Важно другое: оба — таксист и собака — испытывали некое помутнение. Ведь и знакомые таксиста, и хозяин пса охарактеризовали их действия как необычные. И во время этого самого помутнения рассудка оба предприняли некие телодвижения, которые могли мне помешать.

Да чего уж там помешать — угрожали жизни. Ведь врежься седан в мой бок чуть раньше, и чёрт его знает, что за мясорубка могла бы произойти там, на трассе. Таксист… Ну, скажем — что было бы, если бы я не саданул его посильнее? Понятно, что выстрелить из пистолета он бы не смог — пистолет-то игрушечный. А вдруг бы он пришёл в ярость и дал бы мне по башке монтировкой или что там они сейчас с собой возят?

Стало как-то не по себе. Нужно посоветоваться, и я даже знал, с кем.

Однако зал в аэропорту — совсем не подходящее место для подобного звонка, тут слишком много людей, которые могут услышать тайный разговор. Я нашёл глазами туалет и двинулся в его сторону.

Начальник научно-исследовательской станции господин Исимотсу сам похож на затворника. Этот маленький пожилой японец постоянно смотрел куда-то вниз перед собой. Вид при этом у него был то ли виноватый, то ли ему просто не понравилось, что я нарушил его покой.

Обе версии равнозначно вероятны. Господин Исимотсу часто оправдывался в том, что они вовремя не сообщили в институт о поведении профессора. С другой стороны, начальнику станции было за что на меня сердиться: величественные горы не располагали к суете, здесь ощущался дух безмятежности и самосозерцания, а тут — приехал незваный гость, буквально ворвался в кабинет и принялся задавать какие-то мелочные никчёмные вопросы.

Говорил Исимотсу зачастую иносказаниями, чем ещё больше напоминал древнего мудреца.

— Профессор ушёл со станции примерно три недели назад, — тихо сказал он, глядя перед собой на гладкую поверхность стола. — С тех пор его никто не видел.

— Куда же он направился, как вы думаете? — спросил я.

— Он сказал, что спустится вниз, в долину. Думаю, так и сделал. К тому же, кое-кто из сотрудников видел, что он ушёл в ту сторону. Станция находится на перевале, в самой нижней его точке. Через это место проходит старая дорога. Один конец ведёт туда, откуда вы прибыли, в Льяссу, другой уходит в долину. Так что выбора тут особо нет.

— А что там, в долине? Вообще, что это за место?

— Мы называем её Зелёной долиной, — сказал господин Исимотсу и замолчал. Потом, вероятно, понял, что мне это ни о чём не говорит, и дополнил: — Местность уходит плавно вниз на две тысячи метров. Типологически это альпийский луг. Километрах в шестидесяти от перевала начинают встречаться первые деревушки.

— В общем, глухомань дикая? — уточнил я.

— Там красиво, — ответил Исимотсу. — Профессор и раньше неоднократно спускался в долину. Иногда уходил на несколько дней. Я думаю, на этот раз он поступил так же, хотя и немного затянул с прогулкой.

— С прогулкой? — удивился я. — Какая же это прогулка? Это похоже на исчезновение. Кто знает, что там могло с ним случиться?

— Там красиво, — повторил он. — И ничего плохого с ним не могло случиться. Он ходил туда много раз, знает там каждую травинку. Я думаю, тот шум, который вы подняли, напрасен. Хотя, разумеется, вы правы: нужно было раньше вас известить об этом.

— О чём?

— О том, что профессор спустился в долину.

Спокойствие и непонятный тон господина Исимотсу начинали раздражать. Чёрт его знает, что он вообще имеет в виду. Может, убили они тут профессора или упекли его в психушку, а теперь сидят и мозги мне пудрят! В самом деле — что за чепуха? Какие ещё прогулки в долину, да ещё и при отсутствии средств связи?

— Послушайте, — я старался не переходить на взвинченный тон, и пока у меня это получалось, — а почему он не отвечает на звонки?

— Он оставил видеофон, рацию и прочие блага цивилизации на станции, — просто ответил Исимотсу, впервые поднял взгляд от стола и посмотрел мне в глаза.

Сложно сказать, что я увидел в его взгляде. Точно не безразличие. И даже не смирение, не подчинение судьбе. Это была уверенность в том, что всё хорошо, всё под контролем. Господин Исимотсу как будто говорил: молодой человек, вы так неспокойны, вы так суетливы, вы делаете слона из мухи, не стоит нервничать, давайте выпьем чаю и побеседуем о чём-то более возвышенном.

