– Кыш! Кыш от меня! – закричала я, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой, когда эти твари стали неспешно приближаться ко мне. Как бы сейчас пригодилось умение левитировать! Даже разнесчастная табуретка в камере отсутствовала, некуда запрыгнуть, спасаясь от монстровидных «крыс». – Помогите! Спасите! Пожирают! – заголосила я, не особо надеясь на появление смотрителя, а просто так, от отчаяния. Само собой никто не откликнулся, уверена, что подземелье в этот час пустовало, а старик мирно спал в своей постельке.

В панике я бессмысленно задвигала руками, шаря по карманам. Что я там искала? Припрятанную кувалду? Или крысиный яд? Нащупала хлеб, попутно отбрыкиваясь от мелких монстров. Они активно атаковали мои ноги: кусали, царапали и пытались по мне взобраться наверх. Чего им на полу не сиделось? Замерзли? Или непрерывно прибывающим сородичам свободное место уступали?

– Ешьте хлеб, а не меня! – я забросила кусок в угол под рукомойником.

Маневр подействовал, и голодная орава грызунов бросилась отвоевывать друг у друга пищу, оставив в покое мои ноги. Ненадолго. Но я успела воспользоваться короткой передышкой и достать еще пару хлебных ломтей.

– Что ж вы голодные такие? Почему вас развели, а не кормят? Специально на студентов натравливают? Ма-а-а-ма-а-а!

Хлеб закончился гораздо быстрее, чем мне бы хотелось. Вот что мне, обжоре, стоило оставить булочки? Глядишь, на дополнительные пять минут отсрочила бы нападение жуткой пакости. А теперь что? Позволить себя заживо сожрать?

– Наси-и-илую-у-ут! – заорала я, сдирая горло до хрипоты. Сама не знаю, что на меня нашло, и зачем я это проверещала, но главное ведь результат, правда?

Мощнейший удар по двери, и та, распахнувшись, жахнула по стене. Хорошо, что я в этот момент стояла в другой стороне, а то меня непременно пришлось бы соскребать с каменной кладки – сила у Яррина немереная. Парень ворвался в темницу, и в ней стало тесно даже дышать.

– Кто? – озирался он, меча глазами молнии. Ноздри широко раздувались, казалось, вот-вот дым повалит.

– Они! – сдала я без колебания «крыс» и для верности ткнула пальцем в полчище грызунов, толкущихся на полу и пытающихся цапнуть меня, пока я выплясывала чечетку во имя собственной безопасности.

Яррин прошипел незнакомое мне заклинание, изобилующее шипящими и свистящими звуками. К моему огромному удивлению, твари послушно развернулись и поползли вверх по стенам к потолочным щелям, где довольно быстро скрылись, будто их здесь и не было.

– Это ты их как так? – прокаркала я, охрипшая от крика.

– Заклинанием. Его на пятом курсе изучают в рамках предмета влияния на животный мир, – отозвался угрюмый Яррин и тихо прикрыл за собой дверь. – Сильно крысы тебя поранили?

Значит, эти монстрики – действительно местные крысы? Ужас! Даже не знаю, в каком мире грызуны отвратительнее и опаснее.

– Не очень. Ты вовремя. А кстати, откуда ты узнал, что я здесь? И почему пришел?

Яррин одарил меня взглядом, в котором читалось явное сомнение в моих умственных способностях.

– Списки штрафников в холле висят на всеобщем обозрении. А пришел потому, что подобное наказание не для тебя. Ты – человек, ни магией одаренных, ни звериной регенерацией не обладаешь. Да и крыс, как правило, девчонки не очень любят. Грызуны травмировать по-настоящему, конечно, не смогут, но шкурку попортить вполне в состоянии.

– Тогда почему так поздно пришел? – возмутилась я, противореча самой себе.

С виноватым видом Яррин протянул мне крошечную баночку со знакомой мазью.

– Вот, Лотт передал. Смажь повреждения, я отвернусь.

– А-а! – догадалась я. – Встретил старого знакомого и остановился поболтать? – Яд из моих слов прямо сочился. И чего меня понесло? Перенервничала? Или грублю из-за неловкости, буквально витающей между нами?

– Нет. Лотт шел к тебе на помощь, пришлось его остановить и переубедить вернуться к себе в комнату.

– Зачем? – продолжила я допрос, попутно нанося целебную мазь на руки.

– Совсем заигралась? Забыла, что ты женщина?

– И что? Крысы меня поедали, а не раздевали!

