И вот теперь я попал внутрь. Правда, сделать это позже сам я скорее всего не смогу, но уже хоть что-то. Между тем, мы уже вышли из косящего под старину современного поселка и шли вверх по дороге, в сторону ворот замка.

Ворота эти, как и стены и даже оконные рамы, были белыми. А если точнее, то сделаны из усыпанного узорами белого дерева, и скорее всего, из березы. Казалось, что каждая створка была изготовлена из одного единого куска древесины, сохранив природный рисунок спила.

При приближении Ореда, врата открылись и перед нами предстали люди, числом около дюжины. Впереди стояла женщина, на вид лет двадцати, но судя по тому, как Оред подошел и приобнял ее, она не сильно младше самого Певерелла.

Чуть позади были две девушки, чуть помладше подруги Ореда и мужчина лет под сорок. Остальные родственники, а это были точно они, очень уж характерный у всей семьи цвет глаз — ярко-фиолетовый, расслабленно стояли поодаль, глядя на нас с интересом и, кажется, даже с отвращением.

— Прошу любить и жаловать, Пурсефона, волею богов, моя жена. Икар, мой сын, прямо как у древних греков, а эти очаровательные леди, Анна и Элизабет, мои дочери. С остальной семьей у вас еще будет время познакомиться, — представил домочадцев Оред. — Ну а гости наши, да будет вам и так известно, Гарри Поттер и Астория Гринграсс.

На фамилии моей спутницы я заметил нервное передергивание кого-то из мужчин в задних рядах. Но в остальном все вели себя благосклонно, здоровались и провожали внутрь к обеду.

Расселись мы достаточно хаотично, как мне кажется. Оред, как я понял, был главой семьи, но занял место не то что бы во главе стола, а вообще где-то с краю, зато — рядом с нами. Остальные расселись тоже как хотели. Это было несколько непривычно для меня, натренированного добрыми преподавателями на автоматическое следование всяким правилам этикета и остальной ереси, но и приятно, ведь не придется терпеть все эти заумные речи, тосты по кругу и всяческий тому сопутствующий бред.

Еда, как ни странно для такого чудного места, была полностью обычной. И да, место это было внутри очень и очень интересным. Казалось, что я попал в какую-то очень странную, местами готическую, местами смахивающую на бары и кабаки двадцатых, но при этом очень жизнерадостную версию Зазеркалья.

На входе, например, нас ждали лестницы, причем сразу семь, ведущих в разные части замка. Причем тут однозначно было расширенное пространство. Оред невзначай подметил, что одна из них ведет в подвал, еще одна на башню, третья — в сторону жилых комнат и еще парочка во всякие другие места, в том числе и наружу.

Казалось бы, ну и что; вот только пока ты не ступишь на ступеньку, все они были совершенно одинаковыми и шли ровно и горизонтально вперед. Хотя, несмотря на направление, они все еще были лестницами, со ступеньками и наклонными перилами.

Картины, скульптуры, вазы и куча других предметов окружения тоже кричали о вопиющем преобладании импрессионизма и не вписывались в мое понимание родового гнезда. Примером может послужить хотя бы радужная ваза-кегля, причем кегля в прямом смысле этого слова — спортивная кегля — в которой стоял цветущий кактус.

Семья же вроде странностями не выделялась. Просто люди, общающиеся друг с другом, пьющие и смеющиеся за едой. Постепенно, мы тоже втянулись в разговор, рассказывая о школе, о новых порядках из-за возможного начала войны и другом.

Оред задержал наше внимание на упоминании Биврёста, слухи о котором ползали по школе и всплывали, если кто-то случайно вспоминал нападение. Кажется, после описания причин, по которым многие сходились во мнении, что был задействован именно легендарный мост, Певерелл задумался и провел в прострации минут десять.

Между тем сын и дочери Ореда расспрашивали про нашу учебу, преподаваемые дисциплины и даже попытались проверить уровень знаний на втором году. Часть вопросов далась нам легко, ибо мы оба долго и кропотливо изучали несколько магических дисциплин, работая над щитом, а часть оказалась непосильной.

