Дело Гитлера успешно завершают и власти Сирии, на территории которой и по сей день есть еврейская община. Состояние войны с Израилем, внутренний хаос, борьба с вооруженной оппозицией, экономическая нестабильность и политическое насилие — все это наложило отпечаток на отношение сирийских властей к «своим» евреям. Похоже, что местные власти смотрят на еврейскую общину как на недвижимое имущество государства. Недвижимое в прямом смысле слова, потому что начиная с 1948 года евреям — и только им одним — практически запрещено покидать страну. Лишь в 1954-55-м годах немногим смельчакам удалось нелегально перейти границу.

Сирийским евреям запрещено выезжать более чем на четыре километра за черту города, в котором они живут, без специального разрешения полиции. Без полицейского наблюдения не обходится ни одна еврейская свадьба или церемония «бар-мицвы». Время от времени в еврейских кварталах вводится комендантский час. Сирийским евреям запрещено иметь домашние телефоны.

В отличие от всех остальных граждан, чья религиозная принадлежность просто упомянута в удостоверении личности, еврейские удостоверения проштемпелеваны специальной красной печатью с надписью «мусауи», т. е. «последователь Моисеевой веры». Информация о положении сирийских евреев попадает в окружающий мир с большими трудностями, поскольку власти практически не позволяют журналистам и туристам посещать еврейские кварталы.

Хватает проблем и у еврейской общины Германии. 60-летний строительный подрядчик Меир Бубис вернулся в Германию сразу после концлагерей.

«Раньше я не жалел, что вернулся, — сказал он. — Это наша борьба против лозунга „Юденрайн“. Гитлер хотел очистить Германию от евреев, а мы вот здесь. Но в последнее время я начал задумываться, правильно ли я сделал. Если наши протесты против антисемитизма ведут к его усилению, так нам вообще нельзя жить в Германии».

Пессимизм Бубиса не разделяют ни израильтяне (прибравшие к рукам половину вольного города Гамбурга), ни бывшие советские евреи, нашедшие в Германии материальный рай.

80-тысячная еврейская община Венгрии сильно состарилась, потому что, по признанию самих местных евреев, они оказались на распутье между ассимиляцией и эмиграцией, как между молотом и наковальней. Секретарь этой общины уверяет, что все венгерские евреи «очень счастливы»: у них есть еврейская школа, газета «Уй келет» («Новый Восток»), единственная в Европе раввинская академия и даже еврейский музей, построенный на том самом месте, где когда-то стоял дом Теодора Ѓерцля. Но основоположник политического сионизма был бы немало оскорблен, узнав, что в его родной стране сионизм считается преступлением.

«Почему у вас не репатриируются в Израиль?» — спросил израильский журналист раввина Цви Московича. «Боятся», — ответил раввин. Чего? Например, обвинений в двойной лояльности.

Еврейская община Швеции насчитывает примерно 16.000 человек.

Первый еврей, Аарон Исакс, приехал в Швецию из Германии в 1775 году и получил разрешение от короля Густава Третьего поселиться в Стокгольме и собрать вокруг себя необходимый для молитвы миньян — десять друзей и родственников.

С того времени евреи начали селиться в Швеции, но длительное время подвергались дискриминации. Только с 1838 года они стали считаться шведскими гражданами «Моисеева вероисповедания».

С началом эмансипации евреи стали быстро освобождаться от дискриминации, но не менее быстро и от своей религии.

Чем быстрее новые поколения выучивали шведский язык, усваивали чужие обычаи, получали образование и специальность, тем быстрее шла ассимиляция евреев.

И все-таки еврейская жизнь в Швеции продолжается, несмотря на разрушительное влияние ассимиляции.

В Швеции действуют еврейские центры, летние лагеря для молодежи и дневная школа имени рабби Ѓилеля.

Одна из причин сохранения еврейского образа жизни заключается в том, что после образования Государства Израиль возросло еврейское самосознание.

В 1985 году в газете еврейской общины Нью-Йорка «Джуиш уик» появилось необычное объявление, в котором сообщалось, что по случаю Дня Иерусалима в центре еврейского квартала Квинс будет сооружен картонный макет Западной стены Иерусалимского Храма. Разъяснялось также, что все желающие вложить традиционные записки с просьбами к Богу смогут оставить их в специально сделанных углублениях, заменяющих расщелины настоящей Стены.

