— Это последний, — говорит мой демон и медленно опускает оружие. — Позвони своей охране и скажи, чтобы они прочесали территорию и забрали тела. Один у фонтана в заднем саду. Один у дуба, недалеко от входной двери. И еще один на крыше.

— Сигнализация? — Я спрашиваю.

— Взломана. Тебе придется установить новые.

Я бросаю взгляд через плечо. На балконе лежит тело человека в черной одежде с балаклавой на лице.

— Наемники?

— Да. Команда сицилийца. — Он кладет пистолет рядом с лампой для чтения на приставной столик, при этом издавая стон. — Поздравляю. Твоя голова сейчас стоит два миллиона.

Ужас разгорается где-то глубоко внутри меня. Что-то не так. Я бросаюсь через всю комнату и хватаю лампу, поворачивая ее к нему. Спереди и сбоку его рубашка пропитана кровью, и часть ее просачивается на обивку кресла.

— Черт, — Я опускаюсь на колени между его ног и начинаю расстегивать пуговицы на его рубашке. — Пулевое ранение?

— Ножевое, — Он гладит меня по щеке, приподнимая мою голову вверх. — Рад снова видеть тебя, мой тигренок.

Я сжимаю губы, чтобы скрыть дрожь, заглядываю ему в глаза, и внезапно мне кажется, что с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло не так уж и много лет. Те же глаза. Такие же призрачные. Но в их глубине скрываются новые тайны.

Он жив.

Неужели это правда? Мне страшно, что все это может быть жестоким сном.

Не выдержав его притягательного взгляда, я отвожу взгляд, чтобы заметить перемены. Небольшие отличия, которые он больше не может скрывать, теперь, когда я вижу его при свете дня. Как одна из прядей, выбившаяся из косы и упавшая на его исхудавшее лицо. Он сильно похудел, а его волосы, кажется, стали короче, их концы доходят примерно до середины груди.

— Где ты был все это время? — спрашиваю я и продолжаю расстегивать пуговицы на его рубашке.

— Это неважно.

Я качаю головой и раздвигаю бока рубашки на пуговицах, обнажая его грудь и живот. С моих губ срывается шокированный вздох. Над бедром почти четырехдюймовый порез, идущий вертикально над ребрами. В том же месте, что и пулевое ранение почти пять лет назад.

— Нам нужно уложить тебя на кровать, — Я снимаю пиджак и прижимаю его к ранее. — Ты можешь ходить?

— Да.

— Хорошо. — Выпрямившись, я беру пистолет со стола, ставлю на предохранитель и убираю его в пояс за спиной.

Он поднимает бровь.

— Конфискуешь мое оружие, тигренок?

— Не могу допустить, чтобы оружие валялось в моей гостиной, — говорю я и протягиваю ему руку: — Идём.

Его глаза смотрят на меня, когда он обхватывает своими грубыми пальцами мое запястье, а его большой палец нажимает прямо на точку пульса. С тех пор как я его встретила, взгляд его глаз стал каким-то сюрреалистичным, словно за ледяными серыми чертами притаился дьявол. Неужели его глаза — это последнее, что видят его жертвы перед тем, как покинуть этот мир? Они могут испытывать страх, но на их месте я бы приветствовала такой вид.

— Ты теряешь слишком много крови, — шепчу я.

Его глаза подрагивают в уголках. Он тянет мою руку ко рту и прикасается губами к кончикам моих пальцев. Это самый лёгкий поцелуй, но ощущение такое, будто по моей коже проводят раскаленным железом.

И я почти разваливаюсь на части.

— Кровь, потерянная ради тебя — потрачена не зря, — говорит он, касаясь моей дрожащей ладони.

Тяжёлая хватка сжимает мою грудь. Этот человек. Как он посмел? После того, что у нас было. После того, как я потеряла его. И теперь… Теперь он говорит мне это? Слова, которые заставляют мое сердце биться, вновь пробуждая отчаянную тоску по всему тому, о чем я так долго мечтала. Быть его. Принадлежать ему. Пробить пропасть между нами, прорваться сквозь невидимую баррикаду, разделяющую нас. Он принял пулю за меня, но никогда не пускал меня за свои защитные стены.

Я вырываю свою руку из его хватки.

— Идем.

Он медленно поднимается с кресла, возвышаясь надо мной. Я забыла, какой он высокий.

