Казалось бы, общество убийцы и его жертвы должно было бы произвести на меня большее впечатление, но, если уж начистоту, ничего такого не было. Меня скорее тревожило, что я оставляю сундук в обществе того, кто прогрызет в нем дыру в надежде найти там бутылку, пистолет или четки.
* * *
Главный коридор первого класса около часа дня
Из показаний, записанных Дэниелом О’Доудом и капитаном Джеймсом Бриггсом из отделения полиции Нью-Йорка 20 декабря 1847 года, через две недели после убийства. Джон Уэйнрайт, матрос-ямаец, охранявший каюты первого класса, вспомнил, что слышал нижеизложенный разговор, доносившийся из кают-компании или гостиной, и сперва принял его за ссору лорда и леди Кингскорт. «Они все время ссорились и ругались, — пояснил он, — но капитан приказал нам не вмешиваться».
ЖЕНЩИНА. Прочь с глаз моих, мерзавец.
МУЖЧИНА. Умоляю. Пять минут.
Ж. Да если 6 я только знала, что ты на борту, бросилась бы в воду. Убирайся!
М. Мне нет оправдания. Я горько стыжусь того, что сделал.
Ж. Что проку с твоего стыда? Никакого проку! Слышишь, сукин ты сын? Даже если ты целую вечность будешь гореть в аду, это не составит и минуты от той кары, что ты заслужил.
М. Я любил тебя. Я голову потерял.
Ж. Мою родную невинную доченьку? Утопить, как дворняжку?
М. (сокрушенно). Не я же ее утопил.
Ж. Нет, ты, и сам прекрасно это знаешь. Ты все равно что сунул ее в воду и душил ее своими руками, убийца.
М. Мэри, прости меня, ради Бога…
Ж. (кричит). Ребенка родного брата? В котором течет кровь твоих родителей? Ах ты, сатанинское отродье! Ах ты, гад ползучий!
М. Мэри, я даже не думал, что он способен на такое. Жизнью клянусь, я не знал. Да и откуда бы мне знать?
Ж. Все ты знал, ты же видел, нас вышвырнули на дорогу, как грязь.
М. Я не думал, что до этого дойдет. Я не знал, что его будут бить. Если б я только был там, обязательно помешал бы им, клянусь.
Ж. Скорее, помог бы им.
М. Никогда. Богом клянусь, я помешал бы им. И за это на меня донесут «Людям долга» [?].
Ж. Так тебе и надо. И пусть они тебя убьют. Я только посмеюсь.
[Мужчина «испустил очень громкий пронзительный крик».]
М. Тогда смотри! Смотри, что они сделали со мной. Нравится? Видишь? По-твоему, я это заслужил? Ты бы сама взяла в руки нож, сделала бы со мной такое?
[Женщина ничего не ответила.]
М. Я всю Коннемару обошел, искал тебя, Мэри. Тебя, Николаса, малышку. Я обошел все поля от Спиддала [?] до Уэстпорта, все ноги стер.
Ж. (кричит). Ах ты, подлый грязный лжец! Будь проклят тот день, когда я подпустила тебя к себе! Сукин ты сын, выблядок, а не мужчина.
М. Нехорошо так говорить, Мэри. Тебе не идет.
Ж. Он проклял тебя перед смертью. Так и знай. На тебе проклятье священника, и ты его не снимешь.
М. Не говори так, Мэри.
Ж. Чтоб когда ты посмотришь на воду, тебе мерещился его призрак в аду. Чтоб тебе ни одной ночи не спать. Чтоб ты сдох в страшных муках. Слышишь? Чтоб ты сдох!
Послышалось шарканье. Женщина громко завизжала.
Тут матрос постучал в дверь. Ему не ответили. Последовала перепалка на языке, которого он не знал. В комнате что-то разбилось. Тогда матрос, ослушавшись приказа, открыл дверь, опасаясь, что ссора кончится непоправимым.
В каюте оказался трюмный пассажир Пайес Малви и мисс Мэри Дуэйн, служанка Мерридитов. Рубаха его была распахнута, он плакал.
Матрос спросил мисс Дуэйн, всё ли в порядке. Она молча вышла из каюты, явно в сильном волнении.
Мистера Малви попросили покинуть каюту и вернуться к себе. Он повернулся, и свидетель с ужасом заметил на груди и верхней части живота Малви огромный шрам «в форме сердца с буквой И внутри». Шрам очень сильно гноился, кожа почернела от гангрены. «Вонь была такая, я аж с порога учуял».
