«Мой космонавт наверняка в таком же», - успеваю подумать, как Люся сворачивает куда-то в бок и въезжает в самую настоящую палату. Более обжитую и уютную.

«ВИП, наверное. Тесть или Петька постарались», - думаю, оглядываясь по сторонам. Первым делом смотрю на кувез, где болтает ногами и руками мой сын. В синих вязанных носках и в памперсе. Такой маленький и смешной человечек.

Перевожу взгляд на кресло рядом. Ира моя. Осунувшаяся, сгорбленная и печальная. Вяжет что-то. Вернее, глаза закрываются от усталости, голова падает на грудь, а в руках еще снует крючок, довязывая последние петли. Даже когда я подъезжаю ближе и делаю знак медсестре выйти, Ира не слышит. Засыпает.

Маленький клубок голубых толстых ниток катится по ноге и за малым не падает на пол. Инстинктивно перехватываю здоровой рукой. Ира дергается от резкого движения. Распахивает глаза.

- Степа, Степочка, - роняя крючок, охает изумленно. Бросается мне на грудь. Тычется носом в здоровое плечо. И ревет. Как маленькая плачет, будто от безысходности.

- Прости меня! – обхватываю ладонью ее затылок. – Прости, ели сможешь. Я дурак, Ир. Набитый дурак. Идиот. Но я люблю тебя. Очень люблю, - целую в макушку. Вдыхаю запах волос. Пусть и пропахших больницей и медикаментами, но свой, родной! – Мне не надо было туда соваться, - пытаюсь что-то объяснить, но Ира моя мотает головой.

- Степа, нет. Все позади, - выдыхает глухо и снова всхлипывает. Размазывает по щекам слезы и улыбается. – Ты жив. Малыш тоже. А это главное…

- Да, - прижимаю жену к себе. – хоть и с ранениями, но мы победили. Прорвемся, Ирочка.

- Уже прорвались, - сквозь слезы улыбается она. А меня кроет от переполняющих эмоций. Как после боя. Мы выжили. Мы вместе.

Все хорошо.

Даже представить боюсь, что было бы, если б наш сын не выжил. Простила бы тогда меня Ира? Да я и сам бы себя на ремни порвал.

- Имя придумала? – утираю тыльной стороной ладони Иркины слезы.

- Нет, - улыбается она. – Тебя ждала.

И в этой улыбке я считываю все. И любовь, и надежду, и веру в наше общее будущее. Святая женщина. Моя. Повезло. Говорят, боженька дураков любит. Вот и меня оберегает. Жену мне выдал необыкновенную. А я чуть было все не испортил, дурак!

- Хочу на него посмотреть, - киваю на сына.

- Поехали, - подвозит меня к кувезу Ирочка. Гляжу на малюсенькие ручки и ножки и с ума схожу от беспокойства.

- С ним точно все в порядке?

- Он у нас торопыга, Степа, - жестко роняет Ира и подходит к кувезу. Смотрит на меня с укором. Я девять недель не доходила, - прикусывает губу. – Естественно, есть проблемы. Но они решаемы. Сейчас главное, избежать ретинопатии. Сетчатка еще толком не сформировалась и дневной свет для нее губителен.

- Что надо, говори. Может в более лучшую клинику малыша переведем?

-Здесь хорошие врачи, Степа, - выговаривает мне Ира. – Никуда не хочу ехать. Говорят, сюда какой-то известный офтальмолог приезжает. Нас уже внесли в список.

- Это хорошо, - соглашаюсь я, в душе не ведая что за болячка прицепилась к нашему сыну. Но видимо дела наши плохи.

- Может, все обойдется? – спрашиваю с надеждой.

- Да все хорошо будет, Степа. Не все же шишки на нашу голову, - упрямо заявляет моя женщина и решительно достает малявку из кувеза. А я в ужасе наблюдаю, как она с ним управляется. – Иди сюда, - собирается усесться в кресло. И держит ребенка так спокойно и естественно, будто всегда держала.

С трудом проворачиваю одной рукой колесо. Не дается зараза. Чувствую себя жалким и беспомощным. Да еще и виноватым вокруг. Самого себя прибить охота. Это из-за меня пацан родился раньше времени, и дефект с сетчаткой тоже из-за меня. И Ирке морока.

- Степа, - смотрит она с укором и любовью. Склонившись над сыном, что-то нашептывает ласково. Такая красивая! Просто с ума сойти можно. Лицо моментально становится другим. Добрым, ясным, наполненным любовью.

Сердце пропускает удар от счастья. Моя женщина и мой ребенок.

