Леви отодвигается, и когда он проникает глубоко в меня под совершенно новым углом, это все, что мне нужно, чтобы разбиться вокруг него.

— ЧЕРТ, — кричу я, мой голос разносится по ночному небу, мои пальцы впиваются в край крыши, когда он сильнее толкается в мою задницу.

Я сжимаюсь вокруг него, мои стенки сотрясаются в конвульсиях, когда низкий стон срывается с моих губ. Он не останавливается, безжалостно забирая то, что ему нужно, из моего тела, пока я наслаждаюсь своим кайфом.

— Черт, малышка, — выдыхает он, его челюсти сжаты, а хватка сильна. — Я не могу дождаться, когда заявлю права на твою гребаную задницу.

— Она вся твоя, — простонала я, более чем готовая предложить ее, как индейку на День Благодарения.

Леви стонет, и мгновением позже я чувствую, как его теплое семя изливается в меня. Я прижимаюсь к нему, принимая все это со сдавленным криком. Продолжая погружаться глубоко в меня, он убирает руку с моей задницы и крепко обхватывает за талию. Он поднимает меня, чтобы я больше не свисала с края крыши, и прижимает мою спину к своей широкой груди.

— Ты собираешься уничтожить нас, — бормочет он мне на ухо, и его комментарий перевешивает весь гребаный мир.

— Нельзя разрушить то, что уже сломано, — говорю я ему.

— Чертовски правильно.

Затем просто так он выходит из меня и поднимается на ноги, увлекая меня за собой. Я едва успеваю натянуть спортивные штаны обратно на задницу, когда оборачиваюсь и вижу, что Маркус и Роман стоят на крыше. Маркус скрестил руки на груди, выглядя более чем разозленным, тем, что я позволила его брату побаловаться моим телом, а Роман просто скучает.

Затем, прежде чем я успеваю спросить их, как, черт возьми, они выжили или как долго они там стоят, Роман прищуривает свой жесткий взгляд.

— Пойдем, — говорит он. — Самое время нам поговорить.

Чертовски, верно.

25

Тишина в гостиной почти зверская.

Каждый из братьев зол по разным причинам. Маркус в ярости от того, что я поделилась своим телом. Леви в ярости от того, что ему только что пришлось спасать меня от полета с крыши. С Романом разобраться сложнее. Он мог быть зол из-за того, что только что произошло с его отцом, или он мог просто злиться на весь мир. Трудно сказать. Хотя есть у них одна общая черта — все они в ярости на меня.

Я тяжело вздыхаю и прислоняюсь спиной к стене, наблюдая, как Роман опускается рядом с одним из своих спящих волков и кладет его большую голову себе на колени. Маркус садится прямо напротив меня, его суровый взгляд пронзает меня, как кинжалы, в то время как Леви стоит, уперев руки в бока, и ходит взад-вперед за длинным диваном.

Нервы переполняют мое тело, когда мой взгляд падает на больших волков, которые, кажется, заполонили всю комнату. Для нервозности нет причин, но по чему-то я не могу заставить ее исчезнуть.

— Что с ними не так? — Спрашиваю я Романа, мало что, зная о животном у него на коленях, но понимая, что что-то не так, раз они даже не зашевелились, когда мы вошли.

— Они под действием транквилизатора, — бормочет Роман, его рука зарывается в мех на голове большого волка. — Только так мой отец смог проникнуть сюда незамеченным. Они любят охотиться по периметру владений по ночам, так что никто не попадет внутрь, если не придет подготовленным. С ними все будет в порядке. Это не в первый раз. Скоро они придут в себя, но, когда это произойдет, они будут жаждать крови.

Я тяжело сглатываю, мой взгляд перемещается от волка к Роману.

— Как их зовут? — Спрашиваю я, зная, что на каком-то уровне мне следовало бы бояться этих животных, но, когда они со своими хозяевами, они послушны и добры, их прекрасно контролируют.

— Имена? — спрашивает он, в замешательстве хмуря брови. — У них их нет. Это оружие, а не домашние животные.

Я закатываю глаза и качаю головой.