Не говоря ни слова, Малви покинул каюту.
Обеденный зал первого класса на верхней палубе около двух часов пополудни
— Что происходит?
— Обед. Хотя, наверное, он уже закончился.
— Капитан Локвуд сказал, что нам с детьми впредь нельзя выходить за ограждение. Почему?
— Спроси об этом Локвуда. Не я командую кораблем.
— Грантли говорит…
— Мне нет ни малейшего дела до того, что говорит твой драгоценный Грантли. И прочие тоже. Слышишь, Лора? Вы с твоим драгоценным Грантли можете хоть утопиться, мне все равно. Признаться, это было бы очень кстати.
Она села за стол.
— Дэвид… это правда?
— Что правда?
— Что нам угрожает опасность?
Он перевернул страницу газеты.
— Не глупи.
— Замки? Засовы? Охрана? Запреты? Я только что видела в коридоре семерых вооруженных караульных. Теперь в первом классе невозможно уединиться, поговорить с глазу на глаз.
— Какая неприятность, теперь тебе нельзя уединиться.
— Я говорю не только о себе, но и о твоих детях. Я не для того их растила, чтобы им устраивали тюрьму. — Помолчав, она добавила: — И это несправедливо по отношению к Мэри.
— Мэри сделает, что прикажут.
Подошли два стюарда, забрали посуду. Грязные капли брызнули на половицы.
— Ты мог бы внимательнее отнестись к этой девушке. Учитывая обстоятельства.
— Не понимаю, о чем ты.
— Прекрасно понимаешь. Не хуже меня.
— Я тебе уже объяснял, она старый друг нашей семьи.
— Это на твоей совести, Дэвид. Я не жду и не требую объяснений. Но и не потерплю лицемерных осуждений.
Он повернулся к ней. Она смотрела на море.
— Нам угрожает опасность? Я имею право знать.
— Это глупые слухи, черт побери. Сплетни, не более того.
Она спокойно кивнула.
— Мальчики тоже под прицелом?
Мерридит не ответил.
— Как ты это выяснил?
— Если тебе действительно нужно знать, нас предупредил Малви. Тот самый человек, ради которого ты не готова пошевелить своим драгоценным пальцем. К счастью, не все такие отпетые снобы, как ты, иначе нас бы всех уже пристрелили сонных.
Подошел преподобный Дидс, поздоровался с Мер-ридитами. Он принес подарок на день рождения Джонатана и отдал графине книгу Джона Ньютона «Гимны Олни». Заметив, что супруги ссорятся, не остался с ними, а сел за другой стол, дальше того, за которым сиживал прежде. Лорд Кингскорт вернулся к чтению. А когда поднял глаза, увидел, что жена его беззвучно плачет.
— Лора.
В глазах ее стояли слезы, катились по щекам.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Прости меня, Лора. Я был слишком резок с тобою.
Она скривилась, всхлипнула мучительно, душераздирающе. Впервые за долгие годы они сознательно прикоснулись друг к другу. Супруги переплели пальцы, Лора плакала. Сглотнула комок, обвела взглядом палубу; на лице ее читалось несказанное недоумение.
— Ничего не случится, Лора. Ничего. Я обещаю. Она снова кивнула, поцеловала костяшки его пальцев. Поднялась и быстро ушла.
Кладовая Пайеса Малви около 4 часов пополудни (Как вспоминал много лет спустя Джонатан Мерридит — на момент событий ему было восемь лет.)
— Все в порядке?
Малви подскочил; они вошли в тесную каюту. В складках муслина на его кровати лежала корочка хлеба и кусочек сыра.
— Да, сэр. Спасибо, сэр.
Бедолага так перепугался, точно явились его арестовывать.
— Славно. Славно. Какая у вас хорошая рубаха.
— Это ее светлость дала, сэр. Я не хотел брать.
— Чепуха. Вам она идет куда больше, чем мне.
— Вы очень добры, сэр. Спасибо, сэр. Для меня большая честь познакомиться с ее светлостью. Ока очень добрая женщина, сэр, очень.
— Я смотрю, она вам и поесть принесла.
— Спасибо, сэр, да, сэр.
— Вот и хорошо. Малви, мы хотели вам кое-что сказать. Мы с капитаном.
— Сэр?
Мерридит подтолкнул сына локтем. Мальчик шагнул вперед и монотонно, с неохотою произнес заученные слова:
— Мистер Малви, я хотел бы пригласить вас сегодня вечером к нам на чай по случаю дня моего рождения, если, конечно, у вас не найдется неотложных дел.
