Да, обещанное замирение с императором прозвучало бы слишком наивно, если говорить о таком в Константинополе, но варвары – это варвары. Брета принял все за чистую монету, что было подкреплено личным даром от Иоанна – он подарил вождю недешевую такую спату, купленную у мастера-кузнеца Алексея, что держит мастерскую на Воловьем форуме Константинополя. Меч был общей длиной в один градус[26], с рукоятью в полтора пальма[27], с навершием в виде позолоченной головы орла. Таких мечей у него двадцать штук. Пришлось продать загородный домик в районе Филопатеона, совершенно без прибыли, за ту же сумму, за которую когда-то покупал, но это даже повезло, учитывая срочность…

Можно было занять у иудеев, но связываться с займами у неверных – это низко и позорно. Тем более что успешное выполнение задания окупит все сторицей. Император не сможет игнорировать тот факт, что Иоанн выполнит важнейшую миссию и спасет страдающих из-за налетов варваров жителей Далмации и вообще всех окрестных провинций. Возможно, с синекурой, то есть слежением за императорской конюшней, будет покончено и ему наконец-то доверят более высокий и важный пост…

Никто из варваров не заподозрил вообще ничего. Разве что тот странный малец…

«Эйрих, вроде бы так его зовут?» – припомнил Иоанн, активно дрыгая при этом тазом.

Сейчас комит находится в доме одной женщины, Ильды. Она овдовела несколько лет назад, как сообщил Герих, гот на службе в палатинской ауксилии. Муж ее либо погиб в лесу, либо сбежал, но это и неважно. За один фоллис она отдалась ему, выпроводив из дома своего сына. Несколько минут спустя, закончив с Ильдой, Иоанн поправил одежду и вышел из дома вдовы.

Его слегка беспокоил этот малец, Эйрих. Судя по его глазам, он понимает гораздо больше, чем остальные. Это странно, почти невозможно, но Иоанну показалось, что хорошо владеющий народной латынью мальчик прекрасно все понимает.

«Ерунда, – отмахнулся от тревожных мыслей комит. – Он слишком мал, а еще он варвар. И вино он не пил потому, что слишком юн».

Сейчас, пока Иоанн просто убивает время, предаваясь развлечениям с Ильдой, в деревне собираются вожди и старейшины окрестных родов. Прибывающим вождям комит дарит спаты, качеством не хуже, чем спата Бреты, а также дарит шелка, драгоценности и редкие тут экзотические яства вроде сушеных фиников из Сирии.

Брета говорит, что в ближайшие дни соберутся все вожди и старейшины, после чего можно будет начинать осуществлять задуманное.

«Скоро я покину эту дыру и вернусь в Константинополь, – мечтательно подумал Иоанн, расплачиваясь с Ильдой. – Триумфа мне не дадут, хотя я этого достоин, но вот овации… Да, я вытребую у Антемия овации…»

20 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени

Эйрих, несмотря на то что еще относительно тепло, надел на себя римскую шубу. Это нужно было не для того, чтобы обезопасить себя от простуды и бесславной смерти, а для сокрытия кольчуги, чтобы никто не догадался, что он все понял.

Времени для раздумий и взвешивания всех аргументов было полно, поэтому Эйрих, изначально очень подозрительный человек, окончательно убедил себя, что римляне замыслили недоброе.

Брета хотел ограничиться визитом верховного вождя, который мог бы представить всех окрестных вождей. Для этого римлянам пришлось бы ехать в ставку верховного вождя, что находится на Дунае. Но Иоанн настаивал на том, чтобы вожди собрались именно здесь, в их деревне. Мол, она очень удачно расположена поблизости к римским землям, чтобы можно было уехать так быстро, насколько это возможно.

Тут бы вождю насторожиться, но Иоанн умело плел интригу, недвусмысленно намекая на то, что общий сбор вождей в деревне Бреты – это повышение статуса вождя до невообразимых высот. И самое паршивое в этом было то, что Иоанн говорил абсолютную правду. В этом и есть высшее мастерство интриги – говорить чистую правду и принуждать ею оппонентов к выгодным себе действиям.

