– Я не знаю всех подробностей проводимых экспериментов, поскольку этой темой занимались другие люди, но… – Адмирал на минуту замолчал. – Как бы то ни было, этого человека в больнице боялись. Боялись практически все. Судя по всему, такое положение вещей устраивало и его самого. Но теперь он пропал.

Я пожал плечами.

– Ну и что? Если, по вашим словам, он действительно являлся колдуном, значит и логичных объяснений в его поступках искать не приходится. Колдунам, знаете ли, свойственно иногда пропадать. Колдуны на то и колдуны.

– Так, может, вы тоже колдун? – Адмирал глянул на меня исподлобья. – Кто еще мог уничтожить Керосинщика, как не свой такой же? Тем более, что я располагаю достоверными сведениями о том, что Керосинщик собирался вас выжить из больницы.

– Не только меня.

– Возможно, но именно в вашем случае у него возникли проблемы. Сильных конкурентов мало кто любит. Но неприязнь Керосинщика обернулась против него самого.

– С чего вы это взяли?

– Больничные листы, дорогой Петр Васильевич! Худо-бедно, но они все-таки отражают динамику состояния больного. Так вот, у бедолаги Керосинщика нелады со здоровьем стали отмечаться сразу после вашего появления в больнице. Давление, пульс, энцефалограммы – все полетело в тартарары. В день же, когда вам прооперировали сломанный нос, у него впервые наблюдался нервный приступ. Что-то вроде эпилептического припадка.

– Причем здесь я?

– Вам лучше знать, Петр Васильевич. Подумайте.

– О чем? О том, что нужно поделиться информацией с вами? Но чего ради? Не вам ли, уважаемый, я обязан своим возмутительным пленением?

– Прежде всего, вы обязаны мне сегодняшним освобождением!

– Вы называете это свободой? – я указал рукой на высокий забор, на колючую проволоку, на охранников, прогуливающихся по тропинкам сада.

– Сожалею, но все это делается для вашего же блага. Вам жизненно необходимо поправить здоровье. Кроме того, не забывайте о своих многочисленных врагах. Ну, а мои люди в состоянии обеспечить самую надежную охрану.

– Да ну? – я позволил себе усмехнуться. – А не ваши ли люди, Адмирал, организовывали на меня одно покушение за другим?

Мой собеседник прикрыл рот ладонью, неловко прокашлялся.

– Вы не знаете всего, Петр Васильевич!…

– Так расскажите мне, сделайте милость!

– Увы, этого я сделать не могу. Тем более, что всей информацией я также не располагаю. Собственно, потому я и пришел к вам.

– Чтобы выяснить, каким образом был уничтожен Керосинщик?

– А его действительно уничтожили? – фигура в кресле напротив меня настороженно выпрямилась.

– По-видимому, да. Но кто и как, об этом я тоже ничего не знаю.

– Тогда, может быть, вы знаете, кто такой король Луд? Вы ведь упоминали о нем неоднократно. – Адмирал вновь судорожно переплел пальцы. – Самодержцев с таким именем я не знаю. Или, может, это просто позывной имперского служащего?

Я хмыкнул.

– Почти угадали.

– Почему же вы называли его английским ткачом?

– Шутил. В отличие от ваших сограждан я люблю пошутить.

– А разгром в кабинете Конрада Павловича, украденные бумаги с лекарствами, стопка истлевших документов в запертом сейфе?

– Вы и тут ждете объяснений?

– Представьте себе, жду! – Корнелиус, как гончая, почуявшая след, чуть подался вперед. Очевидно, он стремился ковать железо, пока горячо. Плохо ли хорошо, но я отвечал, и он торопился спрашивать, потому что получал если не прямую информацию, то, во всяком случае, косвенную, над которой можно было позднее поразмышлять. Единственное, что он упускал из виду, это то, что определенный минимум знаний черпал из его вопросов и я.

– Это была обычная шалость. Своего рода эксперимент.

– Эксперимент?

– Конечно. Если подобными вещами баловался какой-то Керосищик, почему нельзя было попробовать и другим?

– Другим – это значит – вам?

Не отвечая, я улыбнулся. Рассказывать этому человеку про африканских колдунов я, разумеется, не собирался. Варанингё там или не варанингё, но сны дело глубоко интимное, и не моя вина, что организм выработал столь изощренный механизм защиты от внешнего! Не я же, в самом деле, расправлялся с Керосинщиком!…

Между тем, строгий гость явно нервничал. Барабаня пальцами по подлокотнику, он то и дело бросал в мою сторону испытующие взоры.

– Великолепно! Просто великолепно!… Хотелось бы знать, что вы умеете еще?