— Ты издеваешься надо мной, да? — Я смеюсь, указывая на чудовище, язык которого свисает вдоль бедра. — Вот эти звери — настолько домашние животные, насколько они могут быть домашними. У них на кухне есть миски для еды, вода почти в каждой комнате. Ты выпускаешь их побегать в поле и, держу пари, даже прижимаешь к себе ночью. Посмотри, как ты чешешь ему голову. Они домашние животные. Ты заботишься о них. Неужели ты так далеко зашел, что не видишь этого?

— Ты, блядь, понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Ты знаешь, что я права, и это пугает тебя до чертиков.

Леви перестает вышагивать и опирается на спинку большого дивана.

— Давайте прекратим нести чушь? Ты пыталась сбежать. Ты сделала именно то, чего мы просили тебя не делать. Правило номер один. Как мы должны после этого обеспечивать твою безопасность?

— Безопасность? — Спрашиваю я, встречая его пристальный взгляд и тут же съеживаюсь под ним, воспоминания о том, что произошло на крыше, все еще так свежи. — Это ваша версия обеспечения моей безопасности? В этом даже нет смысла. ВЫ ПОХИТИЛИ МЕНЯ. Я здесь не для того, чтобы тусоваться и узнавать вас получше. Вы держите меня здесь против моей воли, заставляете меня делать и быть свидетелем вещей, которые серьезно морочат мне голову, а потом вам пришла в голову блестящая идея выставить меня перед вашим отцом. Я никогда в жизни не была в такой опасности.

— Ты пыталась сбежать, — повторяет Леви, его жесткий, смертоносный взгляд впивается в меня.

— Не от вас, — возражаю я, выдерживая его взгляд и отказываясь сдаваться. — Я думала, вы, парни, ни за что бы там не выжили. Вы были в меньшинстве, и все, что я могла представить, это вас троих, лежащих в луже крови рядом с Эбигейл, а я была бы — следующая. У меня не было выбора, кроме как бежать. Это был единственный способ спастись.

Маркус встает.

— Ты действительно думала, что мы позволили бы этому случиться с тобой после всего, что мы для тебя сделали?

— Ладно, — смеюсь я, прижимая руку к виску, поскольку быстро начинается жестокая головная боль. — Чего ты не понимаешь? Я думала, ты все равно что мертв. Как бы ты спас меня, если бы истекал кровью на полу? У меня не было выбора, кроме как попытаться спастись самой.

Роман усмехается.

— Бросившись с гребаной крыши в пустую бетонную яму внизу? По-моему, это чертовски потрясающая идея.

Я бросаю на него злобный взгляд.

— Я не знала, что бассейн пустой, — бросаю я ему в ответ. — У каких идиотов на заднем дворе пустая бетонная яма? Откуда мне было знать? Снаружи была кромешная тьма. Я едва могла видеть.

— Есть идея, — усмехается Маркус. — Если ты, черт возьми, не видишь, что под тобой, не пытайся прыгнуть туда.

— Пошел ты, — огрызаюсь я, прищуривая свой жесткий взгляд. Я не могу справиться с его плохим настроением прямо сейчас. Ну и что, что я позволила его брату трахнуть меня на крыше? Я не виновата, что он решил стоять там и смотреть. Мое тело принадлежит мне, и я могу отдать его кому захочу, и если он захотел забраться на крышу, чтобы посмотреть, то это все на его совести. — Ты маленькая сучка, когда ревнуешь.

— Ревную? — он рычит, шагая ко мне и возвышаясь надо мной со своим угрожающим взглядом. — Я, черт возьми, не ревную.

— Правда? Ты не стоишь здесь, прикусив язык из-за того, что Леви трахнул меня, когда я сказала тебе, что я вся твоя? Что я не позволю Роману или Леви прикасаться ко мне, но я разделила с ним свое тело. Я позволяю ему брать от меня все, что он, черт возьми, захочет, и, черт возьми, я планирую делать это снова и снова. Он заставил мое тело ожить, и то, как моя киска сжимала его член, когда я кончала, было чертовски невероятно. Ты хочешь сказать, что это не действует тебе на нервы?

Маркус ударяет рукой по стене рядом с моей головой.

— Если это твой способ просить прощения, ты делаешь это неправильно. Когда ты будешь молить о пощаде, у тебя должны кровоточить колени.

Я приподнимаю бровь, отталкиваясь от стены и становясь прямо у него на пути.