– Артур, ты слышишь? – Люсиль улыбнулась, и от этой улыбки внутри него прокатился глоток темноты, больно ударивший в низ живота. «Я могу оставить их ночевать в доме… Нет… надо сначала разобраться во всем, увидеться с Эммой и понять, чего я на самом деле хочу… Мы все пьяные… когда просохнем, прояснится».

– Да… давайте перерыв на кофе, – невпопад сказал Артур.

После кофе Артур поступил в распоряжение Мишеля. Тот заставил его смотреть наверх, на ветки яблонь, сквозь которые крупными каплями падало солнце. Артур стоял, задрав голову, добросовестно позируя. Мишель, у которого свет был главным героем картин, а люди – только грузчиками, несущими сияние на плечах, голове, или в ладонях, рисовал свой эскиз гораздо дольше, чем Франсуаза.

– Мишель, шея!

– Да все, ты уже давно можешь голову опустить, я забыл сказать!

– Вы издеваетесь надо мной!

– Нет, Артур! Мы тебя любим, цени!

Дени усадил Артура на землю.

– Это одна из поз Будды, – сказала Франс, до сих пор что-то подправляя в своем рисунке, на котором Артур был очень похож. – Долго так не сиди – просветлишься.

– А что он еще нет? – спросил Мишель.

Вместо Будды на рисунке Дени появился человек-город, Артуру он очень понравился, Цоллерн пытался представить, как это будет выглядеть, если станет скульптурой.

Его отвлек Николя, твердивший, что срочно нужна газета. Артур пожал плечами: «в чем проблема?» – и пошел за газетами в дом. Николя сложил из газет две шапочки, похожие на большие кораблики. В макушке одной из них он прорвал дырку и подойдя к Артур сказал:

– Надень, пожалуйста.

На шее Артура красовался теперь странный воротник – шапка вверх ногами, а вторую шапочку Николя нахлобучил ему на голову.

– А без упаковки я совсем непрезентабельно выгляжу? – спросил Цоллерн у потешающихся гостей.

– Будешь спорить с хозяином теней – он тебя самого в тень превратит, – наставительно сказал Мишель.

– Артур, встань тут… вот так… еще чуть-чуть наклонись, чтобы тень была немного короче.

– Извини, я же не Пизанская башня, чтоб стоять под таким углом к поверхности, я так падаю! Дайте мне на кресло опереться хотя бы, а?

– Да, можно, мне только голова нужна.

Газета вокруг Артура уже начала его утомлять. Он замер, желая, чтобы Николя быстрее закончил, все смолкли, глядя на его тень – рыцаря в шлеме с поднятым забралом.

– Все, перекур! – Артур сел за стол, закурил.

Заметил, что Люсиль переместилась и сидела теперь сбоку от него, а не напротив.

– Пока ты куришь, я тебя нарисую, головой не верти!

– Вот, человеколюбивый художник!

– Она? Это ей скажешь, когда она дорисует!

Артуру было не видно, что получается, он видел только, что Люсиль рисовала уже на третьем листе.

– Докурил? Теперь ложись, – приказала она Артуру.

– Так сразу? – встрял Мишель, – может, мы хоть в сторонку отойдем?

– Ну, отойди, пошляк, – с усмешкой бросила ему Люсиль.

– Ложись на живот, голову поверни, ногу так, – она ногой слегка поправила его ногу.

Артур смотрел на нее с земли с любопытством. Люсиль встала на свое кресло, чтобы видеть его сверху, она быстро рисовала, меняла листы, потом подошла, присела, еще немного повернула в бок его голову, словно он был всего лишь манекеном. Через пару минут она разрешила ему встать.

Артур глянул на рисунок.

– Понимаю, не слишком оптимистично, но никак не могла отогнать этот образ, – сказала она серьезно. – Пусть лучше на бумаге останется…

– Как называется? – спросил Артур, разглядывая стремительно падающую фигуру, с протянутыми вперед руками и повернутой в профиль головой. Манера Люсиль, лаконичная, жесткая, была исполнена напряжения и страсти. Вокруг фигуры были едва намечены часы, колесо автомобиля и весы, остальные мелкие предметы Артур не смог идентифицировать.

– «Человек, летящий в пропасть».

– Что, не справился с управлением? – смеясь, спросил Николя.

