— Забавно… Выходит, не слишком у вас любили прежнего хозяина, — я вольготно откинулся в кресле.

— Ты думаешь, они сумеют полюбить тебя? — елейно поинтересовался Павловский.

— Непременно!

— А что за дельце ты поминал?

Я искоса взглянул в его сторону и глухо обронил:

— Через неделю Артемия начинает войну. Войну против Ванессийского государства…

— Ваше Величество, вам туда нельзя!.. — личико Пантагрю жалобно сморщилось.

— С дороги! — решительно отодвинув советника с пути, я с натугой распахнул тяжелый люк и, щурясь от яркого света, выбрался наружу.

И почему говорят, что железо не пахнет? Очень даже пахнет. Особенно прогретое солнцем, закаленное пройденными километрами, ошкуренное песками Ванессии. Во всяком случае, от брони чудовища, на котором я сейчас восседал, несло прогорклыми орехами и солеными огурцами. А может, это испарялся пот солдатиков, что располагались здесь до меня. Всего минуту назад они ссыпались вниз и, развернувшись цепью, устремились к скальному хребту.

Мерно продолжали гудеть моторы, но колонна бронетехники уже остановилась. Впереди простиралось ущелье — огромная трещина, секущая скальный хребет пополам. Складывалось ощущение, что некий великан ударил топором, заставив высоченные глыбы треснуть и разойтись. Как бы то ни было, но ущелье считалось проходимым, и я точно знал, что в данную минуту оно не пустует.

Если верить карте, мы прошли уже более тридцати километров, а нас по-прежнему никто не атаковал. Недоумевал Адмирал Корнелиус, недоумевали военные советники, но так оно и должно было быть. У них тут преподавали иную историю, и они ничегошеньки не слышали о генерале Ямашито, обманувшем Персеваля и прямо через малайские джунгли вторгшемся в Сингапур. При этом потери японцев оказались впятеро меньше, чем у англичан, что ломало все военные доктрины, толкующие об изначальном неравенстве атакующих и обороняющихся. Не могли они тут и знать про мои странные сны. Между тем, окружающая картинка была мне до боли знакома. Нечто подобное я видел совсем недавно. В одном из бредовых снов, что навещали меня в клинике для душевнобольных. И Керосинщик, странным образом слившийся с ванессийским лазутчиком, давал мне сегодня главную подсказку. Мы развязывали агрессию, потому что защищались. Мы атаковали противника, потому что наносили превентивный и встречный удар.

Впрочем, мое решение о войне вызвала среди Визирей настоящую панику. Честно скажу, оно напугало и меня самого, но вещие сны на то и вещие, чтобы к ним прислушиваться. И именно эти сны уверили меня в том, что сегодня день Великой Агрессии. Пользуясь разбродом в политических кругах артов, Ванессия вошла в сговор с оппозицией Пахарей и с ночных вертолетов сбросила на нашу территорию несколько диверсионных отрядов. Параллельно ее моторизованные колонны приблизились к Кавказскому хребту и вторглись в пограничное ущелье. Как раз это я и попытался растолковать своим Визирям. Ясно было, что мне не хотят верить, что мне боятся поверить, однако на выручку пришел Адмирал. В своей зажигательной речи, он сломил их упорство, убедив проголосовать за начало военных действий. Господин Корнелиус говорил с металлом в голосе, яростно жестикулируя, однако и он не мог понять до конца, почему мы вторгаемся на чужую территорию, даже не пытаясь поставить заслон вражеской колонне. Дневная разведка самолета-невидимки подтвердила мои предположения, что еще больше напугало военных. У них имелись на то веские основания. Против семидесяти отборных дивизий Ванессии мы имели дырявую и не укомплектованную боевым составом границу, а выдвинуть навстречу сумели только две столичных части, в вооружении которых также обнаруживалось немало прорех. Адмирал предлагал устроить засаду в ущелье, я же настаивал на встречном ударе, чтобы после, оставив хребет за спиной, всеми имеющимися силами вклиниться на территорию агрессора. Цель моя была предельно проста: я не хотел размениваться на мелочи и затяжные стычки, собираясь в первые же несколько дней захватить Чингидин, столицу Ванессии. Почему? Да потому что никаких серьезных войск в столице ванов не было, а во-вторых, нас никто там не ждал. Атаковать с двумя расхристанными дивизиями благополучную державу было безумием, но именно на это безумие я сумел, в конце концов, сподвигнуть своих Визирей…

Утерев с лица клейкий пот, я взглядом отыскал офицера связи.

