Если не считать того, что мои ноги шлепают по твердой земле, и моего быстрого, резкого бега, в лабиринте тихо. Здесь нет ни шелеста кустов, ни знакомых ночных звуков, ни сов, ни даже легкого ветерка, только мертвая тишина.

Навязчивая мысль о том, что это своего рода кладбище для многочисленных убийств братьев, проникает в мой разум, заставляя мою кровь холодеть, а по спине пробегают мурашки. Я отбрасываю эту мысль в сторону, но с каждым моим шагом образ зомбированных рук, пронзающих грязную землю и хватающих меня за лодыжки, преследует мой разум.

Маленькая надежда на свободу подобна маяку, ярко сияющему внутри меня, поддерживающему меня, несмотря на недостаток энергии, пульсирующей в моих венах. Я так давно толком не ела, что моя энергия быстро иссякает, но моя решимость обрести свободу поддерживает меня.

Тишина поглощает меня, крадя все до последней капли здравомыслия, которое у меня еще осталось, пока я пытаюсь сориентироваться в лабиринте. Я бегу влево и вправо, прежде чем упираюсь в тупик и поворачиваю обратно только для того, чтобы пойти по пути, которым я уже прошла.

Я продолжаю бежать, но на этот раз поворачиваю на второй поворот направо, а не жду третьего, и когда я поворачиваю, мой взгляд перемещается вверх, и я вижу массивный дом во всем его великолепии, освещенный лунным светом.

Это завораживающее зрелище, и я почти ненавижу себя за то, что оказалась права… Ну, в основном права. Технически это не замок, но ближе всего к нему. Дом парней выглядит как особняк 1500-х годов в готическом тюдоровском стиле с горгульями на вершинах. Старые виноградные лозы обвивают стены особняка, а большинство окон защищены решетками. Внутри, должно быть, сотни комнат.

Я в заднице. Чертовски в заднице.

Десять минут превращаются в двадцать, и не успеваю я опомниться, как уже уверена, что исчерпала все возможные пути. Слезы подступают к моим глазам, и когда они стекают по моему лицу, я заставляю себя бежать дальше, но с каждой секундой этот маленький лучик надежды внутри меня начинает угасать, его яркий свет гаснет и говорит мне, что я была дурой, позволив себе надеяться на будущее.

Я оборачиваюсь в миллионный раз и продолжаю пытаться. Моя одежда порвана, а руки, лицо и ступни порезаны о разросшиеся ветки, но я полна решимости не сдаваться. Должно быть, я что-то упустила.

Я глубоко в лабиринте, и мой мозг поджарился. Я даже не могу вспомнить, в какую сторону я повернула и как вернуться туда, откуда начала. Моя грудь болит от нехватки воздуха, а ноги ноют от неровной земли. Я никогда в жизни так не бегала. Если бы я знала, что в моем будущем — я буду бегать по жутким лабиринтам босиком посреди ночи, я бы хотя бы несколько раз сходила в спортзал, чтобы подготовиться.

Шорох в кустах рядом со мной заставляет меня резко остановиться, и меня пробирает озноб. До этого момента в этом лабиринте было тихо. Треск ветки справа от меня заставляет меня резко обернуться, но еще один шорох в живой изгороди позади меня заставляет меня сделать полный круг.

Они здесь, со мной.

— Ты заблудилась? — раздается навязчивый шепот прямо передо мной, подавляющая темнота не позволяет точно определить, где они находятся. — Я могу тебе помочь.

Я бегу направо, пробираясь по лабиринту в направлении, противоположном звукам, которые я слышала, отчаянно пытаясь скрыть свое тяжелое дыхание. Если я не вижу их, есть большая вероятность, что они тоже не видят меня, но я была бы дурой, если бы была такой наивной.

— Не будь такой, — шепчет другой голос из густых кустов. — Мы не будем кусаться… сильно.

Подобный комментарий, должно быть, исходил от Маркуса, но я не хочу задерживаться, чтобы это выяснить это.

Я срываюсь с места в очередном спринте, но на этот раз тишины больше не существует. Шелест листьев следует за мной, доносясь со всех сторон, ломая ветки и шлепая ногами по твердой земле.

Я сворачиваю за угол только для того, чтобы обнаружить темную фигуру, поджидающую меня в конце, заставляющую меня отступить, когда страх пронзает меня. Каждый мой шаг, каждый поворот — они рядом, ждут, когда я попадусь прямо в их ловушку.

