Он вошел в здание и, как видел Эйрих через дверной проем, заговорил с неким римлянином, стоящим за прилавком.
– Воины, – решил не тратить время зря Эйрих, – ведите себя так, будто, если вы не понравитесь римлянам, на нас обрушится гнев тысяч воинов гарнизона этого города. Не буянить, алкоголь не пить, к женщинам не приставать, вести себя благопристойно, как самые лучшие варвары этого поколения.
– Совсем баб нельзя? – разочарованно спросил Хумул.
Бывший охотник, лишенный возможности заниматься любимым делом, нашел себя в удовлетворении похоти: в деревне он посещал почти всех вдовых женщин, которые только согласны пустить его в дом. И сейчас может думать только о том же.
– Дома, – ответил ему Эйрих. – Мы в походе.
– Эйрих прав, – неожиданно проявил благоразумие Ниман Наус. – Если кто-то из римлян обидится, позовет стражу, и тогда придется воевать. Но мы можем ограбить какое-нибудь селение на обратном пути и вдоволь покуражиться. Правильно говорю, Эйрих?
– Если это не помешает нам вернуться вовремя, – равнодушно пожал плечами Эйрих.
– Вот так мне нравится, – заулыбался Хумул. – А ты не пропащий малый! Уважаю!
Виссарион вернулся довольный и улыбающийся. Он с поклоном указал на дверной проем.
– Для тебя, господин, отдельная комната, – заговорил Виссарион. – Для остальных – комнаты по пять мест. Обойдется это в полторы силиквы в день.
– Оплати два дня, – передал ему Эйрих нужное количество монет.
Считать он любил, но римские цифры его буквально бесили. Если небольшие цифры считать ими еще приемлемо, то когда счет шел на тысячи, начинались серьезные проблемы. Поэтому на бумаге он использовал мусульманские цифры, более удобные, по его мнению. Финансовый документооборот его империи строился на таких цифрах, и он не посчитал нужным переходить на заведомо менее удобные римские, которые сложно складывать и вычитать, не применяя счетных досок – абаков[39].
Виссарион был удивлен тому, как быстро Эйрих считает, даже сильно хотел выяснить, где это Эйрих узнал о таком способе вычислений. Но в тот момент мальчик объяснил свое умение тем, что сам изобрел этот способ, потому что иных объяснений у него не было. Виссарион долгое время пытался ненавязчиво разузнать о «готской арифметике» у других жителей деревни, но был безальтернативно посылаем в Хельхейм со своими тупыми вопросами. В итоге у него больше не осталось вариантов, кроме как принять, что Эйрих – это величайший ум столетия, в маленькой готской деревушке совершивший настоящую арифметическую революцию.
Пришлось Эйриху обучить раба мусульманским цифрам, потому что тот буквально умолял об этом.
А вот когда пришло время «Начал» Евклида, Эйрих выделял минимум два часа в день на то, чтобы применить мусульманские цифры на выкладки этого гениального грека. Работа шла медленно, однако Эйрих начал понимать, что охотился на зайца, но пристрелил оленя. Такие сокровенные знания достойны особого отношения, ведь даже ему видны способы их приложения для собственного блага.
Виссарион заплатил за постой, после чего они разместились в номерах. Эйриху досталась просторная комната с большой кроватью, явно на двоих людей. Тут был сундук для личных вещей, запираемый на навесной замок с бронзовым ключом. Еще тут был стол, четыре стула, а также жировые светильники. Помимо этого находилась комната с водой, где можно было помыться и напиться.
Освоившись в номерах, они вышли на улицу и разместили телеги во внутреннем дворе, поставив постоянное охранение из двух сменяемых воинов: Эйрих не доверял местным жителям, поэтому даже не надеялся на справедливость, если у них что-то украдут.
Не став задерживаться в стабулярии, они направились на агору.
– Ты знаешь, где здесь можно продать драгоценности? – поинтересовался Эйрих у уверенно ведущего их Виссариона.
– Да, господин, – ответил тот. – Если хотите выгодно продать золото и серебро, то единственное, что можно знать, не надо идти к иудеям: обманут.