Это картонное сооружение, пожалуй, не столько вызывает удивление, сколько служит напоминанием того, что вся Диаспора — своего рода гигантская картонная постройка, где живут евреи. Вполне понятно, что немногие из них отваживаются зажигать свечи в картонном доме.

О еврейской общине Франции рассказывает документальный фильм.

На фоне грустной еврейской песенки сначала мелькают знакомые виды Парижа, а потом вынырнула грязноватая улица Розье с мясными лавчонками и «Маген-Давидами» на витринах. Толстый синагогальный служка в наполеоновской треуголке и сюртуке и Главная синагога, устремленная не на восток, как того требует еврейская традиция, а на север, как потребовала в свое время императрица Жозефина, не желавшая, чтобы здание портило ей вид.

Вереницей еврейских лиц — верующие и атеисты, интеллектуалы и чиновники, коммунисты и социалисты, обожающие Израиль и равнодушные к нему, помнящие свое еврейство и забывшие о нем — прорезан почти весь пласт семисоттысячной еврейской общины Франции, один из членов которой сказал: «Мое тело в Париже, но душа — в Израиле». Знакомы ему классические строки Иеѓуды Ѓалеви «Я — на Западе, а сердце мое — на Востоке…» или нет, но его высказывание свидетельствует о том, что сегодня западные евреи тешат себя иллюзией, будто духовный переезд в Израиль вполне может заменить переезд физический. Однако за всякие иллюзии приходится расплачиваться. В 1980 году — нападение террористов на парижскую синагогу на улице Коперника, тремя годами позже — на еврейский ресторан Джо Гольденберга.

По поводу духовного и физического переезда в Израиль еврей из Парижа, живущий сегодня в галилейском кибуце Саса, сказал: «Для моего дедушки родиной была Франция, но умер он в Освенциме».

В провинциальных городах Франции практически не осталось евреев, пустуют заброшенные синагоги, а еврейскую историю приходится изучать на местном кладбище. Но в Париже еврейский район, населенный выходцами из Марокко, считается одним из самых оживленных и устроенных. Хватает в Париже и еврейских демонстраций в поддержку Израиля, и ярмарок, где продаются израильские товары. Короткий разговор с женщиной-адвокатом здесь же на ярмарке: «Мы столько делаем для Израиля. Репатриация в Израиль? Нет, думаю, что я еще к ней не готова». В фильме был показан и еврей-коммунист, впервые согласившийся дать сто франков на нужды нашей обороны. «Я — не сионист, — сказал он, — израильскую политику не одобряю, еврейских праздников не отмечаю, связи со своей семьей не поддерживаю, но почему-то чувствую себя евреем. Почему? Не знаю».

Еще раз отзвучала грустная еврейская песенка, и фильм окончился.

Можно привести сведения и о других еврейских общинах в мире, но достаточно и приведенных выше, чтобы заметить, что все общины, как бы они ни рознились между собой, подвержены одному и тому же процессу: они приходят в упадок под влиянием неизбежной ассимиляции и окружающего антисемитизма.

Но все они так или иначе связаны с Израилем. По прогнозам руководителя Иерусалимского демографического центра, еврейство стран рассеяния, составлявшее 10 миллионов в 1975 году и 9,6 млн. — в 1982 году, сократится до 7–8 млн. к началу 2000 года.

Как сказал президент Израиля Хаим Герцог, «каждый час еврейский народ теряет десять своих сыновей». Успевает ли статистика за таким развитием событий? Учитывает ли она, что для многих евреев в галуте их еврейство утратило внутренний смысл и они, как тот французский коммунист, называют себя евреями, но сами не знают почему. Парадокс существования Израиля заключается в том, что, став центральным фактором в жизни мирового еврейства, вернув ему гордость и чувство причастности, Израиль своими военными успехами, устройством миллионов репатриантов и темпами промышленного развития убедил галутного еврея в том, что «Израиль проживет и без меня». Остается только вопрос: проживет ли еврей без Израиля?