Парень выпрямляется и смотрит на меня.

— Извини, — мрачно бормочет он, прежде чем попытаться отодвинуться.

— За что?

Он оглядывается на меня, метая кинжалы своим ядовитым взглядом.

— Что?

— За что ты извиняешься?

Роман прищуривается, встречая мой разгоряченный взгляд, когда пальцы Маркуса сжимаются на моей талии. Парень переводит взгляд, между нами, прежде чем, наконец, снова переводит его на меня.

— За то, что причинил тебе боль.

— Видишь ли, — говорю я с тяжелым вздохом, вырываясь из объятий Маркуса и направляясь прямо к парню. Я вытаскиваю нож Маркуса с черным лезвием прямо из голенища своего ботинка и молниеносно приставляю лезвие к его горлу точно так же, как он приставил свое к моему. — С тем, что мне больно, я могу справиться, но ты назвал меня сукой, и знаешь что? Мне это не очень понравилось. Так скажи мне, что ты можешь сказать в свое оправдание?

Паника мелькает в его глазах, когда он смотрит на Маркуса через мое плечо, задаваясь вопросом, что, черт возьми, происходит, но тогда нас будет двое, потому что, черт возьми, я выдумываю это дерьмо на ходу.

— Я… Мне очень жаль, — выпаливает он, когда я начинаю проводить кончиком ножа по его горлу и медленно вниз по телу. — Я извинился. Беру свои слова обратно. Я не буду называть тебя гребаной сукой.

Мои глаза расширяются, и я наклоняюсь еще немного.

— Что?

— СУКА. ГРЕБАНАЯ СУКА.

Еле заметный кивок Романа на периферии моего сознания посылает волну ядовитой уверенности, проходящую через меня, и когда его сильная рука обхватывает его горло сзади, я всаживаю нож так глубоко ему в живот, что чувствую, как кровь заливает мою руку.

У мужчины вырывается болезненный вой, и я наклоняюсь чуть ближе, чтобы он мог услышать меня сквозь грохочущую музыку, хотя я пока не решаюсь выдернуть лезвие, вместо этого я лишь слегка поворачиваю его.

— Мы усвоили урок о том, как обращаться с леди в баре?

Он тяжело сглатывает и яростно кивает.

— Да, пожалуйста, просто… отпусти меня.

— Ваше желание для меня закон, — говорю я ему, прежде чем выдернуть нож и мило улыбнуться. — Я надеюсь, вам понравилось ваше пребывание в "ДеАнджедис курорт и спа". Пожалуйста, подумайте о том, чтобы оставить отзыв, и не забудьте забрать с собой свою шлюху, на выходе.

И с этими словами хватка Романа сжимается вокруг его горла и тянет его тяжелое тело обратно через стойку, оставляя за собой тошнотворный кровавый след.

Пока я смотрю ему вслед, пугающее осознание того, что я только что сделала, начинает давить на меня. Маркус снова подходит ко мне. Его пальцы скользят по моей руке, начиная с локтя и спускаясь все ниже, пока его большая ладонь не обхватывает нож в моей руке.

Он берет его у меня, и я смотрю, как он вытирает лезвие с обеих сторон о маленькую полоску кожи, виднеющуюся на моем бедре, заставляя меня носить его кровь как трофей.

Маркус не сводит с меня глаз, и когда лезвие становится настолько чистым, насколько это возможно, я наблюдаю, как он умело засовывает нож обратно в мой ботинок, сохраняя его на случай, если он мне понадобится в следующий раз.

— Возможно, у тебя еще есть надежда, — говорит он мне, его насыщенный тон темный и зловещий, наполненный обещаниями, с которыми я не хочу иметь ничего общего. Его пальцы обхватывают мой подбородок, и он приподнимает его, удерживая мой взгляд еще на минуту. — У тебя есть работа, которую нужно делать, и если ты собираешься пускать слюни при виде того, как Леви отсасывают его член, убедись, что сначала ты готова встать на колени.

Затем он просто уходит, оставляя меня смотреть ему вслед, все еще в полном ужасе и замешательстве от всего, что только что произошло.

Я могла бы поклясться, что Роман сказал что-то о том, что Маркус отомстит за то, что я сделала с его рукой, но эта версия Маркуса, похоже, даже не вспомнила об этом.

