— Мы не идем в пентхаус?

— Нет.

— Но…

— Нет. — Я закрыл за нами дверь, не обращая внимания на стук, когда она вздрогнула. — Пентхаус — для людей, которые имеют значение. А ты — нет. Говори или уходи. Это твой единственный выбор.

Она заговорила через секунду, нехотя.

— Мне нужны деньги.

— Где он?

— А?

— Мой сын. Если ты здесь, то где Эверетт?

— Он с няней в Алабаме.

— Ты оставила моего сына в другом штате, а сама улетела в Нью-Йорк?

— Тебе легко судить! Ты его даже не видишь!

— Я не вижу его, потому что его токсичная, холодная сука-мать держит его подальше от родного отца. Ты хоть знаешь, как зовут его няню?

Ее глаза метнулись в сторону, и она слизнула немного блеска с губ.

— Конечно, знаю! Что это за вопрос?

— Такой вопрос я задаю женщине, которая бросает его, чтобы ходить на ночные свидания с незнакомыми мужчинами.

Ее глаза встретились с моими, и она вскинула бровь, уверенность вернулась к ней. Она передернула плечами, сделала шаг ближе и облизнула губы.

— Ты ревнуешь?

Она что, была под кайфом в этот момент? Она выглядела так, будто могла бы сниматься в одном из рэп-клипов.

Я приложил палец к ее лбу и оттолкнул ее назад.

— Единственная ревность, которую я испытываю, — это ревность к мужчинам, которые никогда не имели неудовольствия встретиться с тобой.

Она скрестила руки и ударила ногой по полу.

— Ты не должен быть таким грубым.

— Есть ли смысл в твоем визите?

— Мне нужны деньги.

— Вчера я перевел тебе триста тысяч долларов.

— Да, но мне нужно больше.

— Для чего тебе могут понадобиться деньги? В твое тело можно вживить столько пластика. — Когда ее взгляд метнулся по лестничной клетке, я еще больше ожесточился. — Какую бы ложь ты ни придумывала в своей поганой башке, я все равно увижу ее. Правду. Сейчас же.

Вздох вырвался из нее, как скрип кровати, медленный и неохотный.

— Я заняла у кое-кого денег, и теперь он просит их вернуть.

Я сделал мысленную пометку, чтобы мои следователи обратили внимание на ее привычки тратить деньги. В прошлом они ничего не нашли, но, возможно, это может стать новой зацепкой, которая приведет Эверетта домой, ко мне.

— Сколько?

— Не много. Всего сто тысяч.

— А остальные деньги, которые я тебе дал?

— Я их потратила. Мне нужно оплатить счета.

Я схватил ее за руки и оторвал рукава ее платья.

— Эй! — закричала она и попыталась оттолкнуть мои руки.

Я проигнорировал ее протесты и осмотрел ее руки на предмет следов. Их не было. Она не принимала наркотики. Но это не объясняло ее трат. Сколько чертовых денег могла потратить эта женщина? Я мог бы накормить сотню детских домов на те деньги, которые давал ей каждый месяц, и все потому, что она продолжала держать Эверетта над моей головой, и я предпочел бы послать ей деньги, чем рисковать тем, что она не прокормит нашего ребенка.

— Ты собираешься дать мне деньги или как, Бастиан? — Южный акцент усилился от ее нетерпения.

— Ты прилетела сюда, чтобы попросить у меня денег. Это должно быть важно.

В ее глазах мгновенно появилась настороженность.

— Нет. Они мне просто нужны сейчас.

— Я дам их тебе.

— Хорошо…

— После того, как я увижу Эверетта.

Я наблюдал за тем, как в ее глазах рождается решение. Она знала, что я не могу поехать в Алабаму. Она также знала, что если она отвезет его на любую другую территорию, включая мою, я оторву Эверетта от нее и найду какую-нибудь яму, чтобы похоронить ее. Так глубока была моя ярость к ней, и я не пытался ее скрыть.

Не знаю, почему меня шокировало, когда она сделала шаг назад и сказала:

— Неважно. Мне не нужны деньги. Я что-нибудь придумаю.

Мои глаза сузились.

— Придумай что-нибудь, только не голодай и не пренебрегай моим сыном.

