Но Карен была безжалостна.

Почти так же безжалостна, как...

Волоски на моем затылке встают дыбом, и я стискиваю зубы.

Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал о Дэмиене Кинге, ведь его одержимость мной разрушила мою жизнь двенадцать лет назад.

Насколько я слышал, он стал успешным инвестором хедж-фонда, у него больше денег, чем у Бога, и он живет на другом конце света, на каком-то экзотическом острове... что меня вполне устраивает.

Потому что, если я когда-нибудь увижу его снова... не могу гарантировать, что не убью его.

Не зря в этом городе его называют Дьяволом.

Этот человек — чистое зло. Психопат, если таковые вообще существуют.

— Каин? Ты в порядке?

Голос Иден возвращает меня в реальность, и я опускаю взгляд на свои руки, сжатые так крепко, что костяшки побелели.

— В порядке.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но ее следующая фраза останавливает меня.

— Так вот как теперь все будет между нами?

Я не могу вести с ней этот разговор.

— Я не знаю, что...

— Да, ты знаешь, — она садится в постели. — С той ночи ты почти не разговаривал со мной лично, а когда разговаривал, то говорил прямо через меня, как будто я еще один пункт твоей предвыборной программы, который нужно вычеркнуть.

— Я... — теряюсь в словах. Я так много хочу ей сказать, но она не поймет и не примет ничего из этого.

Она не поймет, что я пытаюсь спасти нас обоих, не подбрасывая больше поленьев в огонь между нами. Она не поймет, что если у нас что-то получится, и о нас узнают... я буду обижен на нее за то, что она разрушила мой второй шанс, и ей больше не о ком будет заботиться. Она не знает, что я уже совершил ошибку, связавшись с кем-то, с кем не должен был связываться, и заплатил за это огромную цену... и я не позволю истории повториться.

— Почему ты продолжаешь морочить мне голову? — ее голос дрожит. — Я не вещь, которую ты можешь использовать.

— Иден, — я жду, пока она посмотрит на меня, потому что мне нужно, чтобы она раз и навсегда зарубила себе на носу. — Мне жаль, что я причинил тебе боль, но та ночь была ошибкой. Пожалуйста, постарайся понять.

Она подтягивает колени к груди.

— Это было ошибкой, потому что ты боишься, что люди узнают... или потому что я тебе не нужна?

Нет простого способа ответить на ее вопрос. Если я назову первое, она подумает, что надежда есть, а ее нет. Но если я скажу второе, причиню ей боль.

Поглаживая ее по щеке, я говорю ей единственное, что могу: — Причина не имеет значения. Результат все равно один и тот же.

— Нет, это не так. Что, если бы мы больше не жили в Блэк Хэллоузе? Что, если бы мы уехали и...

— Нет, — рычу я, потому что она не слушает меня, и это начинает напоминать мне о ком-то, кого я предпочел бы забыть. — Куда бы мы ни поехали, люди будут знать, кто я, потому что такова моя работа. И рано или поздно они поймут, кто ты.

— Полагаю, остается третий вариант, — она закрывает глаза и вздыхает, — я не настолько важна, чтобы отказываться от политики.

Она не ошибается. Политика была в моей крови с того момента, как я сделал свой первый вдох... в буквальном смысле. Мой отец был сенатором, а старший брат поступил в Гарвард и был на том же политическом пути, что и я, когда они погибли. Даже моя мать, о которой я мало что помню, потому что она умерла, когда мне было три года, была успешным руководителем избирательных кампаний для правительственных чиновников.

В то время как все остальные мальчишки, с которыми я рос, интересовались спортом и вечеринками, я был поглощен студенческим советом и командой по дебатам, пытаясь изменить мир к лучшему и оставить в нем свой след.

Мой отец держал власть в ежовых рукавицах, как в переносном, так и в прямом смысле, он с самого детства планировал мою будущую политическую карьеру. И это было единственным, в чем мы всегда соглашались.

— Я не думаю, что отношения складываются хорошо, когда одному приходится жертвовать неотъемлемой частью своей сущности, чтобы осчастливить другого, — я поглаживаю ее щеки. — Кроме того, неужели ты хочешь, чтобы тебя всю жизнь хранили в секрете? Так жить нельзя, Иден.

