– Значит, вы трое хотите сказать мне, что это будет хорошо для готов? – уточнил Зевта.
– Да, – кивнул старейшина Торисмуд, задумчиво поглаживающий бороду.
– Да, – улыбнулся в бороду отец Григорий, видимо, радующийся, что удалось выкрутиться без конфликта с ветвями власти.
– Да, – ответил с серьезным выражением лица Эйрих, внутренне празднующий победу.
Зевта сдержанно улыбнулся, после чего посерьезнел и посмотрел на Иоанна Феомаха. Римлянин напрягся.
– Что об этом думаешь ты? – спросил у него вождь.
– Что думаю я? – переспросил Иоанн. – Я считаю, что решать тебе, вождь.
– Не лей мне мед в уши, – потребовал Зевта. – Не теряй мое уважение, а говори, что думаешь. Как есть.
Иоанн не стал торопиться с ответом, поэтому схватил медный кубок с римским вином и начал медленно его осушать.
– Я думаю, что Эйрих прав, – заговорил он, стукнув кубком по столу и вытерев подбородок рукавом. – Мой народ когда-то давно изгнал царя из Рима, чтобы правили старейшины[59]. И да, это очень хорошо работало, а потом у нас появились императоры, и…
– …и теперь Рим слабее, чем был когда-либо, – закончил за него отец Григорий. – Но глупо винить в этом только императоров, ведь разврат, похоть, чревоугодие…
Зевта поморщился, поэтому отец Григорий решил не продолжать. Все это можно услышать на проповедях, поэтому здесь, где они обсуждают важные вещи, это было неуместно.
– Причины упадка Рима не важны, – произнес Эйрих. – Потому что мы – не Рим.
– Ладно, ты убедил меня, Эйрих, – вздохнул вождь. – Но как ты предлагаешь убеждать остальных старейшин?
Глава двадцать вторая. Гуннские купцы
3 марта 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония
На деревенской площади собралось около полутысячи людей. Деревня и сама деревенская площадь именуются местными не иначе, как Фани, то есть Глина. Эйриха удивило, что эти люди решили как-то назвать свою деревню, потому что все остготы прекрасно понимают, что здесь они не навсегда. Тем не менее некоторые их деревни все же получают свои названия.
Воинов у Глины довольно-таки много, потому что они редко участвуют в набегах, делая основной упор на сельское хозяйство: сеют рожь в больших количествах и не нуждаются особо в охоте, потому что хлеба хватает, чтобы прокормить всех. Разумная политика, если нужно выжить, но не стать богаче и сильнее.
Заправляет тут сейчас старейшина Одила, потому что вождь Зевта проживает в своей деревне. Так уж получилось, что здесь они убили троих претендентов, поэтому у жителей может иметься несколько заточенных зубов на Зевту и Эйриха.
«Иначе не бывает, – подумал Эйрих. – За власть надо лить кровь. Или ничего не получишь».
Власть не купить, не выиграть в кости, ее можно только завоевать. Все остальное – это не власть. Так считал и считает Эйрих.
– А это вам дар от старейшины Торисмуда! – широко улыбаясь, поднял Зевта тонкую кольчугу из сундучка.
Кольчуга была сделана художественно, с большим мастерством – Эйрих не хотел бы отдавать такое ради расположения старейшины Одилы, не самого значимого из всех, но Зевта решил, что пусть лучше слухи об очень щедрых дарах начнут распространяться пораньше. В чем-то он был прав, но кольчугу Эйриху все равно было очень жалко.
На этой кольчуге, перекочевавшей в костлявые старческие руки Одилы, были художественно исполненные заклепки, имеющие вытисненные руны неизвестного происхождения. Работа кропотливая, возможно, эта кольчуга обладает неким защитным эффектом. Эйрих не проверял и даже не знал, как это проверить помимо ношения в бою. Искренне жаль, что Зевта отдает ее старику, которому она даже не пригодится…
– О-о-ох, вижу, тяжелый разговор нам предстоит, вождь, – произнес Одила своим гнусавым голосом. – Чего приехал-то? В набег, небось, воинов будешь забирать?
