А еще я никак не могу выбросить из головы ее образ — серьезную, уверенную в себе, с крошечным Sig P365, прижатым к груди. Молодая. Маленькая. Но смелая и решительная. И чертовски безрассудна. Прямо как тигренок.

Ее красный шарф до сих пор лежит у меня в кармане. Я сказал себе, что взял его с собой, потому что не хотел оставлять свою ДНК на ее рабочем месте, но это, конечно, полная чушь. В той клинике, когда я уходила, было так много моей крови, что количество, впитавшееся в ее аксессуар для волос, было жалким по сравнению с этим и не было бы учтено. Я хотел иметь что-то от нее на память — и украл его. До этого момента я не украл ни одной вещи за всю свою жизнь.

Я должен проведать ее.

Необходимость убедиться, что она в безопасности, поднимается во мне, как приливная волна. Эта необъяснимая, нелепая тяга дурманит мне голову, и как бы ни старался, я не могу избавиться от нее. Вот уже неделю эта мысль преследует меня каждую минуту каждого дня, и я не знаю, как с ней справиться. Я не забочусь о людях. На самом деле большую часть времени я почти не забочусь о себе, так что эта забота о чужом благополучии мне совершенно чужда.

Я собираюсь заглянуть к ней сегодня.

Как только я принимаю это решение, мне становится легче дышать.

Да. Я вернусь в Бостон, как только закончу здесь.

Но дело в том, что я никогда не планировал покидать владения мистера Бегу-Ради-Веселья живым.

В моей работе малейшая ошибка или недосмотр могут означать верную смерть. Я решил, что мне давно пора это сделать. Я никогда не дам Крюгеру, ублюдку, который сделал из меня того, кто я есть, удовлетворения от мысли, что он выиграл эту негласную войну между нами, забрав мою собственную жизнь. Никогда. Но в полевых условиях все совершают ошибки.

Бегун сворачивает влево и направляется по тропинке к небольшому пруду, двое телохранителей следуют в нескольких футах позади. На фонарных столбах вдоль тропинки установлены камеры, но они не направлены на территорию вокруг водоема. Если я выстрелю, когда они вернутся на тропу, люди из службы наблюдения увидят это, и весь комплекс будет оцеплен.

Таков мой план. Всего одна крошечная ошибка — выстрел после того, как моя цель выйдет из зоны видимости камеры, — и я мертв. Если в загробной жизни есть ад, то я уверен, что попаду именно туда. Мне плевать. Я уже в аду, а я еще даже не покинул землю.

Стрелять сейчас, пока они вне зоны видимости камеры? Или подождать, пока они снова окажутся в поле зрения, сделать выстрел и подписать себе смертный приговор? Тигренок или моя смерть?

Если я позволю себя убрать, то не смогу убедиться, что с девушкой все в порядке. Мне нужно убедиться, что она в безопасности, и эта потребность сильнее, чем желание покончить со своим существованием.

Я подношу палец к спусковому крючку, готовый нажать на него. Бегун продолжает бежать вокруг пруда. Его охрана следует за ним, выстроившись как утки в ряд. Направив прицел на одного из телохранителей, я стреляю. Мужчина спотыкается и падает лицом на траву. Другой телохранитель уже достал пистолет и встал перед мистером Скоро-умрет-в-любом-случае, прикрывая его своим телом. Судя по тому, как они стоят, если я выстрелю в шею телохранителя, пуля, скорее всего, пройдет насквозь и попадет в лицо моей цели. Двух зайцев одним выстрелом. Жаль, что в этом контракте есть особое условие — лицо бегуна должно остаться нетронутым.

Я опускаю прицел и посылаю пулю в полет. Пуля попадает в верхнюю часть туловища телохранителя, чуть выше ключицы. Ноги мужчины подгибаются под ним. Я целюсь ему в голову, и пуля попадает между бровей. Мистер Желтые Штаны разворачивается и пытается убежать. Наверняка он уже обмочился, но с его одеждой это будет трудно определить. Я стреляю в обе его ноги.

Моя позиция находится на другом берегу пруда, поэтому мне требуется почти пять минут, чтобы добраться до бегуна. Он воет от боли, катаясь по траве взад-вперед. Я достаю телефон, включаю видеокамеру и приседаю рядом с ним.

— Держи. — Хватаю его за руку и вкладываю телефон в его ладонь. — Вот так. Перед лицом.

— Пожалуйста! — хнычет мужчина и трясет головой. Телефон выскальзывает из его рук.

