Однако мы не можем согласиться с Вейнрейтом, что, начиная с Нового царства, Египет вступает в период железного века и что на основании этих скудных и разрозненных находок можно сделать вывод, что железо распространялось совершенно свободно.[895] Гораздо осторожнее и правильнее вывод И. М. Лурье о том, что с Нового царства железо (по-видимому, привозное) изредка применялось и не для украшений. Ничтожное применение железа объясняется, как указывает проф. Лурье, техническим несовершенством египетских плавильных печей, «которые при плохом топливе (кустарник и сушеный навоз) не позволяли довести нагрев до нужной температуры — 1150°».[896] Таким образом, о применении железной техники в военном деле не приходится говорить вплоть до эллинизма. В литературе последнего времени есть тенденция считать, что египетская бронза имела очень высокую твердость, не уступающую даже твердости современной стали.[897] Однако наблюдения ученых, производивших опыты в лаборатории Бельгийского музея над хирургическим ножом и резцом для обработки камня, не могут явиться материалом, позволяющим сделать обобщение о высокой твердости бронзового вооружения египетских войск. Во-первых, датировка названных предметов остается пока неизвестной; во-вторых, если бы даже предметы относились не к эллинизму, а к более раннему периоду, то и тогда было бы недостаточно данных для такого широкого обобщения. Оба исследованных предмета имели специальное назначение; цементация одного из них и прибавление берилла к другому требовали дополнительных издержек: в одном случае — это издержки времени и квалифицированной рабочей силы, в другом случае — это издержки и материальные. Несомненно, что при массовом производстве для нужд египетской армии и те и другие издержки были невозможными. С одной стороны, они вызвали бы сильное повышение цен на оружие, с другой — очень бы замедлилось производство вооружения. В лучшем случае подобные изделия могли бы служить для вооружения знати, а не рядовых воинов. Поэтому общераспространенное мнение о преимуществах вооружения греческих наемников-гоплитов перед ливийскими войсками египтян остается, как нам кажется, в силе. В Новом царстве появляется, правда, и кожаный панцырь, обшитый бронзовыми пластинками для защиты тела. Но такой панцырь также был «чрезвычайно дорогим вооружением»[898] и был доступен только представителям египетской знати.[899] Превосходство греческого железного вооружения «закованных в медь» гоплитов ощущалось и греками: сознание греческого превосходства отражено и в гомеровском описании пиратского набега в Дельту; оно выступает и позже в изобразительном искусстве Ионии VI в. до н. э. Достаточно указать на появление ранней карикатуры на древневосточные изображения. Таково изображение борьбы Геракла с египтянами на знаменитой чаше Бусириса VI в. до н. э., где огромный загорелый Геракл убивает сразу 10 маленьких египтян. Это — пародия на египетские изображения подвигов фараона[900] и одновременно — демонстрация физического превосходства греков в образе популярнейшего народного греческого героя — Геракла (рис. 29). Таким образом, Египет нуждался в Родосе как поставщике наемников; родосские города нуждались в дружбе с Египтом. Наличие Врулии обеспечивало родосским городам прямую и быструю связь с дельтой Нила. Политика всех родосских городов в этом отношении была единой, но, может быть, наиболее активную деятельность развивал Линд, на территории которого возникла Врулия, и Камир, в саисских по времени погребениях которого была обнаружена посуда из египетского фаянса с картушами, несущими имена Тутмосиса III, Рамсеса, Априеса и скарабей с картушем строителя пирамид — Хуфу. Раскопки итальянских археологов еще нагляднее свидетельствуют о теснейшей связи Камира с Навкратисом. Это позволяет предположить, что главным экспортером навкратийских скарабеев в Грецию был Камир.
Рис. 29. Ваза Бусириса. Не случайно, что в период влияния минойско-микенской культуры Родос находился в тесном общении с Египтом Рамессидов; после бурного и темного периода, сопровождавшегося падением Микен и передвижением племен в Эгейском море, вновь растущие города дорийского Родоса возобновили свои сношения с Египтом Псаметиха, Априеса и Амасиса. Эта тесная связь, прерванная персидским завоеванием, греко-персидскими войнами, Пелопоннесской войной, вновь была возобновлена при первой же возможности и стала основой внешней экономической политики эллинистического Родоса. Вопреки мнению Блинкенберга о полной разобщенности трех родосских центров до синойкизма, мы считаем, что эта, если так можно сказать, «египетская» политика родосцев как раз свидетельствует о полном единстве внешней политики всех трех родосских центров — Линда, Камира и Ялиса. По нашему мнению, такое единство политики родосцев позволило, например, Геродоту при перечислении участников навкратийского эллениона, обозначить все три города одним именем острова «Родос». Легенда о брате Египта Данае, основателе храма Афины Линдийской, разработанная на Родосе (не позже VII в. до н. э.) на базе родосско-египетских связей, явно свидетельствует о том, какое важное значение имел Египет для Родоса уже в этот ранний исторический период. По легенде, Данай (по некоторым другим вариантам — его дочери), прибывший на Родос из Египта и гостеприимно принятый родосцами, основал самое древнее и самое знаменитое на острове святилище — святилище Афины на акрополе Линда, которым гордились и которое чтили жители всех родосских городов.