Несомненно, что такие сооружения требовали больших издержек, не говоря уже о дополнительных расходах на барельефы и скульптуры, украшавшие многие погребения. Несомненно и то, что это были погребения знати с разветвленной и уходящей далеко вглубь родовой генеалогией.
Где и как хоронились ликийские крестьяне и ремесленники, не приписанные к какому-либо знатному роду, — мы не знаем. Может быть, они сооружали наземные деревянные погребения. Во всяком случае, других ликийских некрополей до нас не дошло, а явное подражание деревянным постройкам свидетельствует, что первоначальные погребения и вообще были деревянными.[975]
Родовой характер дошедших до нас ликийских погребений требовал приспособления гробниц к ряду повторных захоронений. Поэтому в каменных гробницах делались плоские выступы, напоминающие ложа, на которые, при повторных захоронениях, мертвецы иногда накладывались один на другого; в некоторых случаях эти выступы делались один над другим, наподобие каютных коек; в саркофагах также производились повторные погребения. Поросовый камень содействовал быстрому и полному уничтожению всех подверженных гниению частей покойника.
И повторность погребений, и характер надгробных надписей говорят о существовании в Ликии сильной родовой знати, возглавляемой, может быть, потомками тех чистокровных 80 матриархальных семейств, о которых сообщает Геродот.[976]
Уже у Гомера мы встречаем и ликийский демос[977] и ликийскую знать — Αυχίων ηγήτορες ανδρες,[978] вооружение которых отлично от греческого.[979]
На ликийских монетах и в V и в IV вв. до н. э. преобладают изображения местных ликийских династов.[980]
В фрагменте из трактата Гераклида Понтийского о ликийцах дошло до нас ценное известие о древней Ликии: «Ликийцы проводят жизнь, занимаясь пиратством. Пользуются же не законами, но обычаями и с древних времен управляются женщинами. Давших ложные показания продают, а имущество их обращают в собственность народа».[981]
Треубер считает, что свидетельство о разбое ликийцев непосредственно связано с каперской войной ликийцев против родосских торговых кораблей; поэтому он склонен видеть в основе сообщения Гераклида Понтийского родосский источник.
В одном отношении, по-видимому, Треубер прав: сведения об исторической Ликии могли исходить прежде всего от родосцев, территориально близко расположенных к Ликии и настроенных весьма агрессивно.
С другой стороны, пиратство является ранней формой сношений, когда производства на рынок еще нет, а нужда в недостающих товарах уже ощущается.
Ликийцы выступают перед нами еще в Тель-Амарнской переписке как пиратские племена. Аменхотеп III был занят постоянно охраной побережья Дельты от пиратских нападений ликийцев, и в правление Эхнатона царь Алашьи (Кипра) сообщал, что «Lykki» ежегодно опустошают одно поселение за другим в береговой полосе его страны.[982] Ликийских наемников мы встречаем в Египте в правление XXVI династии фараонов.
Таким образом, на протяжении веков ликийцы представляли из себя воинственные племена, поставляющие пиратов и наемников. Отсутствие письменного права, строгие родовые законы, применяемые на родовом суде, — все это говорит о глубокой архаичности древней Ликии, той Ликии, с которой очень рано, может быть еще в IX—VIII вв. до н. э., впервые враждебно столкнулись родосцы.
Все исследователи согласны, что ликийцы сопротивлялись греческой колонизации Малой Азии. В то время как северо-западное побережье полуострова покрывалось сетью греческих колоний и туземцы либо оттеснялись в глубь материка, либо попадали в зависимость, либо (частично) вовлекались в переселенческий коллектив, Ликия оставалась нетронутой греческим колонизационным движением.
Весь IX, VIII, VII и, может быть, даже часть VI вв. до н. э. родосцы вели борьбу с ликийцами, пытаясь укрепиться на побережье Ликии и проникнуть в плодородные и богатые кораблестроительным лесом ликийские долины.[983]
На юго-восточном побережье Малой Азии очень рано, по-видимому, даже раньше Гелы,[984] была основана на границе Ликии и Памфилии родосская колония Фаселида, первая и единственная в то время греческая колония в Ликии.
Об основании Фаселиды родосцами дошло до нас несколько скудных сообщений.
В сохраненном у Афинея фрагменте Филостефана Киренского основателем Фаселиды назван аргосец Лакий, которого некоторые именуют линдийцем, брат Антифема, основателя Гелы. Он был послан Мопсом (по оракулу матери Мопса, Манто, дочери Тиресия) на запад для основания Фаселиды, где купил землю у некоего Килабра за соленую рыбу. Поэтому ежегодно фаселитяне приносят ему в жертву соленую рыбу, чтя Килабра, как героя.[985]
По второму варианту, братья Лакий и Антифем прибыли в Дельфы, и здесь Пифия приказала Лакию плыть к восходу солнца, а засмеявшемуся Антифему — к солнечному заходу.[986]
Третий вариант мы встречаем в фрагменте Геропифа: Лакий, выводивший колонию, предложил пастуху Килабру, пасшему скот, плату за землю, и Килабр из всего предложенного Лакием выбрал соленую рыбу. Этот рассказ приведен в объяснение обычая фаселитян приносить в жертву соленую рыбу.[987]
Уже Иммиш, касаясь легенды, отмечал смесь древних и более новых наслоений. Герои легенды Мопс, Манто и Лакий связаны с древним святилищем Аполлона — Кларосом, вблизи Колофона.[988]
Иммиш различал три версии сказания о Манто: первая — о Манто, жрице Аполлона в Кларосе, прибывшей в Дельфы в виде добычи после падения Фив и названной в Дельфах Дафной. Вторая версия, связывающая Манто с Лакием / Ракием, корнями уходящая в Крит. По этой версии, прибывшая из Дельф Манто с людьми захвачена в плен у Клароса и становится женой правителя Клароса критянина Ракия; от их брака рождается Мопс, который затем становится основателем Колофона. И, наконец, третья версия, коринфская, которая связывает Манто с бакхиадом Зогреем.
Лакий называется то аргосцем, то линдийцем.[989] В Памфилии был известен Ракий как муж Манто и отец Памфила.[990] В версии Геропифа налицо, несомненно, связь истории возникновения Колофона с основанием Фаселиды; критское происхождение Лакия указывает, по мнению Иммиша, что образ критянина принадлежит древнеколофонской легенде, в то время как брак его с Манто не первоначален.
Святилище Клароса, по-видимому, очень древнее и его культ восходит к догреческому культу солнечного божества с женщиной-жрицей во главе его. Позднее, может быть в VIII в., образ этой древней жрицы принимает черты ионийской сивиллы, пришедшей из Греции (Дельф). Она предстает перед нами в образе Манго, матери Мопса, победителя карийцев, который, изгнав аборигенов Клароса, стал посредником между Кларосом и ионийцами. Ракий отступает на второй план. Отцом Мопса становится Аполлон, а Ракию / Лакию постепенно отводится второстепенная роль.[991]
Для нас во всем изложенном интересно прежде всего тог что основание Фаселиды стоит в какой-то непосредственной связи со святилищем Клароса и легендами об основании Колофона, почему Геропиф и помещает рассказ об основании Фаселиды в свой трактат ιεροι Κολοφωνίου.