– Лучше, – усмехнулся Зевта. – Но об этом поговорим к вечеру. А пока зови свою жену, буду подарок показывать!
– Розамунда! – позвал старейшина.
Из толпы вышла пожилая женщина, одетая богаче остальных, причем серебряные браслеты у нее были явно римской работы. Как понял Эйрих, они предпочитают менять добычу с набегов на еду у остальных деревень, поэтому тут на людях можно встретить всякое.
– Вот эта… – Зевта вытащил из ящичка серебряную диадему.
Диадема была римской, из тех, что Эйрих не смог сбыть Кассию за приемлемую цену: римлянин говорил, что это подделка под работу неких кремонских мастеров. Эйрих же оценил зеленые камни, очень красиво инкрустированные в серебро, и отказался отдавать дешево. Теперь эта диадема достанется Розамунде, пожилой женщине, жене старейшины Одилы.
– …диадема, – подсказал Эйрих отцу.
– Вот эта диадема великолепно украсит твою голову, почтеннейшая, – передал Зевта диадему мужу Розамунды.
Седовласая женщина, обладающая прямыми чертами лица и чуть потускневшими светло-голубыми глазами, с достоинством кивнула.
Старейшина внимательно осмотрел диадему со всех сторон, уважительно покивал, после чего водрузил украшение на голову жены.
Изначально, Зевта негативно отнесся к разбазариванию взятых боем украшений, но потом Эйрих объяснил ему, что у старейшин и жены старые, как правило. И старая женщина, проведшая с мужем десятилетия, имеет на него влияние куда большее, чем думает даже сам муж. Уж Эйрих в этом разбирался…
Поэтому подарок жене старейшины – это завоевание расположения, в первую очередь, самого старейшины. Потому что, когда пыль осядет и празднество закончится, у старейшины с женой состоится ночной разговор, который сильно повлияет на решение, которое он примет в итоге.
Эйрих это не сам придумал, а использовал опыт из прошлой жизни: как-то ему нужно было уговорить одного татарского нойона, Торельчина, присоединиться к своему улусу. Просто продавливать его своей волей еще было нельзя, ведь вокруг жило очень много татарских родов, с которыми приходилось считаться, поэтому важно было взять его под руку мирным путем. Он несколько дней ломал голову, ходил задумчивый, думал, что именно надо сказать, что именно подарить…
В последний день перед отправкой послов к нему подошла старшая жена, Бортэ, которая видела его метания. Она говорила немного, но это были такие откровения, что Темучжин был вынужден изменить практически все подарки.
Жена сказала ему, что Торельчин очень внимательно прислушивается к своей жене, такие слухи ходят среди степных женщин, и стрелять надо именно по этому, а не просто дарить нейтральные дары, какие обычно и везут нойонам. С послами поехали дорогие украшения, соболиные шубы, а также несколько десятков подарков самому нойону Торельчину. Темучжин подспудно сомневался в успехе, но ответ пришел меньше чем за десяток дней: нойон согласился уйти под его руку и готов был дать клятву верности в самое ближайшее время. И такие приемы с задабриванием жен Эйрих проворачивал неоднократно. Все в прошлой жизни, конечно, но здесь люди отличаются мало.
Были еще подарки. Римское вино, копченые кабаньи окорока, римские игрушки-безделушки, статуэтки из бронзы и меди, зерно и прочее. Все это отец вручал лично, чтобы четко обозначить свое расположение к старейшине и деревне.
После такого акта щедрости даже воинов в набег не дать как-то неудобно…
«Но мы здесь не за этим», – подумал Эйрих.
Разговаривать о важных делах посреди деревенской площади было неудобно и неуместно, поэтому гостей пригласили в бражный дом.
– Он рядом со мной посидит, – произнес Эйрих, указывая на растерянного Альвомира.
– Как скажешь, – кивнула молодая женщина с черными волосами и пронзительными карими глазами.
Эйрих в прошлой жизни взял бы такую в младшие жены только за взгляд. Но ему еще слишком рано… Некоторые недостатки детского возраста просто непростительны. Формально у готов можно брать жену в раннем возрасте, но это должна быть девочка, примерно его лет, а его такие не интересуют.