- А к кому тут наш папа пришел, а? - воркует над малышом Ира, возвращаясь ко мне. – Держи, - кладет мне на колени сына, а сама разворачивает коляску к креслу, на котором только что сидела.

И я держу. Держу, твою мать. Весь напрягаюсь, как никогда. Даже дышать перестаю. Мой сын. Я не могу его уронить, хотя внутри все сжимается от страха, а конечности трясутся.

И тут эта мелочь открывает глаза и улыбается. Видит меня? Чувствует? Да еще ртом беззубым шамкает.

- Ира, гляди! Ирка! – шепчу в восхищении и сам охреневаю от свалившегося счастья. Умом понимаю простую истину. Это гримасы. Новорожденные еще не способны выражать эмоции. Я это в какой-то Иркиной книжке прочитал.

- Вот и познакомились, мальчики, - усевшись рядом, забирает жена у меня сына. – Ну как тебе?

- Я чуть не уср… не бахнулся в обморок от испуга, - запинаясь, признаюсь честно. – Зачем ты мне его дала? Я же мог выронить.

- Да ты за него душу отдашь, Криницкий, - улыбается жена, абсолютно точно считывая мои эмоции. Отдам. Уже отдал. И душу, и сердце, и весь ливер в придачу.

- Вы согласны, Степан Александрович, взять в жены Ирину Николаевну?! – торжественно восклицает регистратор. Хотя кроме нас в пустом зале больше никого нет. И сами мы в спортивных костюмах и кроссовках мало похожи на беззаботных жениха и невесту. Нам бы расписаться поскорее и вернуться к малышу.

Он не один, с няней. Но сердце все равно разрывается на части от беспокойства. Впервые за месяц я Колю одного оставила! И места себе не нахожу. Знаю, он в полной безопасности. Но тревожные мысли не дают покоя. А вдруг…

У меня же на нем весь мир сомкнулся! Как я жила раньше без этого мальчика? Кажется, он все время был. И Степа тоже. Как я жила без них?

- Да, согласен, - твердо и уверенно отрезает Криницкий. Встречаемся с ним взглядами и не можем оторваться друг от друга.

- А вы, Ирина Николаевна? – все так же радостно интересуется регистратор. Толстенькая блондинка с косой.

- Да, конечно, - улыбаюсь Степану. Наше с ним решение стать мужем и женой выстраданное и долгожданное.

- Вот ты и попалась! – шепчет мне на ухо Криницкий. Целует в зале, потом на выходе из зала.

- А где тут детей регистрируют? – доставая из кармана справку из роддома, интересуется мимоходом у какой-то тетки в униформе. Та обалдело смотрит на нас и кивает на соседнюю дверь.

- Тут, но часы приема…

- Так, примите нас, пожалуйста. Сделайте подарок новобрачным, - поворачивается муж к нашему регистратору.

- Проходите, - вздыхает она, будто делает нам одолжение. И смотрит с немым осуждением. Дескать ребенка заделали, а только сейчас расписаться надумали.

Только мне все равно.

- Вот, теперь мы все одна семья, - довольно провозглашает муж, получая свидетельство. Теперь все верно учтено и записано. – Криницкие. Николай Степанович, Ирина Николаевна и я, папа Степа. Ты счастлива, Ирочка?

- Очень, - признаюсь как на духу. – Еще Никулика выпишут из больницы и будет полное счастье.

- Так вроде завтра обещали, - берет меня за руку Криницкий, морщится, видимо снова ноет рана. Еще долго будет напоминать о себе, так сказал доктор Гаретов.

- Да, завтра. Сегодня, - смотрю на часы, подаренные мне Степой, - великий офтальмолог вынесет вердикт и все. На выписку!

- Хорошо бы, - вздыхает Степан. – Дома уже будете под охраной. Неспокойно мне.

- На нас еще нападут? – вскидываюсь, не скрывая ужаса.

- Нет, ты чего? - успокаивающе целует меня муж. – Веронику и Жанну взяли. Они дают показания. Пока следствие сходится в одном. Мстили твоему отцу, а меня хотели убрать и получить доступ к деньгам корпорации. Артамона Жанка технично из игры вывела. Твой брат уже всю цепочку раскрутил. Крутой мужик! Искренне восхищаюсь.

Выдыхаю, думая о Боре. Он всегда плечо подставит. Видимо накопал что-то. И если за рулем была Жанна и она специально сбила человека, то Артамонов точно не должен отбывать срок. Степа прав. Побеждает справедливость.