– На всякий случай – она окручивает мастерски…

Артур вернулся в свое кресло и закурил. Люсиль отпила из своего бокала, потом обошла стол, зашла за спину Артуру, положила руки ему на плечи.

– Ты какой-то напряженный, Артур, задумчивый. – Ее пальцы выминали, – словно он был комом глины, – то, что она хотела: боль, заставляющую его сводить лопатки, и желание.

Так все обычно и происходило, когда Цоллерн-младший не был влюблен. Девушки, считавшие себя вправе вторгнуться в его одиночество, нравились Артуру уже этой своей смелостью, и если он чувствовал себя свободным от каких бы то ни было внутренних обязательств, он нередко поддавался. «Почему нет?» – если не можешь ответить на этот вопрос, значит «да». Сейчас он не знал, как ответить, вроде бы несколько бурных дней и ночей и расставание по изложенному Роландом методу ничего ужасного в себе не таили, а то тяжелое чувство обреченности, которое охватывало его при встрече с Эммануэль, никакого счастья не предвещало. Люсиль, похоже, вообще не интересовало, что он думает – ее нахальные поцелуи и соломенные пряди волос уже забирались за воротник его рубашки.

– Люсиль, – Артур немного отстранился от нее, повернулся, – хочешь кофе?

– Лучше еще вина.

Артур наполнил ее бокал и себе налил немного. Она села рядом.

– Ты очень красивая, – тем, кому Артур просто симпатизировал, он легко мог говорить подобное, и это получалось всегда искренне – красивыми и добрыми Артур считал почти всех. – Ты умная, очаровательная девушка, но я…

– Все так плохо? – спросила она с иронией.

– Ну что ты! Просто потому, что я не хочу начинать новых отношений, пока не разберусь в том, что сейчас у меня на душе, не выясню, чего мне ждать в ответ.

– Ты влюблен?

– Да. Скорее всего, это закончится неудачей, – спокойно сказал Артур.

– У вас уже было?

– Нет.

– Хочешь совет?

– Знаешь, брат говорит, что давать мне советы бесполезно, – улыбнулся он.

– От меня же не убудет. – Видно было, что она простила ему отказ. – Так вот совет: измени – и сразу получишь ее, ну, или разлюби. Поверь моему опыту, как только остынешь…

– Но… мне тогда будет уже не нужно, если я перестану любить…

– Ну, не скажи, когда ты слегка подостыл и просто позволяешь любить себя – это очень неплохо. Довольно удобно и приятно.

– Мне так не кажется.

– А ты попробуй!

Артур решил не переубеждать ее.

– Извини… – сказал он, благодарно улыбаясь. Ему нравилось, что она говорит обо всем просто, не стесняясь своего мнения, которое он считал циничным, и не бравируя им – просто, как говорит человек, который знает многое. – Если бы мы встретились в другое время…

– Так в чем проблема? Решай свои вопросы – я подожду.

– Спасибо, но, думаю, со мной тебе было бы скучно – я совсем обычный.

– Артур, знал бы ты, как мне осточертели павлины и распиздяи, которых так много среди моих знакомых. Я уже не маленькая девочка, может быть, я даже старше тебя…

– Не поверю!

– Мне двадцать семь лет, и вести богемную жизнь мне уже поднадоело. И если я найду кого-нибудь надежного, я брошу это все к черту, займусь каким-нибудь делом вместе с мужем.

– Но ведь у тебя талант, почему ты хочешь отказаться…

– Не то, чтобы хочу, но смогла бы, если поняла, что придется выбирать… Можно? – она отобрала у Артура оставшиеся полсигареты.

– Пожалуйста… Знаешь, я желаю тебе, чтобы выбирать не пришлось, чтобы ты встретила человека, который поддержит тебя… «Если все будет плохо, то почему нет?» – Артур посмотрел на девушку, пытаясь представить, возможно ли такое. Понял, что она прочла его мысли, и так смущенно улыбнулся, что Люсиль засмеялась.

– Прости, – тихо сказал Артур.

– Ты ничем не обидел меня, можно даже сказать, поддержал… – она встала, и Артур поднялся. – И я тоже хочу… в знак дружеской поддержки…

Поцелуй, на который ему захотелось ответить, и вправду был хорошей дружеской поддержкой. В эти поцелуи вплелось все вокруг – и колыхающиеся блики и тени на их лицах, и сладкие нотки вина, остававшиеся на губах, и то дыхание мира, которое кажется тишиной. Она не была бесплотным созданием, вроде Франс, она была сильной, уверенной, мудрой, чем-то похожей на яблоню или лошадь. И эта жизненная сила вдруг сделала все простым и ясным. Мелькнувшая мысль о том, как давно с ним этого не происходило, привела за собой и другую мысль: он не хочет быть один и не будет, даже если настолько сильных чувств, как к Эммануэль, он ни к кому не испытывает. Если все будет не так, значит, будет по-другому.

