Мольтке оказался парнем сообразительным. Поняв задачу, пообещал, что всё сделает, как ему приказано, и начал действовать. Он сверился со своими записями в журнале разведки, журнале целей, схемах ориентиров, артиллерийской панорамой лежащей местности, а также заметками, что он ранее делал на листках, выглянул в перископ и, спросив у меня разрешение, связался с батареей по тому телефону, который угрюмо молчал последние минуты.

Нам пора было начинать заходить с козырей.

Разговор прошёл в деловом русле и никаких подозрений на том конце провода не вызвал. Они получили необходимые координаты и взялись за дело. Не прошло и пары минут, как артиллерия немцев начала работать по обалдевшему от такого поворота противнику.

Мы слышали, как обер-функер передаёт координаты гаубичным расчётам, а сами смотрели на поле боя.

И картина, открывающаяся нам, была очень радостной. Особенно для меня.

То тут, то там вспыхивали взрывы, поднимая в небо тучи осколков от раскорёженой и взорванной немецкой техники. В течение минуты я насчитал три попадания по танкам, два попадания по броневикам, ещё были попадания по грузовым машинам. Досталось и пехоте противника, артобстрел есть артобстрел, даже если ведётся по

Но, к сожалению, столь приятная для моих глаз и ушей музыка, недолго играла. Уже через полторы минуты в трубке повисла пауза, а затем послышался какой-то крик, и ошеломлённый голос связиста проговорил:

— Фриц, ты какие координаты нам даёшь? Мы стреляем по русским?

— Конечно! — заверил его мой помощник.

— Но в бинокль наш наблюдатель видит, что мы попадаем по нашим колоннам! По нашим!

— Нет-нет! Всё нормально! Вы попадаете точно, куда и надо! Русские перешли в наступление, и мы их должны остановить!

— Да что происходит? Пост не видит русских, но видит поражение нашими снарядами нашей же техники!

— Там русские, уверяю тебя. Они там! Вы стреляете правильно! Не прекращайте огонь!

— Нет! До выяснения, думаю, нам необходимо прекратить огонь и связаться со штабом!

Фриц оторвал взгляд от стереотрубы и жалобно посмотрел на меня. Я покачал головой и показал три пальца, тем самым намекая, что надо бы дать ещё хотя бы три залпа.

— Пять. Пять залпов. Прошу тебя, Гервальд! — по-своему понял мой недобровольный помощник и стал импровизировать. — Дружище, если ты меня не послушаешь, то мы все окажемся в Вальхалле намного раньше, чем это требуется для дела. Ты же сам понимаешь, что когда русские наступают, приказы через штаб будут идти медленно. Варвары ворвутся к нам на позиции и всех убьют. А если ты продолжишь огонь, то всех спасёшь. И я уверен, награда найдёт своего героя! За спасение нашего полка фюрер лично наградит тебя железным крестом! Стреляйте же!

На том конце провода помолчали, а потом произнесли:

— Хорошо! Два залпа и на этом всё.

Торг, конечно, был так себе, и мне он не очень понравился.

Трубку мы не повесили, обещав корректировать стрельбу и дальше.

И вот, почти сразу после нашего разговора, на южной окраине Троекуровска вновь громыхнуло, и моя нанятая артиллерия продолжила уничтожение себе подобных паразитов.

Однако второй залп она дать не успела.

— Мы стреляем не туда! — неистово закричал связист. — Фриц, ты сошёл с ума! Что ты натворил⁈ Обер-вахмистр фон Кригер уверяет, что мы наносим удар по нашим колоннам!

— Это всё чушь! Мы бьём строго по противнику. Поверь, я всё вижу как на ладони, — сразу же стал тараторить Фриц.

Этот вариант развития событий мной был предусмотрен заранее и во время инструктажа, который я проводил перед звонком, объяснил Фрицу, что говорить другим фрицам, если они заподозрят неладное.

Для пущей убедительности и для придания расторопности артиллеристам, согласно моей инструкции, в конце разговора наводчик закричал:

— Гервальд, ты же понимаешь, что это чушь! Продолжайте стрельбу! Не обращайте внимания на звонки из штаба, они вообще не видят поле боя!

— Но, как же⁈ Ты, что, Фриц, хочешь, чтобы я под трибунал попал? Что я потом скажу? Ведь там наша техника горит.

— Её захватили русские! Стреляйте!

— Ты их видишь⁈ Где они?