До тех пор, пока не прозвучала фраза, что это все мы сами изучили в свободное время, а на уроках учатся элементарное протего удерживать дольше одного попадания и превращать крысу в стакан, младшие даже прониклись уважением к Дамблдору. Но сразу же после замечания, уважение переключилось на нас.

— Кого я вижу, — раздался голос, когда мы с Тори поднимались после обеда по одной из “лестниц” в сторону гостиной. Обернувшись, я столкнулся глазами с портретом из Поттер-менора.

— Мистер Харольд, не ожидал вас тут увидеть, — ответил я, слегка наклонив голову. С этим портретом у меня дружба сразу не сложилась. — по крайней мере так рано.

— Что же это, мне уже нельзя к себе домой прийти? А где же тогда жить: к себе нельзя, к вам нельзя, — сокрушался, театрально хватаясь за голову, портрет.

— Приходите в Хогвартс, там любой всегда найдет то, что ищет, — пожал я плечами.

— И что же могу искать я, старая, двухсотлетняя картина?

— Покой, умиротворение и, быть может, забвение, — сделав театральную паузу, выдал я. За моей спиной рассмеялся Оред, а Харольд удивленно поднял брови.

— О как загнул. Сам не смог от меня избавиться, а теперь подначивает пойти искать смерть.

— Что вы, что вы! Я же не знаю, чего может искать картина. Призраки, например, очень часто ищут смерть, ведь когда-то им не хватило смелости пойти дальше и отпустить этот бренный мир.

— Для начала я еще понаблюдаю за тобой. Посмотрим, кого из нас не станет первым, — рассмеялся Харольд.

— Вы победили, я все еще жив, — ответил я и продолжил подъем.

***

— Ты явно вносишь в жизнь дяди Харольда изюминку, — произнес Оред и похлопал меня по спине, одновременно подталкивая в просторную гостиную. — Он очень переживал из-за смерти: сначала своей, потом на его глазах скончалась половина семьи. Именно он посоветовал уйти из магического мира и жить спокойной размеренной жизнью.

— Кстати, а где это мы? — спросил я, раз уж разговор начал развиваться в эту сторону.

— В Певерелл-хилле, — ответил Оред. — Это закрытое от внешнего мира пространство, похожее на то, что сделали Дамблдор и Грин-де-Вальд со школой, только гораздо… правильнее созданное.

— А люди? Я слышал в деревне звуки радио и телевидения...

— Все жители, кроме нашей семьи — маглы. Они могут спокойно покидать это место и жить спокойной жизнью за пределами долины. Посторонние сюда проникнуть не могут, хотя на самом деле границы с внешним миром как таковой нет. Ну а если кто-то из местных покидает город, то он просто забывает все, что выходит за рамки нормального. А как только вернется назад — сразу все вспоминает.

Мне нужно было некоторое время, чтобы обдумать информацию, а Оред между тем продолжил:

— Например, ты видел у одного из домов машину? Так вот, кто-то из жителей просто приехал на ней к себе домой. Если он сядет в нее и отъедет на пару километров, то будет считать, что, как и миллионы других англичан, просто выехал из дома и едет по делам. Ни о какой магии он не вспомнит даже под Сывороткой Правды. А когда вернется домой, то к нему вернется память о лордах, живущих в замке и колдующих уже пару тысяч лет.

— И до этих воспоминаний никак не добраться? — спросила Тори.

— Нет, никак, они по сути покидают память. В отличие от того же заклятия забвения, всего лишь рвущего ассоциации.

— А мы? Мы тоже все забудем? — спросил я.

— А ты про магию знал до этого? — ответил вопросом на вопрос Оред. Я не очень убедительно кивнул. — Тогда зачем тебе забывать про магию, если ты про нее и так знаешь?

— Я не про магию как таковую, я про все, что мы тут видели.

— Нет, не забудешь, я сделал исключение для вас двоих. Мы же все-таки семья. Хотя и это возможно. Много кто приходит сюда, рассказывает последние новости и потом уходит, забыв, что он вообще когда-либо общался с кем-то из Певереллов.

— К чему такая секретность? — поинтересовалась Астория. — Ну, у нас менор тоже защищен очень основательно. Если кто и войдет сквозь все щиты внутрь, то ему понадобится пару лет, чтобы распутать плетения проклятий-сторожей. Но при этом мы не скрываемся столь сильно.