– Не верь ей, Артур, эта злыдня не обладает пророческим даром, – сказал Мишель, глядя на рисунок.

– Причем здесь это? – вступился за нее Артур. – Каждый человек порой чувствует, что падает в пропасть. Мне такое иногда снится, – сказал он, повернувшись к Люсиль, – почему ты нарисовала весы?

– Это символ равновесия, сметаемого неумолимой силой тяжести, – ответила она.

Совсем стемнело. Артур вынес большие фонари со свечами, они расставили их у стола и развесили на деревьях. В небольшом шатре света, который образовался вокруг них, было тепло, таинственно и радостно. Артур молча улыбался, слушая их болтовню и думая о том, что давно уже так хорошо не проводил день.

Пора было разъезжаться. Они вызвали две машины. В одной уехали Николя и Дени, они жили рядом. Во второй – Мишель и на заднем сиденье Люсиль, Франс и Артур – он решил их проводить. Франс задремала по дороге, положив голову Артуру на плечо. С другой стороны от него сидела Люсиль, она просунула одну руку Артуру под спину, другую положила ему на живот и прижалась ухом к его груди, словно хотела услышать, что происходит в его сердце.

– Устала? – спросил Артур, перебирая кончики ее густых светлых волос.

– Да… Меня первую довезите, – она назвала адрес. – Знаешь теперь, где я живу, – тихо добавила она. – Желаю, чтобы все у тебя решилось – так или иначе.

– Спасибо!

Мишель вышел с ней – до его дома было недалеко – на прощанье еще раз поблагодарив Цоллерна. Франс проснулась, помахала им, и по дороге к ее квартире спросила шепотом:

– Ну что – она тебя клеила?

Артур хитро посмотрел на нее, поцеловал в щеку и ответил:

– Маленьким девочкам это знать не обязательно.

Дождь и птицы во мне

Час сочится уныло

Они понимают, что я

Умру осенью потому что

Часто дышу в пространство

И в сотрясении постоянном

Безымянное слово мучит меня

У меня нет друзей среди вас

Многие здесь понимают меня

Я никого не хочу поминать

Я узнаю на разбитом стекле

Память мою о дальнем море

Может быть я разобьюсь

Или уйду в песок

Я не хочу мерить жизнь

Мне нужно идти во тьму

Идти – зови меня, день

Я улетаю к тебе

Берегом легким уже

Сосны поют обо мне

Артур сидел у своего камня. Так называли все в доме огромный валун, лежащий в саду между двумя яблонями.

Проснулся он рано, с полчаса лежал в ванне в компании нескольких булыжников, потом оделся и вышел в сад. Стол они с Патриком еще не убрали, фонари пока висели на ветках, на их стеклах трепетали ласковые оранжевые блики. Под столом Артур нашел один из набросков Люсиль, видно, она выронила его, когда складывала свою сумку. Держа обмякший листок в руках, он обошел яблоню, под которой они стояли вчера, а потом обнял ее и долго стоял, прижавшись щекой к коре, на которой расцвел оливковый лишайник.

«Как много в жизни потоков, в которые ты можешь вступить, лишь сделай шаг в сторону от того, что считаешь своей дорогой. Как ты растишь свой путь, обрезая одну ветку и питая другую, и как чувствуешь иногда, что возможность, которую ты видишь в одну какую-то секунду, больше никогда не появится перед тобой… Или только так кажется, что у тебя есть выбор?»

Артур пошел к камню, сейчас наступало как раз то самое время, когда нужно было сидеть возле него. К его боку было так приятно прислонится спиной и щурится на восходящее солнце, представляя, что перед тобой расстилается не поле, а лагуна. Так было и тогда, когда Артура потеряли – в первый день, который семья Цоллернов провела здесь.

Артур хорошо помнил тот день. Вечером они приехали поздно и почти сразу легли спать. Утром сидели в столовой. Патрик принес завтрак. Он обратился к Артуру, который рассеянно рассматривал огромную залу.

– Чай или кофе, мсье Артур?

Артуру почему-то сделалось очень неловко оттого, что пожилой мужчина говорит с ним, мальчишкой, как с каким-то принцем – Патрик всегда был подчеркнуто и несколько холодно вежлив. Артур вспомнил друзей, оставшихся на побережье, – они были самого разного возраста, но общались друг с другом просто и без церемоний.