– Кто ты, воин? – спросил вышедший из дома старик с коротким посохом в руках.

Он был стар, белобород, с растрепанными длинными волосами, а также с морщинистым лицом. Блеклые глаза смотрели на Эйриха с живым интересом.

«Этот старик явно в своем уме и при живой памяти, – сделал Эйрих вывод. – Скорее всего, еще не растерял своего влияния, как это часто бывает с другими старейшинами».

Если Эйриху не изменяет память, а она ему не изменяет, старейшину этой деревни зовут Гундимиром, он славен своим словесным противостоянием Алариху, желавшему, чтобы все готы пошли вслед за ним. Но Гундимир, как говорят, сумел возразить верховному вождю и убедить его, что вот эта деревня никуда не пойдет. Аларих стерпел, потому что Гундимир нашел правильные слова, не оскорбившие верховного вождя и позволившие ему уйти при своих.

Пришлось подойти поближе и сделать глубокий поклон старости.

– Эйрих, сын Зевты, – представился он.

– Я помню это имя, – произнес старик. – Твой отец – дружинник на службе вождя Бреты.

– Зевта, сын Байргана, стал вождем, – сообщил ему Эйрих. – И хочет попытать удачу в становлении вождем вашей деревни.

– Тут он опоздал, потому что наш вождь – это Дропаней, сын Хродлада, – улыбнулся старик.

– И на это у меня есть новость для тебя, – произнес Эйрих.

– Какая новость? – чуть удивленно спросил старик.

– Когда я шел сюда с моими воинами, – Эйрих оглянулся на воинов авангарда, – встретил отряд из пятидесяти семи воинов, возглавляемых Дропанеем. Он вел себя надменно, оскорбил меня и потребовал выдачи броней и оружия ваших павших дружинников с вождем, погибших от рук злокозненных римлян.

– И ты? – спросил старик.

– И я не поверил ему, – продолжил Эйрих. – Сказал, что передам брони только старейшине деревни, потому что этот Дропаней мог оказаться разбойником, который хотел обманом забрать то, что ему не принадлежит. Он оскорбился и атаковал меня. Мы взяли пленными девять человек, они подтвердят мои слова.

Старейшина молчал. Лицо его было непроницаемым, но вот глаза выражали гнев. Возможно, Дропаней был ему близким родичем.

– Похоже на ложь, – холодным тоном произнес Гундимир. – Я молвлю, что ты лжешь.

– Слишком громкие слова для уст старика, – хмыкнул Эйрих. – Если еще можешь держать топор в руках, оспорь мои слова в поединке.

– За мою честь постоит мой внук, – недобро улыбнулся старейшина.

Здесь было намного проще, чем в степи. Люди простые, много не думают. Возник конфликт с кем-то – докажи правоту в поединке. Оскорбил кто-то – смой с себя оскорбление кровью. В степи все совсем не так… Белобородые старейшины, регулирующие жизнь рода, учиняют суд и взвешенно определяют вину или обиду, после чего назначают наказание виновнику или виновникам. Если дело касается двух родов или более, то собирается совет белобородых, способный рассудить практически любую тяжбу.

«Возможно, стоит учредить здесь что-то похожее, – подумал Эйрих. – В ином случае мы будем терять воинов каждый раз, когда кто-то кому-то опрокинет кибитку…»

– Зови своего внука, – призвал Эйрих. – Пусть нас рассудит всевышний.

Духи защитят, если он прав. А он прав.

– Альвомир! – позвал старик.

Из соседнего дома вышел здоровенный детина, лысый и с туповатым лицом. Видно, что бог обделил его умом, но взамен даровал невиданную дурь. Вот этого Эйрих не предусмотрел.

Здоровяк, названный лесным альвом, подошел к своему деду и встал рядом, оглядывая всех присутствующих несколько наивным взглядом.

«Как мне такого убивать?» – подумал Эйрих с зарождающейся где-то в груди паникой.

12 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

– Черви тебе в пасть, сопляк!!! – крикнул чернобородый мужик из толпы.

Эйрих запомнил лицо кричавшего.

– Ты следующий! – сообщил он этому мужику.

