«Вроде бы всё. Тут мне больше ничего не надо. Впрочем…» — подошёл к окопному перископу, опрокинул его на пол и лежащим невдалеке кирпичом, который был когда-то вынут из кладки стены неподалёку, несколькими сильными ударами разбил устройство.

Да, своими действиями я нанёс Вермахту мизерный урон, но тут главное было не материальный урон нанести, а сломать оборудование. Не было сомнений в том, что у немцев найдутся ещё и корректировщики, и перископы, и прочие приборы, но пока они всё и всех найдут, пока эти новые корректировщики сюда прибудут, пока они притащат и настроят аппаратуру наблюдения — уйдёт много времени. А именно время своими действиями я для наших войск и добывал.

Достал финку и освободил от пут Фрица. Затем подумал и на всякий случай связал ему спереди руки.

«Конечно, пока он не сопротивляется, но мало ли. Вдруг что ему в голову взбредёт. И начнёт в самый неподходящий момент кипиш устраивать… Оно мне надо? Нет! А значит — ничего. Побудет связанным. Всё равно оружие в руки ему давать не собираюсь», — подумал я и чтобы скрыть от глаз вид веревок, что были у него на руках, сунул наводчику ранец:

— Вот! Неси и не потеряй.

Неожиданно подал голос здравый смысл. Перед тем, как уходить, не помешало бы осмотреться.

Толкая пленного перед собой, спустился с чердака на этаж ниже и быстрым шагом обошёл все квартиры, что были расположены на лестничной клетке. Двери личных жилищ были выбиты или открыты, а потому сложности с проникновением не было. Мы заходили в квартиру, я подходил к оконному проёму в каждой из комнат и смотрел вниз, во двор.

Выглянув в очередное окно, заметил, что поле, которое было расположено на западной окраине Троекуровска, по краям частично огорожено колючей проволокой. Сфокусировал зрение.

Ну да, колючая проволока, а через каждые двести метров сложены брёвна и доски. И меня посетила нехорошая догадка.

— Это что вы тут удумали? — проскрежетал я, переведя взгляд на пленника.

— Э-э-то, — запнулся обер-ефрейтор, вновь начав заикаться. — Я-я точно не-не знаю. Я… я тут ни-ни при чём. Я-я вообще не…

— А ну, говори!

Мой рык подтолкнул Фрица на откровенность, и он прошептал:

— Э-это лагерь для военнопленных.

— А где они? — не понял я, повернулся, посмотрел в ту сторону и никого не увидев, переспросил: — Где наши военнопленные?

— Ещё нет. Их сю-сюда должны будут пригнать с разных участков ф-фронта позже. Я-я так слышал.

— С каких участков? С нашего? Из Новска?

— Д-да. Вроде бы — да. И из городов, которые нами были взяты.

Я вновь проскрежетал зубами. А потом, зло рассмеявшись, сунул Фрицу фигу прямо в лицо.

— А хрен вам всем, а не Новск!

Немец потупил взор, и я решил больше с ним в дискуссии не вступать.

Просто взял его за шкирку, повернул и подтолкнул в сторону другой квартиры, у которой была выбита дверь и в которую мы ещё не заходили.

На этот раз осмотр всех окон принёс кое-какой практический результат.

Посмотрев из спальни вниз, заприметил стоящий во дворе мотоцикл с коляской. Рядом никаких солдат видно не было.

— Знаешь, чей? — поинтересовался я у пленного.

— Да. Это двойки охранения, которая была внизу, — рассказал тот.

— А зачем им техника?

— Мотоцикл за нашей группой закреплён. Так удобней передвигаться и в случае возникновения нештатной ситуации мотоцикл должен быть использован для связи. Например, если по какой-то причине, во время боя эта самая связь пропадёт, тогда мой помощник с одним из охранников должен был бы доставить артиллеристам написанное на листке бумаги донесение с координатами.

— Ясно, — сказал я и повернулся к Фрицу.

Наверное, моё движение пленному показалось излишне резким.

Он упал на колени и запричитал.

— Вы же обещали… Вы же слово дали, что не будете убивать! Вы обещали! Я же помог…

Сейчас я стоял перед выбором и, хоть и обещал, что сохраню ему жизнь, да и сам решил, что наводчик нам будет нелишним, уже в этом сомневался.

«Он своей истерикой мне всю контору спалит», — подумал я, всё больше склоняясь к немедленной ликвидации пленного.

Но принимать решение было нужно как можно скорее. Я всеми фибрами души чувствовал, что мышеловка вот-вот захлопнется.