— А что, если это именно то, чего я хочу?

— Ты хочешь этого только потому, что это все, что ты когда-либо знала, — я провожу большим пальцем по ее скуле, — есть целый огромный мир, который тебе предстоит открыть. Тебя ждет столько впечатлений.

— Мне не нужен мир, — шепчет она, и мышцы в моей груди напрягаются, — я хочу только тебя. Я всегда хотела только тебя.

Господи, эта девушка. Она смотрит на меня так, будто я лично отвечаю за то, чтобы солнце всходило и заходило каждый день. У нее есть способ заставить меня чувствовать себя так, будто я ее Бог. И, черт возьми, нет ни малейшей части меня, которая бы не радовалась этому.

— Ты никогда не поздравлял меня с днем рождения.

Смена темы выбивает меня из колеи, и я смотрю на часы.

— Технически твой день рождения только через десять минут, — я подмигиваю, — я не настолько стар. У меня есть еще несколько лет, прежде чем наступит дряхлость.

Она начинает смеяться, но хмурый взгляд искажает ее черты: — Жаль, что этот дурацкий бал-маскарад завтра вечером.

— Я знаю.

Он всегда в субботу перед Хэллоуином. Обычно я пропускаю его, потому что балы — не совсем мое, но до выборов еще одиннадцать дней. А значит, у меня нет другого варианта, кроме как там появиться. Две недели перед голосованием самые важные, и это лишь одно из многих моих выступлений.

Иден наклоняет голову в сторону, пристально изучая меня. Наверное, мне стоит рассказать ей о Маргарет, раз уж мы заговорили об этом... но у меня не хватает духу разбить ей сердце, когда до ее дня рождения остались считанные минуты, а она уже и так расстроена.

— Полагаю, нет никаких шансов, что ты пропустишь его? — она смотрит с такой надеждой, что это убивает меня, — мы могли бы посмотреть кино или...

— Я не могу, — когда ее лицо никнет, я добавляю: — Но ты могла бы тоже пойти.

Я знаю, что это маловероятно, учитывая все ее трудности, но я надеюсь, что она действительно подумает, прежде чем отказать мне.

Кроме того, у Иден нет причин не пойти, если она захочет. Я же не планирую трахаться с Маргарет на публике завтра вечером.

И даже если бы это было так, это не имело бы значения. Как только Иден войдет в эти двери, ее будут окружать парни. Парни ее возраста, которые, несомненно, готовы на все, чтобы заполучить ее внимание.

Ревность бьет под дых, но я отмахиваюсь ее, встряхнув плечи. У меня нет права ревновать. Она мой запретный плод.

Поэтому она заслуживает кого-то, кто сможет дать ей все то, чего не могу дать я.

Гордость переполняет меня, когда я смотрю на нее сверху вниз. Очаровательное выражение сосредоточенности на ее лице говорит мне о том, что она действительно обдумывает это. Это огромный шаг в правильном направлении.

— У меня нет платья.

— Воспользуйся моей кредиткой и купи его.

Она прикусывает нижнюю губу, размышляя: — Уже слишком поздно заказывать экспресс-доставку онлайн.

— Ты можешь пойти за платьем утром, — когда она морщится, я говорю: — Или я могу послать Клаудию в магазин, чтобы она выбрала его для тебя.

Клаудия руководитель моей предвыборной кампании и личный помощник.

— Клаудии семьдесят три, — ворчит Иден. — В итоге она выберет какое-нибудь психоделическое платье в цветочек, которое заставит людей говорить обо мне еще больше.

Иден права. Клаудия прекрасно справляется со своей работой, но она также самопровозглашенная хиппи с очень сомнительным выбором одежды.

— Запиши, что ты хочешь. Цвет, размер... девчачье дерьмо.

Уголки ее губ приподнимаются: — Девчачье дерьмо?

Я беспомощно пожимаю плечами, потому что нахожусь явно не в своей тарелке, и она хихикает: — Ладно, хорошо. Я запишу свое девчачье дерьмо.

На секунду мне кажется, что я ослышался, но, конечно, она берет ручку и блокнот с тумбочки.