Мужик на всякий случай отступил назад и опустил взгляд.

Здоровяк, известный под именем Альвомир, вооружился кузнечным молотом. Точнее, головка была от кузнечного молота, а вот рукоять являла собой что-то вроде едва ошкуренного ствола от молодого дерева. Видимо, рукоять долго не живет, поэтому мастер, чинящий оружие, уже перестал заморачиваться…

Зная об оружии противника, которое старейшина демонстрировал специально, громко рассказывая, что Альвомир им однажды убил медведя с одного удара, Эйрих выбрал копье. Старейшине было все равно, хотя он мог усугубить ситуацию, выбрав оружие для оппонентов, ведь вызов бросал не Гундимир, а Эйрих.

Положение было тяжелым, потому что противник весил раза в четыре больше, чем Эйрих, был выше на четыре головы, а также демонстрировал такую силищу, что аж оторопь берет. Альвомир размахивал своей кувалдой так, словно у него в руках сухая ветка, что обещало Эйриху смерть при любом неловком движении.

Здоровяк также носил на себе двухслойную кольчугу, явно собранную из трех или даже четырех комплектов: кольца на разных частях брони разительно отличались, не только формой, но даже цветом. Видимо, броню снимали как законный трофей с жертв Альвомира…

Единственная загадка, которую не мог разрешить Эйрих: почему Альвомир не стал вождем? Значит ли это, что у него нет амбиций? Значит ли это, что старейшина имеет на своего внука сильнейшее влияние, достаточное, чтобы держать эту глыбу смерти в узде? Вопросы, если смотреть на них в контексте предстоящего поединка, скорее философские, нежели практические.

Отец прибыл с воинством, но остановить поединок он не мог, потому что даже если они перебьют здесь всех, их воинство будет знать, и значит, это будет бесповоротная смерть зарождающейся репутации Эйриха. Это хуже смерти настоящей, многократно.

На деревенской площади собралась практически вся деревня, привели даже детей. Вероятно, все хотят посмотреть, как их Альвомир прихлопнет Эйриха своей кувалдой, как клопа какого-нибудь.

– Придется тебе доказать, сын, что ты истинный гот, – произнес отец. – Он большой, а ты маленький, но у тебя копье, поэтому не позволяй ему приближаться и не задерживайся на одном месте.

– Да, отец, – кивнул Эйрих.

Он поправил шлем, кажущийся теперь слишком тяжелым. Тело, вопреки разуму, поддалось панике и теперь предательски дрожало. Руки слабели, а ноги слегка потряхивало – Эйрих позволял себе такое, чтобы выпустить напряжение, рвущееся наружу. Он знал, что когда начнется поединок, он возьмет себя под контроль и будет действовать с полной самоотдачей. Ведь сегодня от этого зависит его жизнь. Время драться за нее.

12 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

Зевта волновался. Страх за сына был настолько велик, что сердце пропускало удары, когда Зевта представлял, что может пойти не так в поединке. Эйрих – это его любимец. Это сын, о котором не могут мечтать даже императоры. Настолько умный, что не будь он таким храбрым, ему было бы самое место в старейшинах или в священниках, чтобы славить род готский в делах мирских или в молитвах… Но, к вящей радости отца, сын пошел по его стопам. Мальчик сумел удивить его, когда без чьей-либо помощи научился ставить силки и начал приносить домой свежую дичь. Не каждый день, но со временем все больше и больше.

Зевта тогда предавался пьянству, как остальные. Они делали это не просто так, а чтобы умилостивить Вотана, который за его долгое и упорное прославление дарует воинам успех в предстоящих набегах. Опасных, потому что о римлянах говорят всякое, в основном нехорошее, но многообещающих. И как-то так получилось, что пьянство ради успеха почему-то сильно затянулось. Брета говорил, что так будет надежнее, а в набег можно пойти и завтра…

И это завтра настало только через несколько зим. Нельзя было так пить, Зевта это понимал, но ослушаться вождя не мог. Казалось, что Вотан высасывает из них жизненные соки через пьянки, собирая с дружины дань, плату за будущие успехи.