— Ты для него меньший отец, чем твой собственный отец для тебя, — прорычала она. Она всегда завидовала моим отношениям с ним.

— Если ты повредишь хоть один волосок на его голове, социальная служба быстро окажется у тебя на пороге.

— Они заберут его. Ты никогда не получишь его обратно.

— У меня нет недостатка в людях, которых я могу подкупить, Эльза. Ты, конечно, знаешь об этом.

Настоящей угрозой была не социальная служба. Это была семья Андретти. Как только они узнают о существовании Эверетта, его жизнь окажется под угрозой, и, возможно, я не успею его спасти. Я не мог так рисковать.

Но я не стал говорить об этом Эльзе, когда она, запыхавшись, унеслась прочь, развевая на ветру рваные розовые рукава, как раздвинутые губы киски.

И я поклялся, что, даже если мне придется умереть, я верну Эверетта у этой сумасшедшей.

Главное, что необходимо для счастья в этой жизни,

— это что-то делать, что-то любить и на что-то надеяться.

Джозеф Эддисон

АРИАНА ДЕ ЛУКА

На следующий день я не видела Бастиана. Наверное, к лучшему. Я бы не знала, что сказать, если бы увидела. Я просто хотела спокойно закончить смену и дать себе время подумать о том, чтобы сдать значок Уилксу.

Сдать значок.

Я не могла поверить, что до этого дошло. Я мало что знала о себе, но знала, что сдаваться противоречит моей природе, потому что каждый раз, когда я думала об этом, разочарование, гнев и обида бурлили в моем горле, практически требуя, чтобы я продолжала свою легенду, хотя мое сердце так сильно сопротивлялось этому.

Когда бар закрылся и все переложили обязанности по закрытию на меня, а я даже не успела вызваться, Винсент Романо вошел в бар один. За ним не было охранников.

Только он.

Я выстроила стены вокруг своего разума, и все во мне насторожилось, когда главный убийца семьи Романо зашагал в мою сторону. Его сшитый на заказ костюм и приталенная рубашка на пуговицах говорили о деньгах, но выглядел он изможденным.

Тонкие морщинки собрались на его лбу, как песчаные дюны в пустыне. Его щеки немного впали. Он был похож на мою тетю после того, как рак высосал из нее душу. Хотя у него были живые темные волосы, они утратили свою пышность, и его подтянутое тело тоже потеряло часть своей массы с тех пор, как я видела его в последний раз.

Мне не следовало этого делать, но я ослабила бдительность. Немного. Дело было в глазах. У Винсента Романо была жесткая внешность, но когда он смотрел на меня, эти ясные голубые глаза говорили о доброте. О мягкости. Я должна была быть твердой, как скала, но эта обложка превратила меня в шпаклевку.

Если честно, мне это нравилось. Я не хотела ожесточаться и становиться безжалостной. Так жить нельзя. Посмотрите на Бастиана. Я никогда не встречала такого напряженного человека, и он выглядел несчастным.

Я провела тряпкой по столешнице бара и слабо улыбнулась Винсу.

— Здесь только я. Думаю, ваш племянник давно ушел. Вообще-то я его сегодня не видела.

— Я здесь не ради него. Я здесь ради тебя.

Я замерла и уставилась на него, изо всех сил стараясь не выглядеть взволнованной.

— О.

— Ты очень хорошо говоришь для выпускницы Дегори.

Мои губы дрогнули. Кто бы мог подумать, что я буду сидеть одна в баре и перебрасываться легкомысленными колкостями с врагом моей семьи?

— Так мне говорят люди. Могу я предложить вам что-нибудь?

— Скотч, пожалуйста, дорогая. — Он слегка кашлянул, и я подумала, не принести ли ему стакан воды. Он действительно выглядел плохо.

Я налила стакан первоклассного скотча и протянула ему, с неподдельным беспокойством сведя брови, поставила бутылку рядом с его стаканом и спросила:

— Вы в порядке?

Он испустил долгий вздох.

— Я стар.

Не совсем. Я бы сказала, около пятидесяти. Может быть, чуть меньше шестидесяти. В нашей стране это даже не пенсионный возраст.

Я стояла и ждала, что он скажет. Когда он этого не сделал, я попыталась преодолеть неловкость, которую чувствовала.