15

Когда наступает три часа ночи и гости начинают уставать, я по привычке начинаю наводить порядок в баре, хотя что-то подсказывает мне, что ранний час отсеял слабаков и оставил тех, кто планирует остаться надолго.

Я убираю все фруктовые напитки для сучек и оставляю тяжелое дерьмо, прислушиваясь к приглушенному разговору справа от меня. Маркус сидит за стойкой бара с бутылкой скотча в руке, а перед ним на стойке лежит обнаженная девушка. Дорожка кокаина проходит прямо между ее сиськами, и как раз в тот момент, когда он собирается занюхнуть ее, один из волков пробирается через тела и усаживается своей большой задницей прямо рядом с Маркусом. Волк тычет его носом, и я зачарованно наблюдаю, как Маркус немедленно прекращает свои действия и уступает дорожку цыпочке, которая висела на нем последние два часа.

Как чертовски странно. Есть ли у братьев волки, обученные чувствовать, когда один из них заходит слишком далеко, или Роман или Леви просто послали его сказать Маркусу, чтобы он прекратил это дерьмо? В любом случае, я впечатлена не только тем, что волк так хорошо выдрессирован, но и тем, что Маркус уважил это и остановился.

Девушка нюхает белый порошок с сисек цыпочки, и когда они смотрят друг другу в глаза и начинают смеяться, я точно знаю, к чему это приведет. Голая цыпочка хватает девушку за голову, и они тут же начинают трахаться на моей стойке. Маркус откидывается назад, наблюдая, как одна девушка занимается сексом с другой.

Он встречает мой взгляд и приподнимает бровь.

— Ты хочешь присоединиться? — спрашивает он, его глаза лениво скользят по моему телу. — Держу пари, такая хорошая девочка, как ты, никогда не проводила языком по сладкой киске и не чувствовала, как другая женщина кончает тебе на пальцы. Хочешь попробовать? Уверен, тебе бы понравилось. После первого же контакта ты станешь маленькой шлюшкой. Ты знаешь, как приятно чувствовать, как тугая киска бьется в конвульсиях вокруг твоих пальцев только для того, чтобы вытащить их и залить этими сладкими соками?

Я наклоняюсь вперед, нависая над девушкой, и маню Маркусу склониться чуть ближе ко мне. Я провожу языком по нижней губе, и он пристально наблюдает.

— Единственный способ увидеть, как я трахаю ртом другую девушку, — это если твой большой член уже засунут глубоко в мою задницу.

Низкий стон вырывается из его груди, когда желание растекается по его лицу, но прежде, чем он успевает прокомментировать, я отстраняюсь.

— Жаль, что ты заставляешь меня работать здесь, как гребаную собаку. Пока ты рассматриваешь меня как собственность, я никогда больше не буду твоей.

С этими словами я отворачиваюсь и сосредотачиваюсь на стойке. Хотя все, чего я этим добиваюсь, — это разворачиваюсь лицом к Роману, который сидит в другом конце комнаты, наблюдая за мной с той же девушкой, собственнически приклеившейся к его боку, в то время как Леви сидит чуть дальше, снова играя на своих барабанах.

Сегодня вечером все трое выпивали, но Роман и Леви не торопились. Маркус изрядно под кайфом, но двое других, вероятно, все еще могли бы выстрелить мне прямо между глаз с другого конца комнаты.

Убирая бар, я заворожена игрой Леви. На этот раз никаких девушек, загораживающих мне обзор — Леви выглядит более уязвимым, чем я когда-либо его видела. Он смотрит на меня, но я смотрю на его тело, наблюдая, как напрягаются и перекатываются его мышцы с каждым ударом по барабанам, наблюдаю, как подпрыгивает его колено, когда он ударяет ногой по басу.

Пока он играет, напряжение, кажется, покидает его тело, и чистое блаженство омывает его лицо. Его теплая кожа покрыта тончайшим слоем пота, и я быстро понимаю, что это его покой. Игра на барабанах — это то, что рассеивает тьму, которая окутывает его, точно так же, как Маркус злоупотребляет наркотиками и алкоголем, чтобы прояснить свой разум. Роман же, хотя я пока ни хрена не представляю, в чем заключаются его пороки, но что-то подсказывает мне, что мне будет нелегко это выяснить.