Но сейчас я твердо решила не думать о том, что будет дальше. О случайном человеке, который никогда не узнает меня настоящую, но женится на мне только потому, что так решил дон. Того, кто будет покупать мне бриллиантовые ожерелья и водить в дорогие рестораны, но на самом деле не будет заботиться о том, как я себя чувствую. Тот, кто, скорее всего, будет приносить мне огромные букеты цветов, несмотря на то, что я много раз говорила ему, что от них у меня раздражаются и воспаляются носовые пазухи.

— Громче! Мы тебя не слышим! — Я вскрикиваю, когда Дания начинает припев песни, а затем наклоняюсь ближе к Заре. — Может, в следующий раз ты тоже споешь?

— Может быть…

Я легонько чмокаю сестру в щеку, затем обхватываю ее за плечи и возвращаю свое внимание к нашему другу на сцене. Странно, как два человека, рожденные из одной плоти и крови, могут желать совершенно разных вещей. Моя тихая сестра, которая всегда хочет быть незаметной. И я, желающая, чтобы кто-то наконец увидел во мне ту, кем я являюсь на самом деле, а не чью-то дочь.

Я продолжаю смотреть на сцену, в то время как покалывание продолжает пронизывать мой позвоночник, и почему-то оно уже не кажется неприятным.

Вокруг меня раздаются крики смеха и веселья, когда я скрываюсь в тени, спрятавшись за деревянной колонной у входа в кухню. Мимо проходят официанты, входя и выходя, и некоторые из них бросают на меня взгляды за то, что я загораживаю им дорогу. Обычно я бы что-нибудь сделал с этими взглядами, но сейчас мне не до того, чтобы обращать внимание на что-то еще, кроме моего тигренка, сидящего за угловым столом в другом конце комнаты.

Пока я наблюдаю, она наклоняется и целует в щеку девушку, сидящую слева от нее. У этой девушки волосы темнее, но они с моим тигренком очень похожи. Кузины? Или, может быть, сестры? Я наклоняю голову, и мой взгляд следует за рукой моего тигренка, которая ложится на спину другой девушки. Я пытаюсь понять этот жест. Человеческие взаимоотношения, особенно между людьми, связанными родственными узами, всегда восхищали меня. Наверное, потому что я никогда не понимала их так хорошо. Например, это движение. Это бессознательное действие или намеренное? Предлагает ли она утешение, заверение? А если так, то чем вызвана такая необходимость? Другая девушка кажется мне нормальной.

А вся эта обстановка, когда случайные люди берут этот чертов микрофон и вопят в него, только чтобы остальные могли посмеяться? Какой отвратительный способ скоротать время. Но вот моему тигренку, похоже, это нравится.

Я услышал веселье в ее голосе, когда она пела свою песню. Хотя я не уверен, что это можно назвать пением. То, что вылетало из ее рта, больше походило на крик банши. Это было ужасно и немного больно слушать, но уголки моих губ все равно подрагивали. Она смелая. Нужно быть очень уверенным в себе человеком, чтобы целенаправленно выставить себя на посмешище перед комнатой, полной людей.

Мой взгляд скользит по ее телу, вбирая в себя каждую деталь. Ее волосы закручены в какой-то сложный узел. Стильное платье, в котором она выглядит совершенно иначе, чем девушка в брюках и блузке, за которой я шел домой две недели назад. Туфли на высоченной шпильке под цвет ее платья.

Я наблюдаю за ней больше часа, впитывая каждое ее движение. То, как она смеется. Как она возится со своим бокалом, вращая его в руке. Она поднимается на сцену еще раз. Я не знаю песню, но уверен, что она не должна была так звучать. Она так плохо поет, что это просто чертовски мило. Когда она во второй раз заваливает припев, я начинаю смеяться вместе с остальной толпой. Это странное ощущение, возможно, потому, что я не помню, когда в последний раз смеялся. Когда она направляется в туалет, я следую за ней на расстоянии, а затем снова, когда она возвращается за свой столик.