И я, скрепя сердце, это решение принял.

— Ладно, Фриц, не буду тебя, пожалуй, грохать. Хотя очень хочется. Но при двух условиях.

— Я всё сделаю! — слёзно заверил он трясущимся голосом.

— Во-первых, перестань плакать. Ты нас демаскировать своими слезами будешь. А во-вторых, ты должен будешь беспрекословно слушаться меня.

— Я буду слушаться, буду, — закивал он.

— Если будешь вести себя нормально и не попытаешься бежать, то обещаю, что живой будешь, с руками и ногами, и даже я в плен тебя отведу. Ну, а если дёрнешься, — вытащил из-за пояса финку, — то не обессудь. До пенсии ты точно не доживёшь и парад наших войск в Берлине не увидишь.

Убрал финку обратно.

Немец поднялся и радостно, с надеждой в глазах, запричитал слова благодарности. Я его слушать не стал, а кивнул в сторону лестницы:

— Уходим!

«Бабах!» «Бабах!! Ба-ба-ба-бах!!!» — в один момент раздался каскад взрывов, который сложился в один большой гвалт.

«Бууух!!» — разнеслось в небесах эхо на всю округу.

На инстинкте чуть вжав головы в плечи, мы обернулись и увидели, как большое облако дыма заволокло дорогу, где находился центр колонн.

— Ч-ч-что это? — ошарашено спросил Мольтке, выпучив глаза.

Я шмыгнул носом и, покачав головой, пояснил:

— А это, Фриц, наша минная ловушка сработала. А всё, судя по всему, благодаря тебе.

Тот удивлённо посмотрел на меня.

— А при чём т-т-тут я?

— Так, а кто ж? По твоей же наводке миномётчики, по ходу дела, в один из закопанных снарядов и попали. Тот рванул, и от его взрыва произошла детонация всего заминированного участка.

— А там у вас были закопаны снаряды? Мины? Почему они раньше не взорвались?

— Не знаю. Наверное, в начале боя провода чьим-то взрывом повредило. Очевидно, что наши сапёры не смогли обнаружить и исправить разрыв, вот и не получилось инициировать подрыв. Ну, а сейчас, наконец, бахнуло как надо, — вздохнул я, прикидывая масштабы разрушений, которые из-за дыма толком видно не было. А затем, перехватив винтовку поудобнее, отдал приказ: — Хватит болтать! Уходим! Нас уже заждались в другом месте!

Спустились на первый этаж. Я выглянул из подъезда. На улице никого видно не было. Скомандовал: «Бегом!» И наша разношёрстная диверсионная группа устремилась к мотоциклу. Модель транспортного средства оказалась мне уже знакома. Это был всё тот же «KS-750» с коляской и стоящим на ней пулемётом. Он являлся точной копией того мотоцикла, на котором мы возвращались в Новск после стрельбы из ПТР.

Мысль об уничтоженном и потерянном оружии, выстроила в больной голове логичную цепочку, конечным звеном которой была картина, как я из ПТР привожу в негодность немецкие гаубицы, стреляя каждой из них в ствол.

Но, увы, сейчас в моём распоряжении ничего подобного не было. Финка, верный ТТ, две винтовки Маузера и вот теперь пулемёт МG-34 составили всё моё вооружение. И мне предстояло решить непростую задачу, как с помощью столь скудного арсенала уничтожить ненавистную батарею.

Завёл мотоцикл, сев за руль, и приказал пленному, у которого руки до сих пор оставались связанными, разместиться в коляске, при этом руки всегда держать на виду.

— И не вздумай их плащом накрывать. Твои ладошки я должен видеть. А если увижу в них хоть что-то, напоминающее оружие или предмет, представляющие для меня угрозу, а также, если я почувствую неладное, имей в виду — ликвидирую как врага народа. Понял?

Фриц в отрицании помотал головой. Он вновь подтвердил слова, сказанные ранее:

— Я принял свою судьбу и готов идти с тобой до конца.

Его резон я, в общем-то, давно понял. Сейчас он стал для своих чужим. Более того, он стал предателем и самым настоящим врагом для немецкой нации. Но вот в этом-то и крылась сложность ситуации. Врагом он для своих стал, а вот своим для наших (в моём лице) стать не смог. Глядя на него, я сразу вспоминал горящие деревни и разрушенные города нашей Родины и сдерживал себя, чтобы немедленно не совершить справедливую и законную месть. Месть за всё и за всех. Но все же я держался, помня о том, что этот немец нам может сослужить хорошую службу.