– Отправь центурию Коллатина по следам, – распорядился эдил Виллан. – Нужно догнать их и наказать. Исполняй.

17 января 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, лагерь Эйриха

– Я должен выказать тебе свое уважение, Эйрих, – сказал Ниман Наус. – Если бы ты не убил тех лучников, мы бы потеряли гораздо больше людей, да…

– И он щедро осыпал остальных ублюдков стрелами! Я сам видел! – выкрикнул раненый в ногу Бадвин.

Ему прокололи копьем бедро, он только пришел в себя после лихорадки, поэтому пропустил все, что происходило в последние дни.

– Я благодарен тебе, Ниман, – кивнул дружиннику Эйрих.

Ниман с одобрением усмехнулся.

– Я долго думал о том, как мне наградить всех отличившихся в бою, – произнес Эйрих. – Я разговаривал с каждым из вас и пришел к выводу, что будет преступно не одарить вас золотом. Каждый воин, участвовавший в прошлом бою, получает от меня по два солида вознаграждения.

– Да-а-а!!! Эйрих!!! Да-а-а!!! – поддержали его слова обрадованные воины, раненые и не пострадавшие.

Уже давно Эйрих удивился тому, что вожди считают грабеж после победы достаточным вознаграждением воинов. Это глубокая ошибка, которая укоренилась в их разумах из-за традиций. Если тебе нужны верные воины, дары и награды должны исходить лично от тебя, а не от твоего разрешения начинать грабеж. Да, разрешение грабить селение или город – это тоже поощрение, но оно слишком традиционное и общее. А вот две золотые монеты – это иное. Это награда, расположение от Эйриха.

Ниман Наус, решивший публично похвалить Эйриха, – это тоже неспроста. Хумул разговаривает с воинами, кто-то прислушивается, а кто-то нет. Наус почувствовал, куда дует ветер. По его поступкам это почувствуют остальные.

Эйрих – это успех. Будешь держаться рядом с успешным человеком – успех коснется и тебя. И тогда все у тебя будет хорошо. Это все знают. Правильный образ позволит собрать собственную дружину. Но Эйриха не устраивал традиционный формат. Если у него будет дружина, то она будет сильно напоминать кешик, его личную гвардию самых опытных и умелых воинов. Сегодня была брошена первая ветка в разгорающийся костер его славы.

– После прошлого боя я понял, что нам нужно больше конных лучников, – сказал Эйрих. – Поэтому предлагаю вам, воины, дать своих сыновей мне в обучение. Плачу по золотому за каждого ребенка не младше шести, но не старше пятнадцати зим. Они будут жить дома, но ежедневно будут приходить ко мне заниматься с луком и ездить на лошади. Если по итогам пяти лет они смогут пять раз подряд попасть в цель с пятидесяти шагов, отец ребенка получит пять солидов лично от меня за то, что воспитал правильного ребенка, которому самое место в моей дружине. Как вам такое?

– А кошт сыновей за чей счет? – спросил Атавульф, счастливый отец четырех сыновей и двух дочерей.

– За твой, конечно же, – ответил Эйрих. – Твоя выгода – пять золотых в конце обучения конного лучника. Если он займет место в моей дружине, у него будет доля от добычи, как пристало дружиннику. Может, если он тебя достаточно любит, и тебе что-то перепадет с добычи воинской.

– Вот оно что… – задумался Атавульф.

Усы его задумчиво подвигались, а сам он почесал затылок. Кормить детей – тяжкое бремя, особенно сейчас.

– Ладно, покумекаю потом, – решил воин.

– Хорошенько подумай, это ведь не только воинская слава, но и риск, – напутствовал его Эйрих. – Дружине – слава и почет, но спрос больше. Особенно говоря о моей будущей дружине.

– Ты что, дружину собирать надумал? – заинтересовался Аравиг, рядовой воин.

– Надумываю вот, – ответил Эйрих. – Еще пара-тройка успешных походов, соберется нужное количество броней, оружия, денег. Вот тогда и надумаю.

Окружающие воины задумались. Но они еще не знали, что именно Эйрих собирался сделать со старой концепцией дружины вождя.