— Конечно, вижу, чёрт бы их побрал! Они уже прорвались до середины нашей колонны. Они захватывают нашу бронетехнику и поворачивают на нас!

— Танки?

— Да-да. Танки! Их надо уничтожить в первую очередь! Записывай координаты, — помня, что именно танки являются нашей приоритетной целью, произнёс Мольтке и стал диктовать: — прицел по вешке три, семьдесят метров вправо, огонь…

— Подожди, Фриц, отставить! Ты уверен, что танки захвачены? — На том конце провода уже полыхал пожар паники.

— Конечно — да! Сто раз — да! Хватит сомневаться! Ты же меня знаешь! Продолжайте огонь! Скажешь, что за стрельбой орудий приказа о прекращении огня не слышал! — продолжил мистифицировать Мольтке и затем перешёл к дальнейшему обострению разговора и прикрикнул: — Быстрее! Русские усилили натиск. Наши войска отступают. Путь на Троекуровск почти свободен! — и, покосившись на нож в моей руке, жалобно завыл: — Быстрее! Стреляйте! И ради Бога не останавливайтесь, пока у вас в запасе есть хотя бы один снаряд!

— Нет, Фриц. Я не имею на это права.

Вообще, когда я сюда шёл, то рассчитывал на то, что с «моей» новой артиллерией они быстренько разгромят всех и вся.

Однако тот момент, что у артиллеристов есть связь со штабом, как-то вылетел у меня из головы. И что на позиции будет ещё и унтер-офицер, не настолько восприимчивый к дезинформации, тоже. В этом, собственно, и нет ничего удивительного, с таким количеством контузий, которые получил я, вообще было за счастье, что я хоть что-то понимаю, а не валяюсь где-нибудь в беспамятстве овощем.

«Ну, а так, по-хорошему, перед походом к корректировщику, конечно же, неплохо было бы вначале перерезать все провода, ведущие из штаба к батарее. Вот тогда бы да, тогда бы я смог использовать артиллерию на всю катушку. А сейчас, увы, недолго этот цирк будет продолжаться. Сейчас из штаба позвонят и…»

И не успел я об этом подумать, как гаубицы полностью замолчали.

— Вот же гады!! — прорычал я, рассматривая мечущихся в колоннах солдат. — Не добили недобитков.

На том конце провода раздался какой-то шум. Кто-то кричал: «Уйди отсюда! И дай эту сволочь мне!»

Рядом с телефонным аппаратом что-то ударилось и упало. А затем не знакомый более взрослый голос закричал:

— Мольтке! Мольтке! Что за координаты ты нам передаёшь, сволочь⁈ Мольтке, я говорю: чёрт тебя дери! Ты что там, пьяный⁈ Ты куда давал координаты⁈ Отвечай! Мы же по своим били, тупая ты пьяная скотина! Готовь шею, тебя за это повесят!

Обер-ефрейтор, услышав такие слова, отшатнулся от трубки и затряс головой, будто бы представив, как это будет происходить.

Я отобрал у него трубку и, стараясь говорить его голосом, начал убеждать собеседника в том, что он не прав.

— Вы ошибаетесь, господин обер-вахмистр. Обстановка на поле боя резко изменилась. В штабе не видят всю картину в целом, а я прекрасно вижу. Вижу, что русские захватили наши танки, развернули их и, перейдя в контратаку, движутся в сторону Троекуровска — в нашу сторону. Не верите? Посмотрите сами! Убедитесь, что танки стреляют во все стороны. А ведь наш враг находится на востоке! Так почему же они крутят башнями и ведут огонь по другим направлениям⁈ А потому, господин обер-вахмистр, что эта техника захвачена. В ней уже сидят русские танкисты! И это значит только одно — русские идут на нас.

Но мои разглагольствования, к сожалению, нужного эффекта не дали.

Командир батареи зло ругнулся: — Пьяная сволочь! — И грозно пообещал неприятности: — Оставайся на месте, за тобой скоро прибудут. Готовь шею!

После чего окончательно прервал связь.

Новость о том, что «наша» артиллерия прекратила огонь, нас с Мольтке очень расстроила. Я рассчитывал, что ещё хотя бы пару-тройку залпов они не чухнутся, и я смогу наводить артиллерию по целям. И хотя артиллеристы работали неплохо, всё же большое число бронемашин и танков, стоящих в колоннах, а также некоторое количество пехотинцев, в том числе и тех, что засели в моей лесополосе, оставались целы и живы.