— У тебя быстро заканчивается время, — рычит он, его рука опускается на мои ноги, чтобы я не извивалась. — Итак, я предлагаю, если ты хочешь пережить этот обед, сохранив свою жизнь в неприкосновенности, заткнись на хрен, прими душ и приготовься.

— Ненавижу приносить плохие новости, — бормочу я, нависая у него за спиной. — Но мне нечего надеть на изысканный обед, если только ты не хочешь, чтобы я явилась в том чертовом обтягивающем белье, которое ты подарил мне вчера вечером. И к твоему сведению, невозможно собраться за десять минут, особенно теперь, когда твоя сучья задница вылила мне на голову ведро ледяной воды. У меня уходит минимум десять минут только на то, чтобы высушить волосы. Не говоря уже о том, что, когда вы меня похитили, у меня не было возможности собрать косметику или какую-нибудь красивую одежду. Так что спасибо за предложение, но я откажусь. Не стесняйся развернуть свою пещерную задницу и бросить меня обратно в мою камеру пыток.

— Ты когда-нибудь перестаешь говорить? — Леви ворчит, поднимаясь по бетонным ступеням и выходя в причудливый бальный зал, который заставляет меня щуриться от света несмотря на то, что здесь даже не так ярко. — Черт возьми, у меня из-за тебя разболелась голова.

— Я тебе отвечаю, придурок. Может быть, завтра утром я разбужу тебя вылив тебе на голову кастрюлю гребаный лапши рамэн, чтобы ты почувствовал, как это чертовски приятно, — бросаю я ему в ответ. — Но, честно говоря, если ты не можешь справиться с собственным дерьмом, то, возможно, тебе стоило завязать с этим делом до того, как маленькая подружка Романа решила устроить мне шоу. Ну, знаешь, лечь спать пораньше, как хороший мальчик.

Леви протягивает руку назад и хватает меня за талию, прежде чем оттащить от себя и сильно прижать к стене. Его тело прижимается к моему, а его злобный взгляд устремлен на меня.

— Один совет, — мрачно бормочет он. — Женщина, которая съела твою маленькую тугую киску, была новой женой моего отца. Она шлюха, и у нее охренительный стояк на Романа, но, если отец узнает, что ты прикасалась к тому, что принадлежит ему, обещаю, твоя жизнь не будет стоить того, чтобы жить.

Мои глаза вылезают из орбит, когда я чувствую, как моя грудь поднимается и опускается от болезненных вздохов.

— Это была новая жена Джованни ДеАнджелиса?

— Ариана ДеАнджелис во плоти, — говорит он мне. — Не волнуйся, ее не будет здесь к обеду, но, к несчастью для тебя, мой отец будет. Лучше надейся, что она случайно ничего не сказала, когда вернулась домой. Остается гадать, что послужило причиной этого неожиданного маленького визита.

Леви уходит, и я ловлю себя на том, что смотрю ему вслед с открытым ртом.

Джованни ДеАнджелис придет на обед, и он может знать, а может и не знать, что его новая жена ела мою киску так, словно искала золото в буфете "где, ты можешь съесть абсолютно все".

К черту мою жизнь!

Мое дыхание становится коротким, резким, когда я мчусь за Леви.

— Подожди, подожди. Что я должна делать? Что, если он знает? Он убьет меня, — вырывается у меня, когда он останавливается и оборачивается назад, притягивая меня к себе, когда его высокая фигура нависает надо мной. — Она… она… конечно, он знает, что это все из-за нее. Я не просила об этом. Клянусь.

— О, но ты заложила основу для этого, нашептывая Маркусу на ухо эти маленькие порочные обещания, зная, что он не сможет устоять, — говорит он. — Ты знала, что делала. Хотя в следующий раз прекращай это дерьмо и просто проси то, что хочешь. Если тебе хочется трахнуть цыпочку, так и скажи. Если ты ревнуешь к какой-то шлюхе, сосущей мой член, так и скажи. Не нужно играть в извращенные игры.

— Верно, потому что маленькие извращенные игры здесь не в моде, — бормочу я, прищурившись, глядя на него. — И для протокола, я ни к кому не ревновала. Я просто думала, что она делает это чертовски плохо.

— Так и было, — соглашается он, наблюдая за мной долгое затянувшееся мгновение. — Но перестань обманывать себя. Я видел, как ты смотрела на меня. Ты хотела быть на ее месте. Ты хотела быть той, кто водит своим языком вверх и вниз по моему гребаному члену. Ты промокла, просто наблюдая за мной, представляя все то, что я бы сделал с твоей маленькой тугой щелкой. Это свело тебя с ума от ревности, но я открою тебе секрет.