[901] Легенда о Данае, истоки которой, вероятно, уходят еще в микенский период, относит к седой древности — вплоть до Троянской войны и Тлеполема — не только дружбу Египта с Родосом, но и родство их друг с другом. Тлеполем, ойкист родосских городов, становился при этом лишь продолжателем дела Даная, и все три города Родоса оказывались обязанными своими именами трем дочерям Даная.[902] Воскрешение, разработка и популяризация этой легенды имели определенную цель — увековечить необходимую для Родоса экономическую связь с Египтом в традиции: два брата, Египет и Данай, связанные кровным родством, обязывают к соблюдению постоянной дружбы страну Египет и Родос, рожденный к жизни Данаем и его тремя дочерьми — Линдой, Камирой и Ялисией.[903] 5. Ликия и Фаселида На юго-западном побережье Малой Азии, к востоку от о. Родоса и в непосредственной близости к нему раскинулась Ликия, страна, овеянная легендами с гомеровских времен. Впервые с ликийцами мы встречаемся в «Илиаде», где они выступают союзниками Трои; их вождями были Главк и Сарпедон.[904] Геродот считал ликийцев племенем, родственным критянам,[905] и Сарпедон, по преданию, был братом Миноса, выселившимся в Ликию с Крита. Ликийцев считали строителями киклопических построек Микен и Тиринфа в Арголиде.[906] С ликийцами же связывается предание о Беллерофонте, по имени которого назывались и отдельные демы в районе Ксанфа; там же помещали и его могилу. Существует мнение, что именно в микенскую Арголиду, в территорию которой входил и Коринф, миф о Беллерофонте (еще без связи с Пегасом) был занесен из Ликии.[907] вернуться И. М. Лурье. История техники древнего Египта, стр. 202. вернуться Ср.: Лурье, там же, стр. 200. «По-видимому, египтяне умели достигать в изготовлявшихся ими инструментах значительной твердости. Совсем недавно были опубликованы предварительные результаты анализа двух предметов: хирургического ножа и резца для обработки камня, произведенного в лаборатории Бельгийского музея искусств и истории (к сожалению, датировка этих предметов в опубликованном отчете не указана). Оказалось, что оба инструмента имеют столь высокую твердость, что, по словам отчета, «им нечего завидовать тем (инструментам, — И. Л.), которые изготовляются из наших современных специальных сталей». В отношении хирургического ножа такая большая твердость была достигнута путем цементации (последовательной закалки), а в отношении резца — путем прибавления небольшого количества берилла». вернуться Возможно, конечно, что мнение о необычайной военной слабости египтян в сравнении с греками несколько преувеличено. Ср.: Mallet, Premiers établiss. grecs, стр. 39. Сравнение у Малле египтян с туземным населением Америки, встречающим на своих берегах „греков“-испанцев, конечно, неверно. Но первое впечатление от греческих гоплитов было довольно сильным и, вероятно, не скоро изгладилось. вернуться J. D. Beazley and В. Ashmole. Greek sculpture and painting. Cambridge, 1932, стр. 5-6. вернуться Эта легенда засвидетельствована уже Геродотом (Her., II.182). Она же встречается и в других источниках: Marm. Par., стр. 14-17. — Diod. V.58.1. Отголоски этой легенды: Strab. XIV.655. — Diod. Laert. I.6. — Callim. fr. 105. Apollod., Bibl. 2, I, 4, 5-6 {так — HF}. Хеффтер (M. W. Heffter. Die Götterdienste auf Rhodos im Altertume, 2, Zerbst 1829, 83 сл.) и Бекер (Aug. Becker, De Rhodiorom primordiis. Leipzig, 1882, стр. 115-117) видели в этом предании непосредственное отражение исторической действительности. Ван-Гельдер (VG, стр. 39-40), отрицая историчность этого мифа, считает возможным установить на его основании только наличие непосредственных отношений Родоса с Египтом и Родоса с Аргосом. вернуться Так понимал роль Тлеполема в связи с легендой о дочерях Даная уже Рауль-Рошетт (Raoul-Rochette, Hist. établiss. col. grecques, II, стр. 274). Блинкенберг (Chr. Blinkenbeg. Hermes, XLVIII, 1913. стр. 242-243) считает, что первоначально миф гласил так: Данай прибыл с дочерьми на Родос, где в благодарность за данное ему указание, касающееся кораблестроения, он основал святилище Афины и три города, назвав их именами трех дочерей, умерших на Родосе. Блинкенберг предполагает, что Lindos, Kamiros, Ialyssos, так же как и Rhodos, могут быть женскими именами; если же нет, то можно было образовать имена типа Lindo и т. д. вернуться Блинкенберг (там