- Здесь прохладно, - ежится она. Обхватывает себя обеими руками. Видимо, чувствует себя неуютно.

- Сейчас дам покрывало, -подхожу к шкафу. Вешаю пальто на вешалку и, достав с верхней полки мохеровый серый плед, возвращаюсь к Ире. Она садится на краешек кресла. Спина ровная, вся натянутая словно струнка. Что-то думает, сама себя изматывает глупыми страхами.

- Все будет хорошо, Ирочка, - укрываю ее плечи пледом. Становлюсь рядом на одно колено. Расстегнув змейки, один за другим стягиваю сапоги. Оглаживаю ступни с высоким подъемом. И подхватившись, достаю из комода новую пару носков. Одну из тех, в которых хожу на рыбалку. Тонкие, теплые. Ире доходят почти до колена.

- Ой, Степан, не надо, - тушуется девчонка. Руками машет, как маленькая. Не умеет принимать ухаживания. Не чувствует себя желанной. Но я это быстро исправлю.

- Надо, - морщу нос добродушно. И поднявшись с колен, иду к двери. По коридору уже топочут мои бойцы. Дрова тащат.

- Здесь кладите, - показываю на угол в коридоре. – Что с котлом? – спрашиваю строго. – Может Демьяну позвонить, чтобы он спецов прислал?

- Да, дядя Леня уже все починил. Вот-вот запустит, - докладывают пацаны чуть ли не хором.

- Хорошо, - киваю я и, забрав несколько поленьев, возвращаюсь обратно в спальню. Утыкаюсь взглядом в понурую фигурку, сидящую в кресле. Ноги поджаты, голова лежит на высокой спинке, а на щеках слезы.

Может, зря я так? У девчонки своя жизнь, а тут я как медведь пру. Подхватил и в берлогу. Никаких объяснений в любви, одно вранье. А девочка правильная. Законопослушная.

Я тоже раньше таким был, пока…Да ну его на фиг! О чем не думай, все равно мысли сами к следствию возвращаются. Подставили меня. Но я вычислю, кому из конкурентов пришло в голову меня устранить.

- Замерзла? – спрашиваю, стараясь нарушить молчание.

- Нет, - вздыхает Ира. – Просто не по себе. Не каждый день меня крадут и отвозят в лес.

- Ничего, скоро все изменится, - подмигиваю ей.

- Не уверена, - тихо откликается она. – Сейчас все по-дурацки, а будет еще хуже. Почему ты не дождался УДО? Тогда было бы значительно проще… А сейчас…- тяжело вздохнув, кутается плед.

- Узнал, что ты ждешь ребенка и приехал, - закидывая дрова в камин, пожимаю плечами. Иначе и быть не могло. Вот только Ире все не расскажешь. По крайней мере сейчас.

- Я даже не знаю, как объяснить людям, где мы познакомились? Где, Степа? Я последние полгода на РЖД пахала, а ты был под следствием. Где мы могли пересечься? Зачать ребенка? У меня ни одной стройной версии. А еще Борис…

- А что с ним? – чиркаю спичкой. Подпаливаю листы бумаги, засовываю их среди поленьев. Огонь с веселым треском пробирается по сухому дереву, сжирает его с нарастающим гулом. И в комнате тотчас же становится тепло и уютно.

- Чаю хочешь? – поднявшись на ноги, подхожу к девчонке. – Я заварю.

- Ты? У тебя же вроде прислуга имеется, - изумленно тянет Ира.

- Не хочу, чтобы тут мельтешили. Тебе какой чай с травами или с сушеными фруктами и ягодами?

- Любой, - равнодушно улыбается она.

- А у меня и варенье есть, - подмигиваю ей заговорщицки. – Клубничное. Любишь?

- Да кто ж не любит, - смеется Ира.

- Тем более домашнее, не магазинное… Мама варила!

- Мама? – изумленно переспрашивает девчонка.

- Прикинь, у меня тоже есть мама, - поддеваю ее.

- А у меня нет, - горько отзывается она.

- Моя тебя будет любить, как родную дочку, - поправляюсь наспех и сам себе готов дать бодрящего пенделя. Это ж надо было так облажаться!

Набираю воду из кулера, ставлю чайник. Лениво перебираю баночки с чаем. И останавливаю свой выбор на Ассаме с апельсином и клубникой. Кидаю в пузатый прозрачный чайник заварку и сухие фрукты, добавляю по щепотке кипрея и мелиссы. Заливаю все это богатство кипятком и сам завороженно смотрю, как крутятся в хороводе ломтики апельсина и кусочки ягод, как в чарующем танце раскрываются чайные листки, образуя неповторимый узор.