— Сюда, — Обхватываю его за талию и киваю в сторону двери, которая отделяет мою спальню от гостиной и кухни.

Надавив ладонью на его руку, когда он прижимает к себе мой пиджак, я помогаю ему пересечь комнату. Мы уже на пороге моей спальни, когда его тело качнулось вперед, и мне едва удалось удержать его на месте.

Мы доходим до кровати несколькими медленными шагами, и как раз вовремя, потому что в следующее мгновение он падает на матрас без сознания. Я поднимаю его ноги на одеяло, одну за другой, а затем бегу в номер сестры, который находится через коридор от моего, занимая другую сторону верхнего этажа.

— Зара! — шепчу и кричу я, тряся ее за плечо. — Очнись. Мне нужна твоя помощь.

— Что? — Она медленно моргает, затем щурит глаза.

— Давай. — Я снова трясу ее, прежде чем обойти кровать и проверить свою дочь, спящую на другой стороне.

Когда меня нет рядом, Лючия не засыпает, если моя сестра не укладывается рядом с ней. Поскольку они вдвоем не могут поместиться на маленькой кроватке малышки, моя дочь спит рядом с Зарой. Я поправляю одеяло вокруг ее крошечного тела, затем хватаю сестру за руку и тащу ее на кухню в своем номере.

— Мне нужна аптечка и чистые полотенца, — говорю я, доставая из шкафа кастрюлю и ставя ее в раковину, чтобы наполнить теплой водой. — И принеси мне мыло из ванной. Ну же, Зара.

Она моргает на меня, затем поворачивается на пятках и выбегает за дверь. Как только кастрюля наполовину наполняется, я беру из ящика чистое кухонное белье и несу их в свою спальню.

Снять с демона рубашку будет невозможно, поэтому я просто оставляю ее и сосредоточиваюсь на том, чтобы смыть кровь с его живота и боков. Вода быстро становится красной, пока я полощу тряпку.

Позади меня раздается резкий вздох. Обернувшись, я вижу, что из дверного проема на меня смотрит Зара с охапкой полотенец в руках.

— Это он, — говорю я. Два слова, но их достаточно.

Ее глаза расширяются, оглядывая огромное покрытое кровью тело, лежащее на моей кровати, а затем она подходит. Стоя на коленях на полу рядом со мной, она берет одно из полотенец и прижимает его к ножевой ране.

Нам требуется десять минут и три кастрюли с водой, чтобы отмыть кровь настолько, чтобы я могла сосредоточиться на самом порезе. Судя по длине раны, потребуется наложить около пятнадцати швов.

— Дальше я сама, — говорю я и ватным шариком, пропитанным антисептическим раствором, протираю кожу вокруг раны. — Ты можешь вернуться. Можно тебя попросить побыть с дочерью всю ночь?

Зара кивает и поднимается, выходя из комнаты. Через мгновение дверь закрывается за ней с глухим щелчком.

Закончив дезинфицировать разъяренную плоть, я достаю из своего набора шприц и пузырек с анестетиком, готовая накачать его обезболивающим, но сильные пальцы хватают меня за запястье.

— Нет.

Я сжимаю губы в тонкую линию и смотрю на своего демона.

— Я больше не буду зашивать тебя без анестезии.

Он сужает глаза и смотрит на меня, его взгляд ищет мой. Взгляд настороженный, словно он пытается найти доказательства обмана. Я наклоняюсь вперед, прямо ему в лицо.

— И сразу после этого ты получишь укол антибиотиков, — рявкаю я.

— Хочешь знать, что я сделал с последним человеком, который подошел ко мне со шприцем? — Его голос низкий, с опасным тембром. — Я выжал из этого придурка всю жизнь.

— Хорошо, что у меня в наборе есть лошадиный транквилизатор. — Я выдергиваю руку и втыкаю подкожный шприц в его бок рядом с порезом.

Когда я убираю шприц и достаю иголку и нитку, он просто молча наблюдает за мной. Я с трудом пытаюсь сосредоточиться на том, что мне нужно сделать, ошеломленная тем, что могу снова прикоснуться к нему после стольких лет. В голове крутится множество вопросов, на которые хочется кричать ему в лицо и требовать ответов.

Где ты был? Почему ты не пришел хотя бы раз, хотя бы для того, чтобы дать мне знать, что ты жив? Почему оставил меня?

Я не задаю ни одного из них. Есть смысл?