Изначально, когда он только вникал в особенности устройства воинского быта родного племени, он решительно отверг эту старую и никчемную практику со много что решающей и много за что голосующей дружиной, внедрив взамен нее свою систему. Но потом он узнал о том, как эту систему организовали римляне…

Мысль о том, что воины получают фиксированную зарплату и долю в добыче, а взамен делают то, что им говорит командир, была чем-то новым для Эйриха. Он не видел ничего подобного в степях, где так сложилось, что воины собираются вокруг нойона ради доли в добыче, не претендуя ни на что другое. Он не видел ничего подобного в Хорезме, где постоянное воинство сражалось за хорезмшаха ради добычи в бою и щедрых даров, а временное воинство сражалось из-за того, что их просто собрали со всех селений и сказали, что они теперь воюют за хорезмшаха.

В Китае было нечто подобное оплате услуг воинов, но Эйрих презирал китайцев, потому что они имели многократно более многочисленную армию, но не смогли защитить свою страну. Они боялись кочевников. Никакие зарплаты не могут перебороть этот страх, а у них они были еще и низкими.

Но римляне заставили Эйриха пересмотреть свой взгляд.

«Экипировка воина за счет вождя, оплата его службы за счет вождя, но и обязанностей у них будет куда больше, – размышлял он. – Тренировки, никакого хозяйства, только война и подготовка к ней. А ведь это…»

Это настоящая армия. У римлян настоящая армия, а не временно собираемое воинство, как у Темучжина в прошлой жизни, как у готов сейчас. Тот, у кого больше воинов, ничем, кроме войны, не занимающихся, тот и победит, в итоге. Но для такой армии нужны деньги. Много денег.

«Нужна торговля, – подумал Эйрих. – Но чем? У нас ничего нет».

На грабежах крепкую армию не построить. Слишком уж нестабильное это дело. Нужны надежные источники снабжения деньгами.

«Похоже, Аларих обречен получить от меня удар в спину, – подумал Эйрих. – Он не сможет дать мне то, что даст западный император».

Но это больше похоже на рисунки в болотной грязи, ведь он ничего не знает о раскладах в Италии, а там сейчас может происходить все что угодно. Это нужно как-то исправлять.

Татия отправлять преждевременно, он еще не получил от Эйриха ничего, кроме женщины и дырявой халупы. Золото и серебро ему давать опасно, потому что тогда он может накопить сумму, которой достаточно для жизни в Афинах или в Константинополе. Готы для скрытной разведки не годятся совершенно. Их видно издалека, и они бросаются в глаза в толпе. О какой разведке вообще может идти речь?

«Купцов бы… – подумал Эйрих. – Эти прощелыги в любую щель пролезут, все вынюхают. Это у них в крови».

– Дельное ты предлагаешь, – заговорил вдруг Наус. – Полезное.

Он уже сидел перед костром и сосредоточенно точил топор.

– Долго думал, – бросил Эйрих, после чего встал и пошел к своему коню.

Инцитат требовал особого ухода, и Эйрих мог ему его дать.

– Хороший, хороший… – шепнул он коню на правое ухо, гладя по гриве.

Конь действительно был на загляденье. Ни одного солида не жалко.

Сколько им тут сидеть? Пока раненые не смогут ходить. Овец они кормят в глубине ущелья, куда падает солнце и где растет сочная трава, сейчас пожелтевшая и припавшая к земле. Овцы неприхотливы и им сойдет даже такая.

Небольшая и смутная тревога теребила сердце Эйриха. Что-то шло не так. Вроде разделались с разбойниками малой кровью, но все же поистрепались в бою. Даже Эйрих получил стрелу в бок, пусть и не пробившую его кольчугу. Сейчас напади на них кто…

19 января 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, на тракте

Квестор Тулий Веннон Гамала озадаченно почесал затылок. Трупная вонь доносилась из-за кустов, там уже задумчиво расхаживали его подручные, пытающиеся понять, что именно здесь произошло. Тулий был назначен квестором всего полгода назад, сумев перебить цену слишком жадного Марка Глабиона Кана, претендовавшего на сочную должность. До этого Тулий с семнадцати лет служил в V легионе «Македоника»[49]. Ожесточенные схватки с варварами, затем передислокация в Азию, затем – в Грецию, а потом и в Сирию-Палестину: император таскал V легион по империи так часто, что их даже начали называть «топтунами».