— Что? — Спрашиваю я, оглядываясь назад и видя жесткое выражение в глазах Романа. — Я думала, вы, парни, знаете обо всем, что находится в этом месте. Вы никогда не были здесь раньше?

Роман качает головой.

— Раньше в этом не было необходимости. Насколько мы могли судить, там было пусто.

— Значит, этот маленький ворчливый голосок в твоей голове, который разжигает твое любопытство, ни разу не подтолкнул тебя заглянуть сюда? Даже самую малость?

Его взгляд сужается, и он смотрит на меня так, как будто я несу чушь.

— Маленький ворчливый голосок в моей голове? — спрашивает он. — Черт, и ты думаешь, что это у нас проблемы с головой. Это ненормально, императрица. Тебе не мешает провериться.

— Ну конечно, — ворчу я. — Почему бы тебе не записать меня на прием к врачу? О, подожди. Ты убил его.

— Гребаный ад, — бормочет Леви под нос, более чем уставший от долгой ночи, которую нам всем пришлось пережить, и его тон говорит о том, что все, что выйдет из его рта дальше, будет чем-то вроде словесной порки. — Почему никто не предупредил меня о том, какая ты чертовски уморительная?

Я усмехаюсь, переводя взгляд обратно на длинный коридор передо мной.

— Потому что они, вероятно, слишком заняты, смеясь над тем, какой ты шутник.

Чья-то рука обвивается вокруг моей шеи сзади, и прежде, чем я успеваю даже ахнуть, меня прижимают спиной к стене.

— Осторожнее, — рычит он. — Мое терпение на исходе.

— Тебе нужна моя помощь с этим? — Шепчу я, понижая тон и приподнимая грудь, чтобы прижаться к его широкой груди. — У меня есть несколько… приемов, которые, я уверена, могли бы облегчить твое разочарование. Все, что тебе нужно сделать, это сказать только слово, и я взорву твой гребаный мозг.

Маркус ворчит позади нас, потирая ободранную кожу на шее.

— Если ты не хочешь, чтобы мой гребаный отпечаток руки красовался на твоей упругой заднице, советую тебе поторопиться. Если здесь есть гребаное святилище, то я хочу знать об этом.

Я отталкиваю Леви от себя и удивляюсь, когда он без вопросов отступает назад. Я больше ни о чем не думаю и продолжаю идти по коридору, чувствуя странную пустоту внизу живота из-за того, что мне снова приходится входить в эту гребаную маленькую комнату с гробом.

— Я бы вряд ли назвала это святилищем, — говорю я им. — Это больше похоже на жуткую гробницу.

— Мне насрать, как ты бы это назвала, — говорит Роман. — Мне нужно это увидеть.

Я ворчу себе под нос и практически чувствую, как они закатывают глаза мне в спину. Вокруг нас воцаряется тишина, пока мы продолжаем подниматься на самый верх замка, и когда я, наконец, подхожу к самой последней лестнице, ведущей к старой деревянной двери, я останавливаюсь посреди коридора.

— Это здесь? — Спрашивает Маркус, становясь рядом со мной и кивая на дверь впереди.

— Да, — бормочу я, глядя в его темные глаза. — Пожалуйста, не заставляй меня идти туда. Это… это просто пиздец, ясно? Я не хочу видеть это снова.

Рука Маркуса осторожно опускается на мою талию, и он слегка сжимает ее, прежде чем, наконец, кивнуть и положить конец моим страданиям.

— Все в порядке, — говорит он мне. — Ты можешь остаться здесь.

Облегчение захлестывает меня, когда он проходит мимо меня, а его братья следуют за ним. Они поднимаются по последним пяти ступенькам к большой дубовой двери и оставляют меня одну в темном коридоре. Беспокойство закручивается у меня внутри, и, не раздумывая больше, я ловлю себя на том, что мчусь за ними.

Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь обнаружу, что мчусь навстречу мрачным жнецам в темном коридоре вместо того, чтобы бежать в противоположном направлении? Думаю, зло, которое я знаю, безопаснее, чем зло, которого я не знаю.

Роман пытается открыть дверь, пока я отступаю на несколько шагов, не желая подходить слишком близко. В конце концов, я не знаю, кто эта женщина, но что-то подсказывает мне, что то, что они сейчас увидят, вскружит их хорошенькие головки.