- Красиво, - задумчиво шепчет Ира. Тоже любуется чайником и заваркой. Это хорошо. Значит, и ей доступны маленькие светлые радости, которые не купить за бабло. Видеть красоту в мелочах. Наблюдать, как над сизыми верхушками деревьев по утрам встает солнце, любоваться желтыми листьями в парке или свинцовым небом и замечать как блестит на солнце золотой купол Иссакия.

- Держи, - ставлю перед ней прозрачную чашку с чаем. – Выставляю на журнальный столик креманки. Одну с медом, другую с вареньем.

- Вкусно, - зачерпывает Ира маленькую клубничку и сразу же отправляет ее в рот. – Расскажи мне о своей маме, Степа, - просит спокойно и решительно.

- Хорошая у меня мама, - улыбаюсь довольно. – Красивая очень. Вы с ней похожи, Ирочка. Любить тебя будет, обещаю. И пацана нашего…

- Ты думаешь, будет мальчик? – охает Ира. Инстинктивно кладет руку на живот.

- Не уверен, что у меня получится девочка, - пожимаю плечами.

- А я хотела бы дочку, - задумчиво тянет Ира. – Красивую, нежную такую. Бантики ей завязывать, косички плести покупать платьица…

- Хмм… Может, и дочка получится. Надо тренироваться, Ирочка. Без тренировки – никаких гарантий.

- Ты, правда, этого хочешь? – смотрит на меня внимательно. Даже про чай забывает.

- А зачем бы я тебя крал? – усмехаюсь криво. – Хочу жить с тобой. У ребенка должна быть полная семья.

- Наверное, - пожимает девчонка плечами. Неловко зачесывает за ухо тонкую прядь. – Я никогда не жила в полной семье, понимаешь? Вернее, жила. Но не помню как это. Моя семья – это папа и Борька, - рассказывает, чуть не плача.

- Погоди, - гляжу оторопело. Пытаюсь вспомнить, что там написано в досье у Зорина. Про отца точно было, про мать… Не помню.

- Она пропала в Дубае, - тихо-тихо рассказывает Ира. – Поехала в командировку и обратно не вернулась. Вошла в Дубай-Молл, позвонила коллегам. И все. Как сгинула. Зоя и Маруся ждали ее в кафе. Потом пошли искать. Обратились в полицию. Первым же рейсом примчался папа. Но никаких зацепок обнаружить не удалось. Боря недавно сказал, что вроде бы видели похожую женщину с шейхом Мансуром. Но это не точно…

- Странная история, - рыкаю, подливая девчонке чаю. Встаю, потому что не могу усидеть на месте. Подкладываю дрова в камин и возвращаюсь снова. – Сколько тебе было?

- Пять лет, - шепчет еле слышно. По щекам бегут слезы, но Ира будто их не замечает.

- Тсс, - осторожно беру девчонку на руки. Укачиваю будто маленькую, едва касаясь губами виска. Укладываю на кровать и сам ложусь рядом. – Шейх Мансур, говоришь? – размышляю, перебирая в башке всех деловых партнеров арабского мира. – Я постараюсь выйти на него, Ирочка. Может, сами съездим, или отправим твоего дотошного брата…

- Ты сможешь помочь? – глаза Ирины загораются надеждой.

- Я постараюсь, Ирочка. Очень постараюсь.

Этой ночью мне не до сна. Не люблю ночевать в чужом доме. Даже на мягком ортопедическом матрасе спать неудобно. Ворочаюсь с бока на бок, пытаюсь отодвинуться от спящего Криницкого. Но стоит мне откатиться на другой край кровати, как Степан прикатывается почти вплотную. Снова попадаю в капкан сильных рук и не могу высвободиться. Да и не хочу. Положив голову на широкое мужское плечо, пытаюсь сообразить, что делать дальше. Удрать не получится. Жить со Степаном как лесные разбойники я не хочу.

Сейчас бы нам лучше разбежаться в разные стороны. Логично потом, когда все утихнет, вернуться к личным проблемам. Обсудить воспитание ребенка, алименты.

Уткнувшись лицом в накачанную грудь Криницкого, вдыхаю запах чистого тела. Классный он мужик, все-таки! Только никогда нам не быть вместе. Выйти замуж за Степана – это предать Борьку. А я не могу. Брат и так много для меня сделал. В садик водил, забирал. Потом в школу и из школы. Кормил обедом, помогал отцу с ужином.

Может поэтому и не сложилась у Борьки личная жизнь. Помню я его девчонок. Поулыбаются, из садика меня позабирают вместе с братом, а потом пропадут неизвестно куда.