— Хотите чаю? — спросил Исимотсу.

— Эээ… — Я даже замялся. Насколько точно прочитал мысль в его глазах. Или это он увидел — в моих?

Он встал из-за стола, прошёл в соседнюю комнату, а через минуту вернулся с подносом, на котором были две маленькие чашечки без ручек. Кабинет наполнился вкусным ароматом.

— Зелёный, — Исимотсу поставил одну из кружечек возле меня, — с жасмином.

Он занял своё место и сделал маленький глоток из кружечки.

— Спасибо, — пробормотал я.

Исимотсу закрыл глаза от удовольствия и произнёс:

— Мы пьём его без сахара. Попробуйте и вы. Если захотите, я принесу сахар, но мне кажется, что он только испортит вкус.

Я отхлебнул. Да, это было восхитительно: тонкий аромат жасмина, терпкий вкус зелёного чая.

И вдруг почувствовал сильнейшую усталость. Полёт на стратолете, дорога из Гампо в Льяссу и, наконец, последовавший за этим перелёт из Льяссы на станцию порядком измотали. Часа два трясся в видавшем виды вертолёте. Погодные условия оставляли желать лучшего, мы несколько раз попадали в какие-то ни то завихрения, ни то воздушные ямы. В общем, это добило, я устал, но не мог расслабиться. Всё это время был как сжатая до предела пружина.

Вместе с усталостью пришло умиротворение. Стало так хорошо и спокойно. Профессор Тельман теперь казался просто чудаковатым учёным. Своенравным, непоседливым, но добрым и мудрым. Примерно таким же мудрым, как господин Исимотсу, которые сидел и наслаждался прекрасным чаем.

Я откинулся на спинку стула, вытянул ноги вперёд и расслабил всё тело. Взгляд устремился в окно, на уходящую в заоблачные выси гору. У горы нет проблем, её не заботит то, что профессор ушёл со станции, не прихватив с собой видеофона, ей не нужно искать кого-либо. Она стоит тут уже несколько миллионов лет и не переживает из-за пустяков. Вот и мне вдруг стало так же спокойно и уютно.

— Вы правы, — сказал я уже совсем другим тоном, — без сахара намного лучше.

Исимотсу мелко закивал головой.

— Прекрасный вид. — Я махнул рукой в сторону окна.

— О, да, — улыбнулся господин Исимотсу. — Эта гора напоминает мне Фудзияму — место, откуда я родом… Поймите меня правильно, мы не хотели поднимать шумиху раньше времени…

— Да-да, конечно, — отмахнулся я так, словно речь шла о какой-то чепухе.

— Профессор уже давно на станции, мы все привыкли к его странностям. Не скажу, что правильно всё понимаю, скорее даже наоборот — профессор всегда был для меня загадкой. Но ничего плохого с ним не случилось. Вы сами можете в этом убедиться, если спуститесь вниз. Найти его не составит труда, уверяю вас. Разумеется, если вы сочтёте это необходимым, господин Уиллис.

— Вы так считаете?

— Конечно! Я даже могу вам порекомендовать опытного проводника. Есть у нас на станции один человек, который уже давно изнывает от скуки и согласится составить вам компанию. Я в этом уверен.

— Хм, — задумался я, — спасибо за предложение.

В самом деле, похоже, без этого не обойтись. Не могу же я рапортовать шефу о том, что не нашёл профессора на месте и на этом успокоился. Что ему скажу? Что остаюсь на станции ждать, когда профессор вернётся? Нет, это исключено. Ничего не поделаешь, придётся ехать вниз.

— Вот, что мне решительно непонятно, — сказал я, — так это цель визита профессора в долину. — Интерес мой был почти абстрактным, спрашивал просто из любопытства. — Вот что он может там делать? Что могло заинтересовать профессионального климатолога? Над чем он вообще работает?

— О, это сложный вопрос. — Исимотсу прикрыл глаза. — Повторюсь: профессор всегда был для меня загадкой. Вы же понимаете: мой статус начальника вовсе не означает, что имею право соваться в его работу или давать распоряжения. Он просто живёт на станции и делает свою работу, отчитывается он только перед вами. Поэтому всё то, что я знаю о его исследованиях, — это обрывки его рассказов, это то, чем он со мной делится. Бывает, заходит ко мне, и мы беседуем за чашечкой чая.