Как бы то ни было, шерх сам упал на колени и, бросив под ноги Миронову меч, стиснул голову руками. Остановив занесенный над противником меч, Сергей заторможенно оглянулся. Только сейчас к нему начал возвращаться слух, и он скривился от хлынувших отовсюду воплей. Повскакав с мест, публика выла и ревела. Жители Вальрама возбужденно размахивали руками, швыряли на арену бутоны от цветов и какие-то раскрашенные ветки.

— Все, Сергунь, решай участь своего противника. — Шматов шагнул ближе. — Как видишь, от древнего Рима они мало чем отличаются.

— А что твой шерх? — Сергей вяло повел головой и тут же рассмотрел лежащее неподалеку тело. Хмуро кивнул. — Понятно, можно было не спрашивать…

— Вопрос в другом, — как ты поступишь с этим? — Потап кивнул на склонившего колени шерха.

— А как еще поступать? Помилую, конечно. На хрен он мне сдался!

— А публика?

— Плевал я на публику! Мы с тобой одни остались, понимаешь? Из всей команды! — Миронова уже трясло. Пережитое напряжение начинало запоздало сказываться, и только сейчас до него дошел смысл последней потери. — Они Виктора грохнули, понимаешь? Стрелой!

— Спокойно, Сергунь! — Шматов подхватил его под мышки. — Раз уж мы победили, надо держать марку.

— А кто тебе сказал, что я выдохся? — Шматов подобрал с земли брошенный кем-то кинжал, неровным шагом двинулся к трибунам.

— Куда ты?

— Видишь того малого с бляхой на груди? — Сергей скрежетнул зубами. — Это он застрелил Виктора.

— Постой! Что ты собираешься делать?

— А вот увидишь…

Видимо, возбуждение, овладевшее Сергеем, все еще давало себя знать. Во всяком случае, на высоченную ограду он взлетел не хуже дикой кошки. Подпрыгнув, ухватился за край стены, ловко подтянулся и уже через пару секунд шагал к пятящемуся от него лучнику. Правая рука по-прежнему сжимала кинжал, и догадаться о его намерениях было проще простого. Впрочем, и лучник не собирался безропотно ждать, когда его прирежут на глазах у публики. Никто не вмешивался в происходящие события, и с холодной улыбкой на губах он поднимал свой лук выше и выше. Однако Миронова это не остановило. Он продолжал приближаться к стрелку, чувствуя, как стихает в Колизее гул, как, замерев на своих местах, публика следит за развитием внепланового поединка. Исход же несложно было предсказать. По тому, как держал стрелок лук в руках, как натягивал тетиву, можно было догадаться, что промахиваться он не привык. Сделав еще шаг, Сергей остановился. Их разделяла смехотворная дистанция, и, глядя в прищуренные глаза лучника, Миронов начал медленно поднимать руку с кинжалом.

— Серега! Наплюй на него! Не надо!..

Крика Шматова Миронов так и не услышал. Рука его уже была занесена, когда свистнула спускаемая тетива. Запахом смерти омыло лицо, и стрела, смотревшая точно в грудь Сергею, противоестественно вильнула в сторону, пустившись в свой далекий путь. И одновременно пришла в движение правая кисть Сергея. Всего один раз крутанувшись в воздухе, кинжал с хрустом вонзился в грудь лучника, заставив его скрючиться и упасть на колени. Мало что соображая, Миронов спрыгнул вновь на арену и тотчас угодил в объятия Шматова.

— Ну, ты даешь! — Потап мял и тискал его. — А если бы он не промахнулся?

— Он и так не промахнулся. — Язык едва слушался Сергея. — Это Вадик, понимаешь?…

— Что ты такое говоришь?

— Клянусь тебе, это Вадик меня спас. — Миронов порывисто ухватил Потапа за кисть. — Я видел, как стрела отвернула в сторону. Всего за полметра от моей груди.

— Может, тебе почудилось?

Сергей резко качнул головой.

— Нет, Потап, стрелу намеренно увели в сторону. Такое мог сделать только он…

А в следующий миг победно затрубили трубы, пространство наполнилось дробным гулом барабанов. На арену торжественным шагом вышел отряд стражников, возглавляемый одетым в золоченые доспехи сотником-суфаном. Четверо девушек в пестрых накидках вынесли тяжелые венки и под крики разбушевавшейся публики цветы водрузили на шеи победителей.

