, а он пришёл за советом.
— Да вот, думаю поступить, как мы уже прикидывали. Снимем что только можно, перетащим на «Лагранж» — а там уж займёмся ремонтом всерьёз.
— Снимем? — Дима прищурился — То есть, собираешься не в одиночку? Нет, вообще-то правильно, да и инструкция запрещает…
— Тебе-то это не помешало одному за льдом летать. — усмехнулся я. — Но ты прав, вдвоём сподручнее.
— Так кого возьмёшь?
— Юрку. У него опыт монтажных работ на орбите приличный, да и с «омаром» он имел дело. Заодно смотаемся к Дыре — надо собрать и установить уцелевшие датчики.
Дима дёрнулся и снова скривился от боли. Я торопливо поправил ему подушку, не обращая внимания на возмущение кота.
— Леонов хотел эту идею похерить, но Гарнье его убедил. А меня умолял пройти над дырой и заснять, что там творится…
— Совсем как Валерка. — усмехнулся Дима. — Никогда не забуду, как вы меня уговаривали… Как он, кстати?
— После совещания ни на шаг не отходит от Гарнье. Разрабатывают вместе новую программу исследований, сулят невиданные какие-то перспективы…
Он усмехнулся.
— А ведь не доверял, собирался скрывать данные телеметрии, гипотезой своей не хотел делиться…
— Между прочим, не один Гарнье интересовался Дырой. Один парень из научной группы «Лагранжа» уговаривал не просто пройтись над колодцем, а нырнуть туда, и, по возможности, поглубже, чтобы взять пробы льда из стенок. Заявил, будто ученые уже давно подозревают, что в подлёдном океане, как и на спутнике Юпитера, Европе, может скрываться жизнь. Он, понимаешь, уже исследовал образцы льда, которые вы доставляли на «Лагранж» из своих вылазок, но ничего интересного там не нашёл — и теперь торопится заполучить пробы с большей глубины, чтобы поискать в них следы органических молекул.
— И что Леонов? — осведомился Дима.
— Запретил категорически. Но парень не теряет надежды.
— Так он прав. — Дима уселся повыше, обойдясь на этот раз без резких движений. — Если на дне Дыры действительно «звёздный обруч», то рано или поздно придётся к нему спуститься.
— Только не вздумай ляпнуть это при Гарнье! — я состроил испуганную физиономию. — Тебе-то хорошо, отдыхаешь тут в обнимку с котиком — а в Дыру, если что, мне лезть!
— Только не говори, что ты сам этого не хочешь. Кстати, о совещании — что там у вас было? А то я спрашивал у врачихи, так она огрызнулась, мол, некогда заниматься всякой ерундой…
Я вздохнул, устроился поудобнее на стуле и приготовился рассказывать.
— Так может и второй «обруч» тоже действует в постоянном режиме, как и тот, на Энцеладе? А заодно и третий, оставшийся в засолнечной точке Лагранжа?
Говорил Жан-Батист Арно, канадец. С ним я познакомился ближе, чем с остальными сотрудниками Гарнье, когда мы на пару швартовали «звёздный обруч» к «Тихо Браге». Было это на орбите Луны — совсем недавно, но страшно далеко от того места, где мы находились сейчас.