— Что доносит разведка?

Встрепенувшийся офицер подскочил ближе, скорчил виноватую мину.

— К сожалению, пока молчат. В ущелье запущена пара беспилотных зондов, но, должно быть, скалы перекрывают радиосигнал. Вот уже четверть часа мы не получаем на экранах никакой картинки.

— Так запустите третий!

— Видите ли, Ваше Величество, — робко вмешался советник Пантагрю, — третьего зонда у нас попросту нет. Перед началом боевых действий на вооружении было всего два…

Я прервал его взмахом руки.

— Понятно. Теперь можете смело считать, что теперь у вас нет и этих двух зондов.

— Вы хотите сказать…

— Разумеется, их сбили.

— Но кто?!

— Те, кто движется сейчас по дну ущелья.

Вторя нашей беседе, тревожно запиликала рация, а секундой позже закричали сразу несколько связистов:

— Ваше Величество, их заметили! Только что заметили!..

Как выяснилось, пилот дежурного вертолета, пролетая над ущельем, на свой страх и риск решил спуститься чуть ниже. То, что он рассмотрел, пилота ошеломило. Ущелье буквально кишело чужими войсками. Танки, бронетранспортеры, гусеничные тягачи и самоходки — все это стальной лавой катилось к выходу из ущелья. Само собой, вертолет тут же запеленговали и на подъеме обстреляли сразу несколькими ракетами. Уже подбитый, он все-таки успел доложить об увиденном, после чего рухнул вниз.

Пилота было жаль, а потому никакой радости я не испытывал. Тем не менее, вся моя свита глядела на меня уже другими глазами. Сотни единиц техники, тысячи и тысячи солдат двигались к границе Артемии, и догадаться об их намерениях было крайне несложно. Готовилась акция вторжения, и именно ее я предсказывал неделю назад, убедив генеральный штаб и Палату Визирей в необходимости превентивных военных действий. Пожалуй, один только Адмирал поверил в мои предвидения, всех прочих пришлось убеждать в приказном порядке. При этом около десятка строптивцев пошло под арест, а одного сердитого генерала я даже вызвал на поединок, что вновь оказало на всех присутствующих отрезвляющее действие. Если гражданское лицо без особых усилий обезоруживает опытного вояку, это о чем-то да говорит. По крайней мере, силовой аргумент играл и в этом мире свою решающую роль.

— Ваше Величество! — вновь залопотал офицер связи. — Только что вышел на связь капитан разведроты. Он также видит вражескую колонну и умоляет, чтобы мы срочно отходили! Они приближаются на скорости в пятьдесят километров в час. Еще пять-десять минут, и будет поздно!

— Ну, пять минут — это не так уж и мало. — Я кивнул Пантагрю. — Объявите готовность номер один и вызывайте журналистскую группу.

— Но Ваше Величество…

— Давайте, давайте, Пантагрю! Не заставляйте меня терять время.

Пока толстяк бежал отдавать нужные команды, я с задумчивостью оглядел скальный кряж. Забавно, но я помнил его до мельчайших подробностей, до последних трещинок и гранитных складок. Горбатые извивы гор, обморочно высокие пики и, конечно же, гигантская многотонная лепеха, карнизом нависающая над выходом из ущелья.

Между тем, Пантагрю успел привести журналистов. Пестрая толпа служителей прессы суетилась неподалеку от нас, спешно устанавливая съемочную аппаратуру, готовя диктофоны, фотоаппараты и блокноты.