В конце концов, три девушки коротко переговариваются, после чего берут со стульев свои сумочки и направляются к выходу. Когда они проходят мимо одного из дальних столиков, занимающий его мужчина провожает их взглядом. Ему около пятидесяти, он намного старше остальных посетителей этого заведения. Он продолжает разглядывать моего тигренка, опустив руку под стол к своей промежности, потирая и сжимая выпуклость между ног. Как только девушки доходят до двери, он встает и идет следом за ними. Я отхожу от колонны и направляюсь вслед за извращенцем.

Он выходит на улицу, затем останавливается на тротуаре, глядя направо и налево. Я останавливаюсь позади него и вдавливаю кончик ножа между ребрами у него за спиной.

— Ни слова, — говорю я рядом с его ухом. — Иди вперед.

Должно быть, по моему тону он понял, что я не собираюсь валять дурака, потому что делает все, как я велю. Я веду его по улице в направлении, противоположном тому, куда направляются девушки, а затем проскальзываю в нишу подъезда жилого дома.

— У меня есть деньги, — задыхается он. — Ты можешь взять их. Пожалуйста, просто…

— Повернись.

— Конечно. Вот, я дам вам свой бумажник, — бормочет мужчина, повернувшись ко мне лицом. — Здесь нет…

Схватив его за горло, я пихаю его к кирпичной стене и бросаю быстрый взгляд вниз по улице, чтобы увидеть, как мой тигренок и девочки садятся в черный седан. Когда они благополучно удаляются, я возвращаю свое внимание к стоящему передо мной подонку, заглядываю в его обезумевшие глаза. Точно так же, как животные в дикой природе могут учуять других представителей своего вида за много миль, так и человеческие хищники распознают себе подобных. И я вижу это ясно как день — этот человек собирался причинить вред моей девочке.

Зрачки этого засранца расширяются, когда он возвращает мне взгляд, и паника просачивается в его черты. Не говоря ни слова, он начинает царапать мою руку. Должно быть, он догадался о моих намерениях.

Одним быстрым движением я всаживаю нож ему в шею.

ГЛАВА 5

Свежий ветерок позднего лета дует мне в лицо, когда я выхожу из дома и подхожу к ограждению на крыше. Ржавый металл холодит ладони, поэтому я опираюсь на него предплечьями и смотрю на здание через дорогу. В пентхаусе окна от пола до потолка, что позволяет мне заглянуть в просторную гостиную, заставленную современной белой мебелью.

Я лезу в карман и достаю мягкую красную ткань, растирая ее между большим и указательным пальцами, пока наблюдаю за своей тигренком внутри ее квартиры. Она сидит, скрестив ноги, на большой подушке, брошенной на пол возле балкона, и сосредоточенно читает книгу, лежащую у нее на коленях. Ее волосы распущены и ниспадают каскадом по спине.

По какой-то причине наблюдение за моей маленькой спасительницей действует на меня необычайно успокаивающе. Она действительно спасла мне жизнь в ту ночь, когда мы познакомились, но не так, как она, вероятно, думает. Это был не импровизированный бинт, который я всегда держу в кармане. И это не она по неопытности извлекла пулю из моего бока. Но если бы я не встретил ее, следующее задание, скорее всего, стало бы для меня последним.

Есть предел тому, сколько дерьма человек может вынести, прежде чем бросить все и уйти из этого мира. В ту ночь, за мгновение до того, как девушка нашла меня, я понял, что с меня хватит. Сидя на земле в том переулке и глядя на темное небо над головой, я решил, что моя следующая работа станет последним делом в моей жизни.

Поэтому я закрыл глаза и представил себе блаженство просто… не существовать. Только вот мои грезы и видения о том, что я наконец-то свободен, прервала глупая девчонка.

И вот я здесь. Я все еще жив и дышу. Раньше мне было все равно, выполню ли я задание и выйду живым или в мешке для трупов. Но теперь я существую. Как я могу присматривать за своей девочкой, если буду мертв? В ту ночь, когда она обвязала шарф вокруг моего бедра, а затем протянула мне руку, моя жизнь стала ее жизнью.