– Чего еще ждать от людей, убивших Христа? – усмехнулся Татий. – А куда тогда идти, Виссарион?
Распространено мнение, что Христа убили иудеи, но Эйрих, читавший Марцеллина, знал, что к казни его приговорил прокуратор Понтий Пилат, а исполнили ее римские легионеры. Но да, судили его по навету иудейских купцов, торговавших в храме и недовольных тем, что Иисус разогнал торгашей, а также приравнял себя к богу.
«В степях казнили и за меньшее».
– Знаю пару надежных людей… – ответил раб.
Они прошли почти всю агору, прежде чем добрались до двухэтажного дома с лавкой на первом этаже.
– Это таберна[40] уважаемого здесь человека, Кассия Худого, – сообщил Виссарион. – Он, если у него дела идут так же, как пару лет назад, может скупить много золота и серебра. Правда, он меня хорошо знает…
– Твои проблемы, – сказал на это Эйрих. – Если попытается убить тебя, мы его прикончим, а в остальном мне плевать.
Они вошли в таберну, где в этот момент происходил торг между богатеньким римлянином в нарядной тоге и толстым мужичком в одежде простолюдина. Богатенький римлянин стоял за прилавком, был болезненно худ, а толстый мужичок буквально излучал здоровье и благополучие. Эти двое говорили на повышенных тонах, и Эйрих быстро понял, что обсуждалась поставка сомнительного качества хлопковой ткани. И худого римлянина расстраивал не сам факт сомнительного качества товара, а то, что за него были содраны приличные деньги.
Пришлось дожидаться, пока эти двое не оттаскают друг друга за грудки и не придут к примирению, так как толстяк снизил цену до желаемого римлянином уровня.
– Мне знакомо твое лицо… – римлянин посмотрел на Виссариона. – А не ты ли…
– Приветствую, достопочтенный Кассий, – поклонился раб. – Да, это я, Виссарион, бывший раб Фотиса Самароса.
– А-а-а, приветствую, – кивнул ему Кассий. – Неужто освободился?
Как знал Эйрих, освобождение рабов за хорошую службу – это не столь уж редкое явление. Если в степях человек стал рабом, то просто так его не отпустят, а у римлян все несколько иначе. Вольноотпущенников полно, и так уж получается, если верить словам Виссариона, именно они составляют подавляющее большинство мелких торговцев.
«Привыкшему лебезить и угождать своему хозяину будет нетрудно делать это перед покупателями».
Виссарион заулыбался.
– Увы, я был продан новому господину, достопочтенному Эйриху, – указал раб на своего хозяина. – И мы прибыли по делу.
– Варвары? – поморщился Кассий. – Они хоть на человеческом языке говорят?
Презрительное отношение римлян ко всем остальным – это общеизвестный факт. Говорят даже, что они не считают за настоящих людей никого, кроме римлян. Впрочем, о готах можно сказать точно так же. Но Эйрих прожил достаточно долго, чтобы понимать в людях больше, чем остальные.
«Точно такие же кожа, мясо, требуха, кости…»
Но это очень удобно в ведении дел – считать, что обманываешь не совсем человека.
– Говорят, – произнес Эйрих на латыни. – Мы хотим поторговать.
– Отрадно слышать такие приятные слова, – заулыбался ничуть не смутившийся Кассий. – Что может быть приятнее для торговца, чем желание поторговать? О каких товарах идет речь? Шерсть, хлопок? У меня, вот удача, как раз только пришла поставка отличной хлопковой ткани…
– Я только что слышал, что она паршивого качества, – произнес Эйрих.
– Ох, ты знаешь, – пренебрежительно махнул рукой Кассий, – я говорил все это, чтобы сбить цену. Дела торговые…
В своей империи Эйрих только терпел торгашей. Они ему не нравились, но он понимал, что без торговли невозможно никакой жизни империи. Будь мир идеальным, он бы истребил всех торгашей, обманывающих наивных и наживающихся на глупых, но мир, увы, не идеален.
– Мы пришли не за хлопком, – сказал Эйрих, после чего повернул голову к своим спутникам. – Наус, Хумул, покажите.