Он делает паузу, и я прижимаюсь к нему, слишком завороженная тем, как его темные глаза впиваются в мои. Моя грудь вздымается, и я поднимаю подбородок, чтобы встретить его горячий взгляд, предвкушение его маленького секрета сжигает меня изнутри. Тишина просто убивает меня, когда он наконец говорит мне то, что я так долго ждала услышать.

— У тебя осталось четыре минуты.

С этими словами он уходит, оставляя меня дрожащей, возбужденной.

Четыре минуты. Какого хрена?

Джованни ДеАнджелис будет здесь через четыре минуты, чтобы убить меня к чертовой матери.

Черт.

Я бегу вверх по лестнице, изо всех сил пытаясь забыть о барабанах и члене Леви и о том, как мое тело, кажется, всегда оживает рядом с ним. Он знает, что мне нужно, чего я отчаянно хочу, но он отказывается сдаваться и облегчать боль, которая нарастает каждый раз, когда я вижу его. Но, как он и сказал, он не склонен к извращенным играм. Если я хочу этого, я должна попросить об этом, а этого никогда не случится.

Я принимаю самый быстрый душ в своей жизни, натирая волосы чем-то, что немного пахнет шампунем, но, честно говоря, я не уверена. Я принимаю душ наполовину, когда дверь распахивается и входит Роман с охапкой одежды и косметичкой, которая выглядит слишком знакомо.

Я прекращаю свои занятия и смотрю, как он пересекает ванную, чтобы положить одежду на край мраморной ванны. Он поворачивается ко мне лицом, и я не вижу в его глазах ничего, кроме чистой ненависти.

— Поторопись, — говорит он мне, когда его взгляд скользит по моему телу. — Я на собственном опыте убедился, что такое опаздывать к отцу, и поверь мне, ты для этого не годишься.

Я тяжело сглатываю и быстро смываю шампунь с волос, пока он наблюдает за мной еще минуту. Решив, что его устраивает мой темп, он выходит за дверь и захлопывает ее за собой, и как только я снова остаюсь наедине с собой, я закрываю краны и выхожу из душа.

Мне никогда не удастся как следует высушить волосы, но, если я хотя бы немного подкрашусь и надену красивое платье, чтобы прикрыть все важные части тела, я смогу почувствовать себя немного лучше. Закрутив волосы в полотенце, я быстро накладываю макияж и натягиваю через голову облегающее черное платье. Естественно, в моей куче одежды нет нижнего белья, но, когда платье глубоко опускается между грудью, я понимаю, что нижнее белье все равно бы не подошло.

Черная подводка и тушь подчеркивают мои голубые глаза, и наконец я снова начинаю узнавать себя. Хотя при воспоминании о том, что прошлой ночью я пырнула парня ножом, эта тусклая безжизненность быстро возвращается. Что-то подсказывает мне, что кровь, кишки и потроха — это новая норма для меня, и мне лучше поскорее к ней привыкнуть.

Я сую ноги в туфли на каблуках, которые, как я уже поняла, натрут мне мозоли, но после ночи, проведенной в сапогах на шпильках, и предыдущей ночи, проведенной в беге босиком по заросшему лабиринту, я не могу нанести больший вред, чем уже нанесла.

Наклоняя голову вперед, я ловлю полотенце, когда оно падает с моих волос, и высушиваю их как можно лучше, прежде чем провести щеткой по своим длинным темным прядям. Я обыскиваю шкаф и только успеваю включить фен, как в дверь стучат кулаком.

— Тридцать секунд, — орет Маркус. — Будь там вовремя или готовься к аду.

Черт.

Я включаю фен и начинаю обратный отсчет от тридцати, отчаянно пытаясь уложить волосы так, как надо, но, когда дохожу до одного, понимаю, что сегодняшний день обещает быть чертовски неудачным.

Я не была готова к этому, и, честно говоря, я думала, что буду мертва еще до того, как познакомлюсь с самым высокопоставленным членом семьи Деанджелис. Вы знаете, с тем, кто руководит самой ужасающей мафиозной группировкой, известной человечеству. Эти люди — хладнокровные убийцы, они неумолимы и безжалостны, и если я не соответствую их смехотворно высоким стандартам, то я все равно что покойница. Хотя я не понимаю, почему это имеет значение. Я мусор, который был куплен в качестве развлечения для трех порочных сыновей этого человека. Я не должна соответствовать ничьим гребаным стандартам. Черт возьми, меня даже не следовало включать в этот нелепый маленький обед.