– Наши возвращаются, – прошептала Люсиль, – как вовремя!

– Еще далеко, – ответил Артур, уводя ее за дерево и снова целуя.

– Ну и видок у тебя, – рассмеялась Люсиль, отстраняясь, – как у мальчишки, который поцеловался в первый раз! Скорее закури и выпей!

– Хочешь, я покатаю тебя на моей лошади?

– А ты сам?

– Понимаешь, они уже немолодые все, а я довольно тяжелый, что их мучить? Новых заводить мы не будем. Это отец… увлекся сначала, хотел, чтобы все было так – красиво, чтобы мы вчетвером катались. А вообще недешево держать их, да и не то что денег жалко, просто как-то бессмысленно.

– И что с ними будет?

– Ничего, доживут себе спокойно, надеюсь, ну, если дом вдруг продавать не придется. Кстати, я же хотел вам дом показать…

– Да, лучше я дом посмотрю вместе со всеми.

В его кабинете Люсиль долго стояла перед картиной – портретом девушки, который Артур все не мог решить куда повесить.

– Память о ком-то?

– Да.

– Можно перевернуть?

– Конечно.

Она прочла подпись художника и год.

Все с удовольствием прогулялись по дому, особенно Мишель, он вспоминал другой дом – дедушкин, где бывал в детстве, а Франс, которая тоже была внутри впервые, приуныла. На половине брата Артур показал только библиотеку. Проходя мимо комнаты Роланда, Франсуаза прочла табличку на двери. Это был грустный ответ на ее мысли. «Нет».

Вернувшись за стол, Мишель наполнил всем бокалы.

– Хочу выпить за героя сегодняшнего дня!

– О-очень скромно! – с шутливым укором произнесла Люсиль.

– Не обо мне речь-то! Давайте выпьем за Артура! Признаться, Артур, то, что ты задумал, и то, что ты сегодня устроил для нас, меня удивляет! И больше всего удивляет, что ты делаешь это, словно по-другому никак и нельзя. К моему стыду, я не раз пытался догадаться, что же стоит за всем этим в тебе. Я редко верю в бескорыстие и альтруизм… И предлагаю выпить именно за эти твои редкие качества. И я не случайно назвал тебя героем, потому что сейчас мы тебя в него превратим – мы хотим тебя порисовать.

– Этот коварный план ты вынашивал с самого нашего знакомства, я знаю, – погрозил Артур Мишелю, – и значит, сейчас, когда я один, а вас много…

Все засмеялись, обсуждая, как будет происходит пленение и расправа.

– Не волнуйся, раздевать не будем, на первый раз. Портретные зарисовки тебя устроят? Посиди немного.

– Я и так сижу.

– Нет, ты сидишь не так – тебе скажут, как надо. Может, и постоять придется… На каждого минут по пять – это примерно полчаса. Ребята только альбомы взяли и уголь. Франс, давай, ты первая.

– Артур! Ну, перестань рожи корчить! Хватит! Не улыбайся! Сядь спокойно и смотри… ну… вот на Люсиль смотри! Руки вот так! – Франс показала, что он должен подпереть руками подбородок. – Что сложного? Ты всегда так сидишь!

Тут Цоллерн-младший не выдержал и расхохотался.

– Сосредоточься! – сказала Люсиль, – играем в гляделки. Кто первый засмеется, тот…

– Я! – снова засмеялся Артур. Он приложил ладони к щекам, стараясь удержать улыбку. – Весело с вами! У меня уже щеки болят… и живот!

– Вот и не ржи!

– Ладно, я постараюсь, Франс!

Он снова подпер кулаками подбородок, и поглубже вздохнув, стал смотреть на Люсиль. «Почему так? Те, в кого я влюблялся, хотели чего-то исключительного, их не устраивала обычная жизнь, к какой я только и чувствуя себя способным, Эммануэль тоже стремится к чему-то такому, чего в моей жизни нет. А Люсиль, человек, обладающий талантом, наоборот хочет только простого и надежного, и чтобы понравиться ей, мне не пришлось ничего делать. Наверное, настоящее чувство не может даваться слишком легко – раз и все хорошо! А может быть, это только иллюзия, которую кто-то вдолбил нам в головы: страдать, стремиться к чему-то недостижимому. Все эти страдания должны же когда-нибудь заканчиваться!»