– Она сначала должна была позвонить мне, – заявила Митци. – Я твой операционный директор. Я устроила эту встречу. Ты должна была подключить меня к разговору.

– Я не подумала, – хмурясь, ответила я, – и очень удивилась.

Митци вздохнула:

– Ну, что сделано, то сделано. Какой смысл теперь переживать.

Я представила, как она ходит по своей комнате с маской на лице и со стаканом зеленого сока в руке.

Стоило ли сообщать ей прямо сейчас, что я собираюсь отказаться от предложения? Я долго репетировала перед зеркалом, пробуя разные интонации, но сейчас, когда появилась такая возможность, вдруг испугалась.

– Ты должна немедленно вернуться, – сказала Митци, прежде чем я открыла рот. – Мы проконсультируемся с моими юристами и назначим встречу с Эллой, чтобы спланировать дальнейшие шаги.

– А разве не надо сначала все обдумать?

– О чем тут думать? – удивилась Митци.

– Много о чем.

– Ну, конечно, мы договоримся насчет денег и условий.

Я затихла.

– Почему ты молчишь? – с подозрением спросила Митци. – Почему не радуешься?

– Я просто думаю…

– Сколько можно думать? У тебя была целая неделя на раздумья, ты и так непростительно долго помалкивала на этот счет. И хочешь еще подумать?

– Это серьезный вопрос.

Длинная пауза.

– Но мы же согласимся, да? – В голосе Митци внезапно прозвучала озабоченность.

Ее «мы» взбесило меня. Но почему? Митци была моим операционным директором. И имела полное право говорить во множественном числе?

– Не знаю, – сказала я. – Умница – моя. Я всегда представляла, что буду сама руководить компанией, занимающейся ее разработкой.

– Кому охота руководить компанией? – фыркнула Митци. – Управление, контакты с людьми, пресс-релизы, кадровые перестановки. Зачем возиться с этим самой, когда можно получать только удовольствие, генерируя идеи и продавая их большим компаниям, которые будут решать за тебя все организационные вопросы? Кому это нужно?

– Мне, – тихо ответила я.

Митци вздохнула.

– Для начала просто возвращайся. Мы встретимся, обо всем поговорим, и все будет в порядке. Хорошо?

Я кивнула, радуясь, что она не обиделась.

– Хорошо.

Мне хотелось рассказать всем о предложении «Вилбо» – пусть знают, что я не просто знаменитость на час, а серьезный человек, Основатель. Но написать об этом в соцсети я не могла. Пока нет. Поэтому вместо новости опубликовала тизер – фото моих губ крупным планом, к которым я прижимала палец с наманикюренным ногтем, словно говоря: ш-ш-ш. Подпись под снимком гласила: «Ждите больших новостей!»

– Ну и что это за новости? – спросила меня Амина за завтраком.

– Пока не могу сказать.

– Тогда зачем писать?

Я пожала плечами:

– Это способ поделиться информацией, когда не можешь раскрыть подробности.

Амина закатила глаза:

– Я знаю, что такое хвастовство онлайн. Просто не думала, что ты тоже в это втянешься.

– Это не хвастовство, – проговорила я, начиная раздражаться и не понимая, почему она цепляется ко мне в первый же учебный день.

– Как скажешь, – вздернула бровь Амина.

Я не успела произнести ни слова в свою защиту, потому что пришло сообщение от Митци.

>В «Вилбо» через час. Даже не упоминай про уроки. Мы встречаемся с Эллой

Я отодвинула тарелку с хлопьями.

– Мне надо идти.

Амина даже не спросила, куда я собралась. То ли догадалась, что это имеет отношение к Митци, то ли ей было все равно.

Встреча проходила в том же конференц-зале, что и в прошлый раз. Мы с Митци сидели по одну сторону длинного стола, Элла – по другую. Она предложила мне миллион двести долларов за Умницу и возможность работать в «Вилбо» в качестве консультанта.

– Консультант, – проговорила я. – Что конкретно это значит?

– С тобой будут советоваться относительно развития и ребрендинга, – объяснила Элла. – Ты также сможешь предлагать команде свои идеи. При этом необязательно работать полный день. Оплачиваться будет не только затраченное время, но и твоя экспертная оценка.