же, стр. 243) говорит о двух „конкурирующих“ мифологических версиях легенды о возникновении родосских городов. Ср: Пиндар (Pind., Οl. II.71/130 сл.): "После того, как он (Зевс) создал новый остров, бог (Гелиос) породил от Роды семь сыновей, которые превосходили всех людей мудростью и искусностью. Один из них снова произвел на свет трех сыновей — Ялиса, Камира и Линда. Последние разделили остров между собой. Каждый взял себе город с прилегающей областью, и таким образом они поделились". Диодор (V.58.1): „В эти-то времена Данай с дочерьми бежал из Египта. Переплыв в Линд, что на Родосе, и будучи принят местными жителями, он воздвиг святилище Афины и посвятил изваяние богине. Из дочерей Даная три скончались во время пребывания в Линде, остальные вместе с отцом Данаем отплыли в Аргос“. Блинкенберг, отстаивая свой тезис о разобщенности трех родосских центров, высказывает по поводу двух вышеприведенных вариантов легенды об основании Камира, Линда и Ялиса ряд остроумных, но, как нам кажется, недостаточно обоснованных соображений. Так, по его мнению, оба мифа конкурируют друг с другом. В обоих преданиях на первом плане стоит основание Линда (город и святилище здесь, по мнению автора, совпадают). В основе сказания о Гелиадах лежит ялисское предание, которое тем не менее уже в раннее время получило широкое распространение. Однако упоминающееся в нем основание храма Афины Линдии принадлежит уже линдийцам. Второе предание о Данаидах — линдийского происхождения. В Линде были налицо две основные группы населения: земледельческая и торговая. Земледельческое население чувствовало очень тесную связь с островом и со своими сородичами; оно обычно справляло праздник Гелиоса на северной оконечности острова. Мореходные же обитатели побережья устремлялись за пределы острова. Это были те, которые основали фактории в Египте, колонии на западе и востоке и создали из Родоса в отношении искусства и ремесла ионийскую провинцию. Блинкенберг считает, что "оба предания отчетливо несут следы этих двух различных слоев населения. Один из этих слоев считает основателями городов и культов родосской земли детей этой земли, другой, по определению Блинкенберга, „более интернационального характера“ — связывает основание Линда и линдийского святилища с изобретением мореходства и с приключениями из морской жизни: высадка, смертный случай, дальнейшее плаванье" (Hermes, XLVIII, стр. 243-44). Единственно убедительным моментом в рассуждении Блинкенберга кажется нам его утверждение о принадлежности двух версий одного мифа двум разным центрам: Ялису и Линду. Остальное — сомнительно. Неясно, почему линдийские земледельцы должны отправляться для празднования в Ялис и почему Афина удовлетворяет их меньше, чем Гелиос. Не слишком убедителен и психологический анализ земледельческой и торговой группировок Линда. Гораздо умереннее и вернее предположение Ван-Гельдера: линдийское предание о Данаидах отражает торговые связи Родоса с Египтом и в частности с Навкратисом. Но и помимо ряда неясностей трактовка Блинкенберга находится в противоречии с его же гипотезой о разобщенности родосских городов. Земледельческое население Линда чувствует тесную связь со своими ялисскими сородичами и совместно с ними справляет праздник Гелиоса. „Ялисская“ версия мифа оказывается, в сущности, „ялисско-линдийской“. Таким образом, и материал мифов свидетельствует лишь о наличии местных преданий в каждом из городов, но не дает повода устанавливать их разобщенность. Между тремя торговыми городами, расположенными на небольшом острове, до их слияния, несомненно, могло существовать торговое соперничество. Однако мы думаем, что торговое соперничество говорит не о разобщенности, а наоборот, как раз об отсутствии такой разобщенности. Оно доказывает, что три города входят в определенную систему торговых отношений и что их интересы переплетаются. При известных обстоятельствах, в первую очередь при колонизации и внешних сношениях, общность интересов этих городов обычно берет верх над местными противоречиями. вернуться Il., VI.145-211; V.472-490. Единоборство Сарпедона с Тлеполемом: Il., V.633 сл. вернуться Her., I.173: ср. How and Wells, Commentary on Herodotus. Ι, стр. 133-134. вернуться Киклопы, по распространенной версии предания, считались выходцами из Ликии; ср.: О. Treuber. Geschichte der Lykier. Stuttgart, 1887, стр. 51 сл. — Strab., VIII.11.1 (Треубер считает вероятным источником Страбона — Гекатея). вернуться Один из демов ликийского города Тлоса назывался Bellerophonteios (ср.: ТАМ, II, 2, 548а, строка 12), в Ксанфе — Iobateios (ср.: ТАМ, II, 1, 283 в, строка 1-2; 309, строки 1-2, 6-7; 313). В руинах Тлоса было найдено изображение борьбы Беллерофонта, в Термессе — его укрепления. Гроб Беллерофонта находился, по преданию, вблизи Ксанфа. Ср. Treuber, там же, стр. 55 сл. Недалеко от Ксанфа Беллерофонт убивает химеру; о прибытии его в Ксанф ср.: FHG, III, 14 сл. |