– И поэтому ты орала, что тебя… – намеренно упустил он конец предложения, ехидно улыбаясь. Он надо мной насмехается?

– Ладно! Я поняла. Хорошо, что Лотт не прибежал, иначе я могла выдать себя.

– Кроме того, – уже на полном серьезе добавил Яррин, – кто-нибудь из преподавателей, особо рьяный, мог, зная о твоей дружбе, – парень поморщился на этом слове, – с соседями по комнате, проследить за отлучившимся Лоттом. Поймайся он здесь, твое наказание продлили бы.

Усевшись на плащ, все еще лежавший на полу, я стянула сапоги и закатала штанины. Яррин деликатно повернулся ко мне спиной. Просить его о помощи, разумеется, не стала. Хотя очень хотелось – на ногах царапины и укусы оказались более глубокими и рваными – для крысиных зубов даже толстая кожа сапог не стала преградой – пришлось обрабатывать, сдерживая болезненное шипение.

– А что насчет тебя? Тебе здесь можно находиться?

– Никому и в голову не придет искать меня здесь. Наши отношения для всех – тайна. – И так он это произнес, что у меня мурашки по всему телу побежали. Наши отношения… Как звучит… Я даже про боль забыла. Руки машинально смазывали повреждения, а я витала в облаках с блаженной улыбкой.

Яррин знал, что я – человек, но тем не менее бросился на выручку. Говорит ли его поступок об особом расположении? Или нет? Значит ли, что он хотя бы чуточку тревожился в этот раз не о Танае, а обо мне, Тане?

Ох! Забудь, Танюха! Вечно размечтаешься, а потом переживаешь. О чем там Яррин толкует?

– К тому же, – продолжал парень, не ведая о моих душевных терзаниях, – я весьма хорош в иллюзиях и могу при необходимости замаскироваться под стену. Лотту пока такое не под силу.

– Я всё! – со стоном облегчения сообщила я, пытаясь надеть сапоги так аккуратно, чтобы не задеть лишний раз обработанные раны.

Яррин обернулся. Одна его бровь приподнялась, пока парень с удивлением наблюдал за моими выкрутасами. Правда довольно быстро он сообразил причину столь изощренных телодвижений и присел передо мной на колени. Злосчастная обувь из моих рук перекочевала в его крупные ладони. Яррин быстро и ловко надел на меня один, а затем и второй сапог. Я не успела ничего почувствовать, кроме теплых пальцев на своих голенях. Яррин резко отдернул руки от моих ног после того, как обул меня. А для надежности встал и отошел к противоположной стене.

Эх, говорю же – размечталась. Вон, благородному магу-зверю даже находиться рядом со мной не шибко приятно.

Повисла неловкая пауза. Яррин прятал глаза, видимо, приходя в себя после вынужденного касания черни-человечки, а я искала тему, на которую можно было бы отвлечься.

– Почему крысы на меня набросились? – наконец вспомнила я то, что не давало мне покоя с самого появления в камере полчища грызунов. – Такие мелкие совершенно точно не питаются людьми.

– Они вообще не питаются плотью, – удивил меня ответом Яррин. – Клюв, зубы и конечности, каждый из которых заканчивается острым когтем, нужны для поедания особых лесных плодов, составляющих основной рацион этих тварей. А на тебя накинулись они в поисках хлеба.

– Откуда они знали, что у меня есть хлеб? Обоняние настолько хорошее?

– Многие штрафники берут с собой в карцер выпечку, будто не сутки, а месяц голодать придется. – Губы Яррина изогнулись в усмешке, и мне стало неловко из-за своей запасливости.

– Выходит, я сама привлекла крыс?

– Нет. Их смотритель натаскал.

– Что? Этот милый старик? Не может быть!

Снисходительный взгляд скользнул по мне.

– Несколько десятков лет назад встал вопрос о том, как призвать студентов к порядку. Отчисление – мера крайняя, невыгодная ни для академии, ни для семей, желающих дать образование своим отпрыскам, и бьет по интересам высоких родов и страны в целом. Так как карцер для некоторых студентов стал своеобразной личной комнатой тишины и законного безделья, то не мог выполнять своей прямой функции наказания. Тогда смотритель Хоп предложил добавить к голодовке и замкнутому пространству физическую расправу. Не значительную, разумеется. Раны и укусы излечиваются при помощи лекаря и магических мазей. Но мало кто желает провести время самого сладкого сна в борьбе с грызунами. И для души, и для тела мало приятного.