Знакомый звук мягких лап, шлепающих по твердой земле, заставляет мою спину выпрямиться от страха. Я должна была догадаться, что они втянут своих волков в это дерьмо, но пока они преследуют меня по лабиринту, что-то подсказывает мне, что братья натаскали этих животных. Они не причинят мне вреда, если их специально не попросить. В своих звериных головках они, вероятно, просто решили побегать со своими извращенными хозяевами.

Шорох продолжается, становясь все ближе и ближе, когда я слышу, как из густых кустов шепчут мое имя, заставляя меня сдаться, заставляя подойти еще немного ближе. Я чувствую их там, чувствую, что они близко, но они прячутся в кустах, преследуют меня и превращают мой и без того хрупкий разум в полный беспорядок.

Мной овладевает дезориентация, и я совершенно не представляю, куда идти, но когда я поворачиваю налево и спотыкаюсь о низкую ветку, я растягиваюсь на земле, сильно царапаясь.

Усталость быстро настигает меня, и буквально через несколько секунд огромный волк нависает надо мной, его острый, пугающий взгляд прикован ко мне, готовый напасть в любой момент.

Ужас пронзает меня, и я замираю, когда при виде его острых зубов в моей голове проносится миллион мыслей, все о том, как быстро он мог бы перегрызть мне горло, но этого недостаточно, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания.

Я опускаю голову на руки, когда этот маленький лучик надежды полностью исчезает, помогая мне наконец осознать, что независимо от того, что я делаю или что обещают братья, свободы для меня никогда не будет.

Я пытаюсь отдышаться, а волк настороженно наблюдает за мной. Он неподвижен, как горгульи на крыше особняка, до тех пор, пока из-за угла не выходит фигура в капюшоне, а рядом с ним другой волк.

Он делает шаг ко мне, и простым движением руки, волк, нависший надо мной, отступает к своему хозяину.

Оба волка сидят, и пока брат в капюшоне продолжает двигаться ко мне, два других брата начинают приближаться с разных сторон, не останавливаясь, пока я не окажусь полностью окружена.

Брат, стоящий прямо передо мной, присаживается на корточки, медленно откидывает капюшон и стягивая маску с лица, открывая дьявольское лицо под ней.

Роман. Почему я не удивлена?

Два брата с обеих сторон не утруждают себя раскрытием своих лиц, но какой в этом смысл? Не то чтобы я не знала, кто они.

Роман качает головой, его глаза пылают яростью.

— Ты нарушила наше правило номер один, — говорит он, от его снисходительного тона у меня мурашки бегут по коже.

Не убегать.

— Нет, — огрызаюсь я, слезы заливают мое лицо. — Это нечестно. Ты сказал мне бежать. Ты сказал мне, что отпустишь меня, если я найду выход. Я… я… — Меня осеняет осознание, и мои глаза расширяются от ужаса, страх тяжело опускается в грудь. — Этому гребаному лабиринту нет конца, вот в чем чертова загвоздка, не так ли?

Глаза Романа искрятся смехом, и я точно знаю, что я права. Я сыграла им на руку. Я позволила им дать мне надежду только для того, чтобы они швырнули ее мне в лицо. Я глупо доверяла его слову и верила, что если просто продолжу пытаться, то найду конец лабиринта. Даже после тщательного изучения всего этого, я ни разу не переставала думать, что он лжет. Думаю, это то, что я получаю за то, что позволила одному из братьев ДеАнджелис дать мне надежду.

— Ты мудак, — кричу я, опустошение быстро захлестывает меня.

Роман просто улыбается, его глаза сверкают, как будто он только что провел лучшее время в своей жизни, в его темном взгляде нет даже намека на вину.

Знакомый тон Леви разрывает тишину справа от меня, и я поворачиваю голову в его сторону.

— Нарушишь наши правила, малышка, и будешь наказана.

Душераздирающий смех Маркуса эхом разносится по лабиринту, когда я поднимаюсь на ноги, слезы отказываются утихать.

— Нет, — кричу я, мой беспомощный тон разбивает мое собственное чертово сердце, голова идет кругом, нехватка воды и энергии быстро начинает сказываться на мне. — Я сыграла в вашу дурацкую игру. Он сказал, что я смогу уйти. Я… я все сделала правильно.