Зимой, когда с лип опадают листья, я вижу надгробие их матери из окна, у которого сижу и пишу. Прекрасная дочь, которую мы потеряли, покоится подле нее. Я часто их навещаю, теперь почти каждый день. Мне нравится слушать стук колес проезжающих мимо трамваев, гудки буксиров, заходящих с реки — напоминание о том, что этот шумный город на самом деле древний остров, доисторическая скала, сокрытая бетоном. Каждое утро на кладбище поют странные птицы. Старик священник много раз говорил мне, как они называются, но последнее время у меня все вылетает из головы. Наверное, это не важно. Поют, и хорошо.

Весной на кладбище гуляют парочки, конторские служащие, студенты университета. Порой я вижу, как ребенок ловит сачком удивительных бабочек в зарослях крапивы позади часовни. Этот светлый мулат, маленький чистильщик обуви, который насвистывает южный госпел, пробираясь на цыпочках меж могильных плит и посмеиваясь себе под нос, сажает бабочек в стеклянные банки и продает на своем рабочем месте на Двенадцатой улице. Вскоре и надо мною будут петь птицы. Врачи говорят, дни мои сочтены. Мне хочется думать, что мальчик будет насвистывать надо мной госпел, а когда вырастет, то и его сын. Но я знаю, что этому не бывать. Я уже ничего не услышу. Не на что надеяться, нечего бояться.

Все, что описано выше, было на самом деле. Это факты.

Что же до остального — подробностей, акцентов, приемов повествования и композиции, событий, которых, может, и не было, или были, но совершенно иначе, нежели здесь описано, — всё это принадлежит воображению. И я не стану извиняться за это, даже если кому-то и покажется, что следовало бы.

Может, они и правы — по крайней мере, со своей точки зрения. Взять реальные события и превратить их в нечто другое — задача, за которую нельзя браться беспечно и хладнокровно. Читатели сами ответят себе на вопрос, стоило ли так поступать и этично ли это. Любой рассказ о прошлом способен вызвать подобные вопросы: можно ли понять историю, не спрашивая, кто ее рассказывает, кому и для чего.

На вопрос, кто же убийца, я отвечу так: на стене его кабинета висит портрет чудовища, который он вырезал из газеты семьдесят пять лет назад, когда по молодости верил, что цель оправдывает средства. Любовь и свобода — чудовищные слова. Сколько зверств творится ради них. Убийца был человек очень слабый и рассудительный: такой способен на что угодно. Он верил, что не сможет жить без того, чего жаждет, а то, чего он жаждал, принадлежало другому. И по ночам он плакал именно об этом. Он плачет и сейчас, но уже по другой причине. Он сам не знает, решился ли бы на столь ужасное дело, если бы предмет его желаний был свободен. Он называл это уродство «любовью», но то была отчасти ненависть, отчасти тщеславие и отчасти страх: извечные причины, по которым люди идут на убийство. Он не мыслил жизни без обладания предметом своих вожделений. Одни называют это патриотизмом, другие любовью. Но убийство есть убийство, как ни назови.

Теперь он старик, и жить ему осталось всего ничего. За и идеи его на улице, люди приветливо улыбаются. Они знают, что когда то он что-то писал, но что именно, не знают. Давным-давно, встречаясь с президентами и знаменитостями, он собирал пита ты для своего труда. Но те времена длились иедолго, и он обрадовался, когда они миновали Каждое утро он навещает могилу жены. По вечерам сидит у окна и пишет, а со стены на него смотрит портрет другого убийцы. Иногда тот напоминает ему о Пайесе Малви, иногда о Томасе Дэвиде Мерридите, но чаще о других неприкасаемых, которые, насколько ему известно, дожили до преклонных лет и умерли в своей постели.

У многих на «Звезде» были секреты, постыдные тайны. Мало кто хранил свою тайну так долго.

Взгляд убийцы пробуждает в памяти многое, но чаще всего то, о чем он порой забывает. Что каждое изображение, запечатленное на бумаге, заключает в себе призрак своего творца. За рамкой, за краем, зачастую находится место, где скрывается тот, о ком идет речь. Присутствие его изменчиво, неуловимо, однако все ж таки ощутимо — из-за маски. Он здесь, убийца, в картинах, которые пишет. А еще в них таятся нерассказанные истории, как во всяком, кто когда-либо ненавидел, течет кровь его бесчисленных предков. Каждой женщины. Каждого мужчины.

До самого Каина.

Г. Грантли Диксон

Нью-Йорк

Великая суббота, 1916 год