Дверь заклинивает, и ему приходится упереть в нее бедро, как это сделала я, и в тот момент, когда она распахивается с громким визгом старых петель, все трое замирают. Я наблюдаю, как у каждого из них напрягаются спины и напряжение начинает покидать их.

— Что это, черт возьми, такое? — Мрачно бормочет Леви, оглядывая стеклянный гроб в центре холодной комнаты.

Роман качает головой и медленно проходит вглубь комнаты.

— Понятия не имею, блядь, — бормочет он, его взгляд скользит слева направо, прежде чем остановиться на стеклянном гробе в центре комнаты. — Это действительно полный пиздец.

Я усмехаюсь со своей твердой позиции у двери.

— Из всего, через что ты заставил меня пройти и что сделал за последнюю неделю, это ты считаешь пиздецом? — Я спрашиваю. — Я думаю, приятно знать, где ты проводишь черту.

Маркус подходит прямо к гробу, заглядывает в него, но ничего не замечает, поскольку стекло полностью покрыто инеем.

— Как ты думаешь, кто это? — спрашивает он, не выказывая ни малейшего колебания.

Роман качает головой, и я не могу не заметить страх глубоко в его теплом, шелковистом тоне.

— У меня есть идея, но я действительно надеюсь, что ошибаюсь.

Маркус оглядывается на своих братьев, приподняв бровь, ожидая их молчаливого одобрения, чтобы продолжить. Когда с их стороны не поступает никаких возражений, его рука опускается на стекло и осторожно стирает иней, открывая женщину внутри.

Мой взгляд устремляется прямо на парней, когда каждый из них замирает, напряжение, которое я чувствовала раньше, увеличивается втрое. Леви болезненно вздыхает, когда Роман стискивает челюсти, но Маркус… Маркус выглядит совершенно мертвым.

— Что? — Я вздыхаю, медленно пробираясь глубже в комнату, пока не оказываюсь между Романом и Леви, их большие плечи опустошенно поникли. — Кто это?

Пальцы Леви касаются моих и быстро вцепляются в них, пока Роман продолжает вглядываться в стеклянный гроб, глядя на темноволосую женщину пустыми, мертвыми глазами.

— Это наша мама, — говорит он твердо и окончательно, после чего поворачивается на пятках и выходит из комнаты, его горе заполняет воздух вокруг нас и сжимает мое сердце всеми возможными способами.

Потребность пойти за ним пульсирует в моих венах, но мои глаза прикованы к Маркусу и Леви, которые продолжают смотреть на свою давно потерянную мать. В их глазах читаются смятение и душевная боль, и мое сердце разрывается за них, и, без сомнения, я знаю, что это не останется безнаказанным.

Они узнают, кто сделал это с их матерью. Но чему я научилась за время своего короткого пребывания в замке ДеАнджелис, так это тому, что в большинстве случаев все дороги ведут прямо к их отцу.

27

— Ни за что на свете, — требую я, глядя на трех братьев, которые стоят у открытой двери "Эскалейда" и смотрят на меня. — Ты сказал, что мы едем по делам. Ты ничего не говорил о гребаной вечеринке.

Леви смотрит на меня в ответ, низко нахмурив брови.

— В чем разница?

— Разница в том, — выплевываю я, — что я думала, вы просто посадите меня здесь на цепь, и я буду прятаться, пока вы не закончите. Я ни за что на свете не пойду туда и не стану общаться со всеми вашими испорченными друзьями.

— Эти люди нам не друзья, — говорит Маркус. — Они слишком нас боятся.

Я закатываю глаза и откидываюсь на кожаное сиденье.

— О, конечно, так намного лучше, — бормочу я, скрещивая руки на груди. — Кроме того, я вряд ли одета для вечеринки. Я в спортивных штанах и старой майке. И буду выделяться там, как бельмо на глазу.

Леви стонет, сопротивляясь желанию просто схватить меня и взвалить на свое большое плечо.

— Ты будешь выделяться, как бельмо на глазу, независимо от того, во что ты одета. А теперь шевели своей задницей, пока я не потащил тебя туда за волосы.