– Вас настолько это интересует? Или я начинаю вас пугать?

Он с шумом втянул в себя воздух.

– Нас, знаете ли, трудно запугать.

– Тогда в чем же дело?

– Мотивация! – он звучно прищелкнул пальцами. – Мы хотим знать мотивы ваших поступков.

– Какая еще мотивация вам нужна? Я просто защищаюсь, как умею.

– Тогда зачем вам понадобилось затапливать подвалы?

– Подвалы? О чем вы?

– Не прикидывайтесь. Я говорю о больничных подвалах. Там хранились долгосрочные архивы, возгоночные агрегаты из химлабораторий, штаммы боевых вирусов плюс кое-что еще…

Впервые за всю беседу я внутренне содрогнулся. Дельце на поверку оказалось значительно более интересным! По всему получалось, что мои галлюцинации выходили боком этому миру! Да еще каким боком!…

– Значит, их действительно залило водой… – медленно проговорил я. – Послушайте, может, вам стоит пошарить там. На донышке, значит?…

– Зачем? – спросил он и тут же напрягся. – Вы считаете… То есть, Керосинщик может оказаться там?

Я не стал ломаться и с самым простецким видом кивнул.

– Не уверен на все сто, но куда же ему еще деться?

Адмирал Корнелиус заторможенно выбрался из кресла.

– Что ж… – лоб его пошел старческой гармошкой. – Мы проверим это, Петр Васильевич. Сегодня же. И наш разговор мы тоже обязательно продолжим… Если вы, конечно, не возражаете.

– Какие уж тут возражения, – я великодушно кивнул. – Только учтите, к тому времени, когда вы его обнаружите, он может основательно проржаветь.

– Что, что?!

– Да нет, это я снова шучу, не обращайте внимания.

Бормоча себе что-то под нос, Адмирал двинулся к воротам.

– Одна маленькая просьба! – окликнул я его.

– Да? – он с готовностью развернулся.

– Позаботьтесь о том, чтобы сюда привезли Анну. Само собой со всем положенным этикетом.

Чуть подумав, Адмирал Корнелиус кивнул.

– Сделаем.

– Кроме того, мне нужен Павловский.

– Павловский?

– Да, есть такой кудесник в кинотеатре «Лоранж». Работает магом и целителем. Можно это устроить?

– Пожалуй, что да. – И снова Адмирал посмотрел на меня более чем странно…

Грудастую и ногастую медсестричку по моей просьбе с дачи убрали. Очень уж она меня раздражала. Особенно по утрам, когда приходила делать мне очередной укол. Сама процедура впрыскивания в ягодицу чудодейственной сыворотки превращалась в нечто двусмысленное. Правда, моего Осипа (а навестил он меня в первый же день моего пребывания на новом месте) подобные мероприятия чрезвычайно веселили. Не знаю уж, откуда он за нами подсматривал, но всякий раз, выглядывая то из-под койки, то из-за шкафа, он со значением причмокивал мне губами, а руками изображал некие крутые обводы, которые, по всей видимости, согласовались у него с высшим проявлением женской красоты.

– Хотя – что ж… – изрекал он глубокомысленно после ухода медсестры, – Ангелина, конечно, тоже ничего…

Вообще по этой части, как я заметил, он вопреки светлому своему статусу был большим докой. А может, виной всему являлся его малый рост. Как известно, маленькие нередко слывут отменными ходоками налево, да и цинизма у них хватает. Осип же, как я уже говорил, излишними комплексами не страдал и, по его же собственным словам, мужчиной был «хоть куда и хоть когда».

Оказываясь наедине, мы частенько вступали в спор по поводу приоритета мужчин перед женщинами, и оказалось, что спорить с моим Отсветом дело крайне непростое. Осип был двумя руками за патриархат, и, отчаявшись, я однажды пересказал ему любимый мой фильм: «Кто поедет в Трускавец?» – про ловеласа, который нежданно-негаданно попадает в ловушку, которую сам же себе и устраивает, признавая, в конце концов, доминирующее положение сердца над разумом. Я не проводил никаких параллелей, однако на Осипа история произвела сильнейшее впечатление. Во всяком случае, в тот вечер разговоров про женский пол он не возобновлял. А когда в комнату внесли цветной телевизор, он немедленно устремился к нему, очевидно, надеясь тут же выловить в эфире фильм про Трускавец и тех, кто в него поедет. Но показывали какую-то полную даму, бюстом попирающую рояль, грудным контральто выдающую нечто заунывное. Мы слушали ее долго, с глубоким вниманием, а подытожил Осип концерт очень просто.