— У меня нет целого дня. — Я снова вкладываю телефон в его руку. — Держи его перед лицом.

Он продолжает хныкать, но держит телефон поднятым перед собой.

— Вот так. Идеально. — Я достаю нож и прижимаю лезвие к его горлу. — Теперь мне нужно, чтобы ты посмотрел в камеру и сказал: "Я сожалею, что трахнул вашу жену, мистер Дилейни”.

— Я… Я сожалею… — заикается он, а потом начинает плакать. — Кто ты такой? Зачем ты это делаешь?

— Этого нет в сценарии. — Я останавливаю запись, затем снова нажимаю кнопку запуска. — Еще раз. Громко и четко, пожалуйста.

— Я сожалею, что трахнул вашу жену, мистер Дилейни! — кричит он.

— Отлично. — Я киваю и перерезаю ему горло.

Я отправляю видео Крюгеру, затем разворачиваюсь и иду обратно за винтовкой. Чертовы частные контракты и их особые запросы.

* * *

Есть только одна вещь, которую я ненавижу больше, чем людей. Пробки.

Я выбрал непрямой маршрут в Бостон, чтобы избежать забитых дорог, так почему, черт возьми, передо мной выстроилась очередь из автомобилей, блокирующая въезд на эстакаду? Час пик тут ни при чем, потому что машины не двигаются, а некоторые водители уже вышли из своих машин. Посреди дороги собралась толпа. Я выхожу из машины и направляюсь туда, чтобы проверить, что происходит.

— Пожалуйста, не делай этого, — доносится до меня женский голос. — Мы можем это уладить, Джеремайя.

Группа молча стоит и смотрит на мужчину по другую сторону перил моста, который смотрит на дорогу внизу, как будто собирается прыгнуть. Женщина, голос которой я слышал ранее, стоит в нескольких шагах позади него и тараторит что-то о разводе. Я чертовски ненавижу драмы.

Протиснувшись сквозь взгляды, образовавшие полукруг вокруг пары, я подхожу к парню и достаю пистолет.

— Вернись обратно на землю. — Я прижимаю ствол к его виску. — Или я вышибу тебе мозги.

Будущая бывшая жена и еще несколько человек кричат, их крики смешиваются с топотом нескольких десятков ног. Было бы проще просто оттолкнуть парня, но это означает появление копов, возможно, даже перекрытие дороги или что-то в этом роде, а я тороплюсь.

— Сейчас же, Джеремайя, — говорю я.

Потенциальный самоубийца смотрит на меня, его тело содрогается. Он вот-вот поскользнется.

— Я не могу, — заикается он. — Я боюсь.

Конечно, он боится. Он не хочет умирать. Если бы он действительно хотел покончить с собой, он бы уже прыгнул. И он бы не привел свою жену в качестве свидетеля. Гребаный манипулятор. Я убираю пистолет, затем хватаю идиота за шиворот куртки и перетаскиваю его. Он приземляется на задницу рядом с моими ногами.

— Садись в машину и убирайся с глаз моих, — огрызаюсь я.

Жена бросается к парню, когда он поднимается на ноги, и они оба бегут к зеленому пикапу, брошенному посреди дороги. Через несколько мгновений грузовик выезжает на большой скорости, за ним следуют остальные машины, которые преграждали мне путь. Отлично. Я бросаю взгляд на часы и возвращаюсь к своей машине.

Я успеваю доехать до перекрестка возле ветеринарной клиники как раз вовремя и застаю своего тигренка выходящим из здания. Она бросает сумочку на заднее сиденье своего "Фольксвагена", а затем садится за руль. Держась на расстоянии, чтобы между нами была хотя бы одна машина, я следую за ней в восточную часть города. Когда мы подъезжаем к одному из светофоров, мое любопытство берет верх, и я переключаю полосу, останавливаясь прямо рядом с ее машиной. Тонированное окно со стороны пассажира не позволяет ей заглянуть в мою машину, но я вижу ее отчетливо.

Да и мыслить стал яснее.

Когда мы встретились, мой мозг был немного затуманен из-за потери крови, но я заметил, что она симпатичная. Идиот. Она не просто "симпатичная". Нежные черты лица, маленький нос и большие миндалевидные глаза. Округлые, мягкие щеки. Я мог бы смотреть на нее часами. Медово-светлые локоны собраны на макушке, несколько прядей падают на лицо. Я помню запах ее волос, которые были так близко ко мне, когда она наклонялась, чтобы извлечь пулю. Цветочный. Она пахла цветами.