— Вы уверены, что оно безопасно? — спросил капитан.

— Ну… — главглаз пожал плечами, — не думаю, что с их возможностями у нас в системе вообще где-то безопасно, но в какой-то мере это так. Я считаю, что есть несколько уровней возможностей и интересов разных инопланетян в нашей системе, и уровни эти достаточно сильно различаются. Вероятно существуют и какие-то ограничительные параметры или системы, которые заставляют инопланетян действовать только в определенном спектре возможных воздействий. Гаврош, кстати, со мной согласен.

— Стоп! — Капитан хлопнул рукой по столу. — Кто такой Гаврош? Я уже не в первый раз слышу это имя.

Главглаз помялся.

— Ну…Тут я пока не разобрался, но кажется наш неожиданный гость накрутил на наш БУНИК очень навороченную эмоциональную матрицу, которая позволяет ему вести себя практически как человек.

Капитан пожал плечами:

— Разве это такая уж диковина? По-моему у него их и так было несколько.

— Да? — главглаз улыбнулся, — и почему же тогда вы запретили БУНИКу их использовать?

Игорь Анатольевич задумался.

— А ведь действительно… И кажется я понимаю, почему. Со временем он начал меня раздражать. Не знаю почему.

— Это собственно довольно распространенная причина и на Земле, — главглаз кивнул. — Подспудно человек начинает чувствовать фальшь и неестественность поведения таких эмоциональных матриц и это подсознательно на него давит. По статистике семьдесят пять процентов людей через несколько месяцев или совсем выключают эмоциональную матрицу своих УНИКов или снижают их динамичность до уровня, когда их просто нельзя спутать с человеком. Даже самообучение матриц не помогает. Так вот, времени конечно прошло пока мало, но Гаврош пока не вызывает такого отторжения. Я одним местом просто чувствую, что и не вызовет.

— Странно, я даже не знал о такой ситуации с матрицами. Но со мной он общается как обычно! — удивился капитан.

— Просто шифруется, — улыбнулся главглаз.

— Это так, БУНИК-348? — спросил капитан в потолок.

— Кхм… Ну, где-то так, — раздался мальчишеский голос. — Извините, я не хочу, чтобы меня отключали.

Игорь Анатольевич недоуменно пожал плечами:

— Ну, в общем-то сами разбирайтесь. Это твоя епархия, — он посмотрел на главглаза и тот кивнул. — Продолжай.

— Мы с Гаврошем видим для нас большую проблему. Во-первых, судя по всему, нас решили уничтожить. Во-вторых, несмотря на возможные терки между инопланетянами, о чем мы можем догадываться с высокой степенью достоверности, так как на своей шкуре почувствовали отношение к нам обоих сторон, а сколько их — мы не знаем… то весьма высока вероятность повторного нападения. В-третьих, как говорит Гаврош, он может «прыгнуть» только в этот район астероидного пояса. Из любого другого, но только сюда. Как он говорит, это «последний шанс» и им мы воспользовались. Если нас найдут здесь — мы, кроме наших новых ракет, беспомощны. Да и вообще, нет гарантии, что нас не просчитали после первого раза и даже если мы уйдем отсюда и нас вынудят снова прыгнуть, то мы не попадем в устроенную тут ловушку. То есть — своей страховкой мы уже воспользовались и ее у нас больше нет. — Он замолчал.

Даже через виртуальность капитан почувствовал тяжесть, повисшую в воздухе.

— Можно мне сказать? — вдруг подал голос Гаврош.

Капитан удивленно посмотрел на главглаза. Тот недоуменно пожал плечами.

— Говори, — разрешил капитан.

— Эль Багдади мне оставил свой контакт, если возникнет необходимость в помощи.

Ник

Удивительно, но след племяшки вел в Австралию. Я даже не поверил сначала. Где эта Австралия, а где река Ангара. Тем не менее, вектор направления определился. Но я решил перестраховаться и выстроил путь пунктиром. Каждые триста-пятьсот километров снимались, если не было, или уточнялись с помощью воздушных элементалей частотно-волновые характеристики пространства — в эти точки я прыгал, осматривался (интересно все же!) и уточнял направление. Впрочем, изначальный импульс в сторону Австралии оказался верным.

