Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ему так нестерпимо захотелось уехать подальше от этих людей, которые неизвестно зачем присутствуют в его жизни. Он сел в машину и тихо выехал из гаража. Капли вчерашнего ливня, еще оставшиеся кое-где на стекле, медленно поползли вверх. Он остановился и какое-то время сидел, разглядывая их, вспоминая. Капли вчерашнего ливня…

Вчера… мокрый и темный город внезапно налетел на него раздражающе-ярким светом вывесок, ревом авто и мотоциклов, ухающей музыкой баров. Ливень разошелся. До фотомастерской и обратно к машине он бежал, но вымок так, будто плыл. В машине он достал платок, вытер лицо, закинул назад мокрую куртку. К стуку дождя примешивался какой-то другой звук. Андре повернулся в его сторону. По стеклу стучала женщина. Сквозь воду ее невозможно было разглядеть, он опустил стекло.

– Да?

Распущенные волосы уныло струились по ее щекам, а полудетская мордашка в боевой ало-сизой раскраске сморщилась в попытке улыбнуться.

– Можно с тобой? Недорого.

– Нет. – Он завел машину. Через окно на него попадали холодные капли. – Ладно… садись.

Она проворно забралась на заднее сиденье и завозилась, оправляя юбку, зашуршала курткой. Он обернулся, протянул ей платок.

– Сотри все это.

Она обиженно засопела, но послушно начала стирать тени и помаду, лицо стало беззащитным и измученным.

– Ну что, так больше нравится? – она тут же спохватилась, – просто работа…

– Давно работаешь?

– Ну… что тебе сказать, как тебе больше нравится? Сегодня в первый раз… конечно!

– Сколько лет?

– Работаю?

– Тебе!

– Двадцать, ну что все в порядке?

– Нет.

– А… сколько надо?

Они уже выехали из города. «Куда? Нужно было завернуть в мотель. Да с какой стати? Надо было высадить ее на заправке, дать ей денег на такси: Я передумал».

Но уже показались ворота дома. Он заехал в гараж. Когда он представил, что она войдет в его дом, у него появились совсем дикие идеи. «Знаешь, это дом моего приятеля, а в нашем распоряжении только этот гараж… В каком нашем распоряжении? Не хочу никакого нашего распоряжения!»

– Ну что, приехали?

– Ты перед каждым вопросом вставляешь свое «ну что»?

– Тебя интересуют мои ораторские способности?

«Студенка? Ораторские способности!»

– Да, знаешь, люблю, когда мне в постели читают наизусть речи Цицерона… в подлиннике…

– И кем ты себя представляешь, слушая Цицерона в постели, – Катилиной?

Он кашлянул, чтобы скрыть смешок. «Неплохо!»

– Давайте вашу зачетку!

Она улыбнулась.

– Что молчишь? Теперь ты должна сказать: «Профессор, умоляю, только не ставьте неуд, я готова на что угодно!»

– С играми – тариф другой!

– Да… не сообразил, а без игр и секса какой тариф?

– Такой же как за просто секс плюс компенсация за моральный ущерб. Что?! Потому что ты меня оскорбляешь!

– Лихо! Вылезай.

Они сидели и молча пили и жевали. Оттаявшие, вялые, затуманенные.

При кухонной подсветке ее было приятно разглядывать. Просто разглядывать как фотографию с моря у кого-нибудь в альбоме. Светлые волосы, высыхая, словно взбесились и лезли во все стороны, как соломины из стога, детские щеки, еще округлые… глаза, темно-серые, осоловелые от внезапного тепла.

– Как тебя зовут?

– Этель.

– Меня… можешь звать Андре.

– Ты один? – она смотрела на кольцо.

– Да. Ее нет, она умерла, иначе ты бы тут не сидела.

«Лучше бы не сидела. Запереть, чтобы ничего не стащила. Все равно, что подумает, собственно, все понятно».

– Там, на втором этаже, напротив лестницы комната. Белье в шкафу.

– А ты?

– У меня много работы.

– Помочь?

«Странная, или воспитанная, или неопытная, или все вместе. Если бы сейчас к словам прилагались руки, было бы гораздо сложнее».

– Иди спать.

– Понятно, – бросила она с долей презрения.

И уже из комнаты крикнула:

– А я не засну! Мне будет страшно! Одной в чужом доме, да еще если здесь кто-то умер!

– Чепуха, во всех домах кто-нибудь когда-нибудь умирал. Иди.

– Но я тебя жду!