– А что значит ребрендинг? – спросила я.

– Есть вероятность, что оформление Умницы изменят. Мы хотим, чтобы она стала узнаваемым продуктом «Вилбо» и встроилась в линейку товаров компании.

Это мне не понравилось. Что они сделают с Умницей? И станут ли реально прислушиваться к моему мнению? «Предлагать команде свои идеи» не значит влиять на решения. Получается, мне заплатят за то, чтобы я сидела там и наблюдала, как Умницу разберут на составные части, а потом сложат из нее что-то совсем другое?

– Давайте поговорим о цифрах, – вмешалась Митци. – Миллион двести – слишком мало. Мы все знаем, что за ИИ – будущее. Нам также известно, насколько сложно найти настоящую нейросеть, а не прикрывающийся блестящей вывеской обычный поисковик.

Лицо Эллы оставалось спокойным и непроницаемым.

– На какую сумму вы рассчитывали?

– Миллион восемьсот плюс пятилетний контракт со мной и Шиа в качестве старших консультантов.

Почему Митци так хочет стать консультантом?

Элла сложила руки на столе.

– Готова согласиться на миллион пятьсот и трехлетний контракт с возможностью продления.

Проблема заключалась в том, что мне не нужны были ни дополнительные деньги, ни трехлетний контракт. Я хотела оставить Умницу себе.

Митци откинулась на стуле.

– Это возможно… – начала она.

Но я ее перебила:

– Я не хочу продавать Умницу.

В комнате стало тихо. Митци бросила на меня угрожающий взгляд. Элла удивилась:

– Мы можем еще поднять цену, если ты об этом.

– Нет такой суммы, за которую я ее продам.

Элла внимательно посмотрела на меня:

– Может быть, ты хочешь еще подумать?

– Ей обязательно надо подумать, – вставила Митци. – Мы должны переговорить наедине и посоветоваться.

– Я не хочу ни с кем советоваться, – сказала я как можно тверже. – Это мое изобретение, и я планирую создать собственную компанию, которая займется разработкой Умницы.

– Я поняла, что ты не хочешь советоваться, – процедила сквозь зубы Митци. – Но я твой операционный директор. Мы должны вместе обсуждать важные решения, а не принимать их спонтанно.

– Я основатель и генеральный директор, и Умница не продается.

Митци бросила на меня такой взгляд, словно хотела сказать: «Век бы тебя не видать».

– Это твое решение, и, значит, так оно и будет, – проговорила Элла.

Она сложила документы, сунула их в портфель и проводила нас к выходу.

Мы с Митци ехали в лифте молча. Я открыла было рот, чтобы объясниться, но она быстро вскинула безукоризненно наманикюренный палец:

– Не говори со мной. Не сейчас.

Двери лифта открылись, и она быстрым шагом пошла вперед, не оглядываясь, едва замечая мое присутствие. Я уже начала сомневаться, подвезет ли она меня. Не придется ли вызывать такси? Увижу ли я ее еще когда-нибудь?

Возле обочины Митци остановилась, сжала виски в раздражении. Я ждала, готовая ко всему. Но она, обернувшись, лишь вздохнула.

– Все будет в порядке, – сказала Митци. – Мы это решим. – Знаком подозвала меня к себе, подняла руку с телефоном. – Изобрази радость, – приказала она, выжимая из себя улыбку, и сделала фото.

По дороге домой я заглянула в «Фаçад». Она уже запостила снимок с подписью: «Ждите важных новостей! Скоро! Оставайтесь на связи…»

В тот день я прогуляла оставшиеся уроки и прошлась по магазинам, чтобы развеяться. Казалось страшно несправедливым, что мне пришлось отказаться от семизначной суммы, а единственный человек, который был в курсе, возненавидел меня за это. Требовалось срочно восстановить уверенность в себе, и самым действенным способом были покупки. Я зашла в дорогой бутик, схватила, не глядя на ценники, одежду с вешалки, протянула «Волт» и при виде лица консультанта сразу почувствовала себя сильнее. Затем запостила фотографии с загадочными подписями: «Праздную чудесные новости», «Следите за обновлениями, чтобы не пропустить кое-что важное!» И с каждым лайком, комментарием, поздравлением и предположением, что же случилось, мое настроение поднималось.