Говорил ли Эйрих о своих подозрениях Брете? Напрямую не говорил, чтобы не лишиться своих крох влияния на вождя. Но он говорил с Зевтой, и отец, к его чести, вопреки опасениям Эйриха, не стал отметать треп мальца, восприняв все его подозрения серьезно. Поэтому отец тоже был в теплой римской шубе, скрывающей кольчужную броню. Отец Григорий же был одет в свой самый просторный балахон, по тем же причинам, что и Эйрих с Зевтой. Отряд наиболее благочестивых христиан из обычных воинов вооружен и ожидает сигнала от отца Григория.

Бражный дом был спешно расширен, наполнен с такой же спешкой смастеренными столами и лавками, чтобы вместить самое большое собрание готов за последние лет десять.

Римляне открыли все привезенные с собой бочки с вином, которое лилось теперь рекой. Из бражного дома доносились громкие разговоры, пьяное пение и остальные звуки веселого времяпровождения.

Эйрих же ждал, стоя за домом Нимана Науса. Зевта пытался говорить с дружинниками, но бедой было то, что они были пьяны непрерывно, без продыху и пауз. Впрочем, это их обычное состояние. Рядом с ним были отец, а также Валамир и Видимир, вооруженные топорами. Пришлось заморочиться с тем, чтобы зайти за этот дом незамеченными, потому что римляне оставили возле бражного дома четверых воинов, бронных и оружных.

Тут тон звуков из бражного дома несколько изменился. Песни прекратились, но поднялись панические крики и предсмертные вопли. Началось.

Эйрих ждал. Раз уж свершилось то, что свершилось, то зачем мешать этому приносить тебе пользу?

Когда крики в бражном доме стихли, Эйрих решил, что пробил час.

– Пора, отец, – произнес он и вышел из-за дома, держа лук наизготовку.

20 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени

– Готы! – воскликнул римлянин из охранения, увидев Эйриха, вышедшего из-за дома.

Но долго восторгаться открытием римлянин не смог, потому что стрела пронзила ему переносицу и зашла в череп, надежно разрушив лобную долю мозга. Если есть в этом мире мгновенная смерть, то это она.

Отец вскинул щит и побежал к готовящимся его встречать римлянам, но Эйрих выпустил еще две стрелы, каждая из которых нашла свою цель. Зевте осталось лишь добраться до раненых и добить их ударами боевого топора.

Священник повел свою вооруженную паству на штурм бражного дома, из окна которого вывалился окровавленный Ниман Наус. Дружинник поднялся на ноги. Взгляд его был безумным и напуганным. Вслед за ним из окна ловко выпрыгнул довольно улыбающийся бородатый римлянин, в кольчуге под туникой и с кинжалом в руках.

Улыбка сползла с его лица, когда в его сторону двинулась паства отца Григория. Эйрих хотел было послать ему стрелу, но кольчуга все портила, а в голову попасть с такого расстояния нереально. Римлянин резко развернулся, но единственное, чего достиг – дротик попал не в грудь, а в спину. Дротик кинул отец Григорий, проявивший неожиданную прыть и резвость.

– Вперед, дети мои!!! – громогласно скомандовал священник.

Благочестивые христиане, вставшие на защиту племени от козней подлых римлян, бросились на штурм бражного дома, где сейчас происходила бойня.

– Утащите Науса! – приказал Зевта. – Эйрих, держись рядом!

Дружинника, с которым все было явно не в порядке, так как он смотрел на мир, будто впервые в жизни, утащили двое рядовых воинов.

Римляне легко отразили первый натиск верной паствы отца Григория: из ворвавшихся через окна обратно смогли выбраться только двое.

– Заблокируйте двери! – заорал Эйрих.

– Делайте! – согласился с идеей Зевта.

Римляне начали прорыв через парадный вход, чтобы отвоевать себе пространство перед бражным домом, но готские воины были ближе, поэтому массивная дверь, привезенная из набега, была закрыта и подперта обломанным древком копья.