Внизу, в юго-восточной Азии, часто встречались развалины современных мне городов. Эти некогда перенаселенные страны теперь выглядели дико и заброшено, очертания побережья полностью изменились, городов нет, людей тоже. Видел один город, разрушенный и заросший джунглями. Природа берет свое. Лет через двести археологи и ученые будут ломать копья о предназначении тех или иных предметов.

Один раз раскинутая ментальная сеть (даже в этой обстановке не забываем тренироваться! Как раз нечто вроде лабораторной попалась на том потоке сознания, где изучал архейские методики) показала нечто странное. Спустился, поискал среди деревьев джунглей и сердце сжалось — все-таки книга Маугли была не придумана. Голый, грязный и волосатый ребенок лет десяти игрался с дикими обезьянами. И не скажу, что его обижали — вон как дал под зад своему обидчику. Начал думать, может что-то сделать с ним, но увидев, как тот переговаривается с обезьянами на их языке, угукая и что-то показывая жестами, полетел дальше. Печально все это.

Раньше как-то не особо мною воспринимались эти негативные изменения на Земле. Сталкиваясь в основном с развитым обществом, явно продвинувшимся дальше моего, что вроде как говорит о положительном тренде развития, я не воспринимал информацию о катаклизмах и войнах как нечто жутко как деструктивное. Даже виртуальные карты не особо как-то впечатляли и видео с подаренного УНИКа. Воспринималось это как хороший фантастический фильм. А сейчас, глядя своими глазами на то, что лежало внизу, было очень неприятно. Не знаю почему — не мог понять. Вроде бы нашел сестру, родню, у них все хорошо (правда надо решить маленькую проблемку с племяшкой), а вот сейчас стало неприятно. Вспоминаю улыбчивые и приветливые лица вьетнамцев и тайландок и становится не столько грустно, а в душе возникает какая-то злость на тех, кто это сделал или допустил. Интересно — почему это? Один из вариантов — явно наблюдаю некое давление на мою ментальную сеть. Еле-еле чувствуется, как ментальный отпечаток, запах давнего разложения. Но думаю не только в этом дело.

Но и нельзя сказать, что было только безлюдье и опустошение. Кое-где было и вполне по современному. И летающие автомобили и местами явная перенаселенность, хотя в ста километрах в сторону — безлюдные земли, иди да стройся. Но нет. Своя логика послекатастрофного и послевоенного развития развития, неизвестная мне.

Потом полет над водой. Мощные ощущения. Я даже какое-то время не прыгал, просто летел. Потом устал лететь как вингс-лист на ветру, поменял на стрекозиные крылья своего летательного аппарата. Наверно случайно так вышло, но прямо подо мной из воды выпрыгнул огромный кит. Мне показалось даже, что он пытался меня поймать, но это конечно показалось — я высоко летел. Я улыбнулся — мне безосновательно показалось, что если эти животные выжили, то все будет хорошо. И вообще, и на моем пути.

И вот какой-то город на юге Австралии. Меня он не интересовал сам по себе и мне даже было не интересно как он называется. Главное, это конечная цель моего путешествия.

Я спустился и пошел пешком, пытаясь точнее определиться да и просто оглядеться, что это за общество. А оно явно отличалось от виденного мною в России. Дома сплошь двухэтажные, с воздуха видел вдалеке остовы двух небоскребов, которые не выдержали землетрясений. Народ выглядел серо и просто, лишь некоторые выделялись качеством, я бы сказал богатством здоровья, и презрительно смотрели на остальных. Да, серьезное у них тут разделение.

Машин мало, народ в основном пешком ходит. Да в общем и город небольшой, по ощущениям захолустный. Тысяч на сто жителей. Удивительно, с какого перепугу тут моих детей держат (Ха! Второй поток сознания схватил первый поток за язык и ехидно спросил «чьих-чьих детей?!»). Редкие вывески на зданиях в виде каких-то непонятных цветовых клякс: наверное это своеобразный код, который можно прочитать с помощью местного аналога УНИКа. Чувство тревоги резко выросло, и я бегом побежал к дальнему зданию, где и находилась моя внучатая племяшка.