Он налил еще чашку, принес ее в кабинет. Хотел сегодня закончить раздел. Раздел. Невозможно было снова вернуться в эту книгу сейчас. Лучше не прикасаться к ней, можно только все испортить. Не прикасаться. Просто пройти к себе, тихо, чтобы она не слышала. Она. Все равно, все мысли курятся вокруг нее, словно я моллюск, в раковину которого попала песчинка. Как там у Бертрана де Борна? «Все время хочет мой язык потрогать заболевший зуб». Магическая фраза, лучше, чем всякие куртуазные ухищрения.

Вышел из кабинета. Он старался ступать возле самых перил, но лестница все равно заскрипела, хлопнул дверью сквозняк, в ушах бухало, казалось, что ее звонкое «я тебя жду» все еще носилось в воздухе и билось в двери, стены, мебель, вызывая какой-то странный рокот, словно звук, оттолкнувшись от стола, шкафов, полок был голосом самого дома – я тебя жду-у-у!

Он пошел в северную башню. Взял в руки белый дневник и остановился с ним у окна в свете луны. В полумраке он не сразу заметил, что отворена дверца одного из книжных шкафов. Сунув дневник подмышку, он взялся за дверцу, чтобы закрыть, но старые петли заклинило, он слегка дернул, пытаясь вправить шкафу сустав. Коварная дверца теперь легко поддалась, он потерял равновесие и сильно качнул шкаф. С верхних полок посыпались книги, хлопая и шурша, словно обезумевшие птицы. Андре отшатнулся и не удержавшись упал навзничь. Книги теперь шлепались на него, больно попадая по ребрам, животу, паху. Когда это закончилось, он осторожно выбрался, подвинул лестницу, принялся аккуратно ставить их на полки, осматривая каждую на предмет надрывов и ушибов, а некоторые выборочно читая. Прошло около часа, а гора книг почти не уменьшилась. Пол до двери был завален ими, выйти невозможно.

Он сел за стол. Даже хорошо, что это странная случайность так его задержала здесь. Она, наверное, уже давно заснула. Можно спокойно полночи разбирать книги.

Ощущение враждебной чужой воли нахлынуло на него вместе с усталостью. Так бывало и раньше, но ему нравилось чувствовать себя пленником в библиотеке. Вот и теперь старые вещи смотрят и ждут, когда он вернется в их распоряжение, они готовы запереть его в своем мире, и он не решается прекословить установленным законам: ничего кроме прошлого, хранимого этим домом, все дни под шелест старой бумаги и пергамента. Он поставил еще несколько книг на полку. Надо прокопать хотя бы проход к двери. Просто так перелезть этот завал он не решался. Наступить на книги? Дверца шкафа от сквозняка заскрипела, и в этом сухом звуке было что-то от презрительного смеха. Ему тоже стало смешно. «Это твой золотой дождь? Мне должно быть этого достаточно? Но сегодня в твоей магии трещина, глупо, но сегодня почему-то мне недостаточно». Он снял туфли и осторожно пробрался в коридор. Пока обувался, заметил придавленный вспухшим старинным томом белый дневник, уже потянулся помочь ему, но понял, что сейчас он снова в ловушке – готов провести всю ночь с воспоминаниями, с дорогими, но ушедшими уже людьми, которых не вернуть.

Из северной башни вниз, в комнату, где, наверное, уже спала Этель, вела винтовая лестница, его каблуки отстукивали по ней отчаянный и печальный ритм.

Книга открыта: Продавец имен

В тот день Продавец имен как обычно стоял в центре городской площади. Перед ним на небольшом переносном столике громоздились толстая темная книга, пузатый глиняный кувшин с водой, полуощипанная гроздь винограда и пара персиков. Рядом лежали металлические весы, совсем такие, которыми скульпторы обычно снабжают богинь правосудия, в затянутом кожаном мешочке, небрежно брошенном тут же, проглядывались очертания крупных монет. С утра на протяжении нескольких часов Продавец имен не сделал ни одного движения и теперь пошевелиться было трудно. Он стал статуей. Где-то в раскаленном вибрирующем воздухе плавала строка из современного перевода Горация. Раньше оно было длиннее, но новый переводчик изложил, в духе времени, лишь главное: «Я памятник себе». Точка. Конец. Продавец имен отмахнулся от строки как от назойливой мухи. Мысли его в виде облаков с резкими очертаниями сменяли друг друга на лиловатом глянце небес. Был полдень. Город почти вымер от жары. На площади никто не появлялся. Никто. Даже безымянные.

7
{"b":"907688","o":1}