— Улыбайся! — шепнул Потап. — На тебя смотрят сейчас тысячи и тысячи поклонников.

— Перебьются! — едва слышно отозвался Сергей. С остервенением сплюнул себе под ноги и повторил: — Перебьются!..

В печи еще продолжали потрескивать тлеющие пальмовые листья, догорающая лучина разбрасывала по стенам хижина кривляющиеся тени. И непонятно было, откуда они взялись — такие бесноватые, так как беседующие в хижине люди не делали никаких движений…

— Разумеется, вы, Вадим, держава зубастая, сильная. Опять же — людей талантливых у вас хватает, но все-таки было бы гораздо лучше, если бы Россия не выходила за пределы своих границ. В самом деле, зачем вам это? У вас без того необъятная территория. На севере — тундра, на востоке — тайга. В городах — грязь, в сельской местности — неустроенность. — В такт своим словам Стив Бартон лениво покачивал жестяной банкой. Пиво, сохранившее стараниями Вадима должную свежесть, действовала на жаре оглушающе. Даже закуска, которую приволок в хижину старик, не очень помогла. После недавних приключений с каменными червями англичанину надо было позволить расслабиться, и, чуть поколебавшись, Дымов решил, что короткий перекур им не помешает. Заодно можно было отметить и чудесное исцеление девочки. Вадим корпел над ней не менее двух часов. Пришлось даже греть в печке воду, для чего старик и Стив выходили во двор за охапками пальмовых листьев. Горели они, как выяснилось, не хуже сосновых дров, и воду благополучно вскипятили. Вероятно, Дымов мог бы обойтись без нее, но магию воды он давно уже воспринимал, как нечто само собой разумеющееся. Она действовала, как мощнейший катализатор, ускоряя любое лечение, снимая боль, заставляя оживать самые запущенные раны. В итоге ему удалось добиться желаемого результата. Сначала девочка открыла глаза, а вскоре попросила пить. Ей дали все ту же подогретую на пальмовых листьях воду, старик с женщиной помогли поддержать голову ребенка. Девочка была крайне слаба, но Вадим не сомневался, что уже через неделю-другую, она непременно, встанет на ноги.

Неспешно пройдясь ладонями над маленьким тельцем, Дымов в последний раз просканировал свеженькие швы и спайки, срастившие изуродованные кости, порванные сосуды и ткани. Не найдя изъяна, окутал лицо девочки приятной прохладой, заставил ее вновь смежить веки. Сил лечение отняло порядочно, но в большей степени донимала обычная человеческая усталось. Хотелось заснуть — и не на час или два, а сразу на сутки. И чтобы обязательно приснилось что-нибудь доброе — из его далекого прошлого. Вадим умел восстанавливать силы, однако естественный отдых был всегда предпочтительнее. Тем не менее, спать он не стал, позволив себе небольшую передышку в компании захмелевшего Бартона.

— …Танки, автоматы, пушки — все это, конечно, необходимо, но и у вас, и у нас есть иное оружие — более мощное и эффективное. — Бартон величаво покачивал головой. — Не ракеты с ядерными боеголовками, а язык. Вы согласны?

— Отчего же не согласиться. Согласен…

— Нет, Дымов, вы все еще не понимаете! Только вдумайтесь! Всего горстка держав определяет культурный уровень всей планеты. Чудовищно, но это так. Вот и давайте биться на новом полигоне! Французы пусть душат своим кино Голливуд, мы с вами будем поднимать литературу, японцы возродят поэзию. — На щеках Бартона разгорался вдохновенный румянец. — Это и будет настоящей властью над людьми. Властью языка и слова!..

Со стороны очень походило на то, что, размахивая жестянкой из-под пива, англичанин попросту дирижирует своим словам.

— Мы ведь тоже когда-то владели чуть ли не третью мира — Китай, Индия, часть Африки, десятки и сотни островов! Владели и пыжились. А сейчас вот с последними колониями расстаемся — и заметьте! — без всякого сожаления.