— Так-так-так. То есть, речь шла про настойку? И связывался с посольством норвежец?
— Письмо писал норвежец, но отвёз его я, по пути в Смолевичи.
— Это хуже, но…
— Так чем «хуже»-то⁈ Люди и за границу ездят, «на воды», ни у кого никаких претензий. А тут вдруг такие страсти!
— Сам же руку приложил — теперь все, кому не лень, английских шпионов ловят. Как умеют[2]. Так, пойдём к тем, кто всю эту кашу заварил, там разбираться будем! Только оружие своё здесь оставь, на всякий случай.
Это вот последнее было крайне неприятно, и болезненно-близко к попранию шляхетской чести, но поскольку Мурлыкин уже почти родственник… Решил пока спустить на тормозах этот момент.
Дошли, зашли, и даже поговорили. Только вот первые минут пятнадцать разговор был почти беспочвенным и безрезультатным — пока, наконец, не достали само письмо из посольства. Прочитали, не поняли. Содержание: благодарят, меня, что подарил и Кнута, что выпросил; говорят, что понравилось; просят ещё. В чём крамола-то, повторил бы ещё раз, если бы Мурлыкин не приказал ни в коем случае вообще ничего не говорить, пока он сам не разрешит.
— И в чём проблема?
Проблема, оказывается, в трактовках. Умудрились вывернуть так, что это чуть ли не шифровка резиденту! Вот ведь, наследники Жабицкого! Тем не менее, уже у всех возникла полная ясность, что из этого повода ничего вымутить не удастся. Местный служащий и огрызался уже по инерции и только «для порядка». Даже письмо мне отдали, наконец, и Мурлыкин разрешил голос подать. Первым делом глянул на почтовый штемпель.
— Блин, письмо тут месяц лежит!
— Ну, мы же должны были выяснить…
— А просто спросить, никак?
— В каком смысле?
— В прямом — вызвать повесткой и допросить под присягой. Магической присягой, разумеется, а не под клятвой богами.
Сотрудник второго управления не нашёл, что сказать.
— Вот-вот, — поддержал меня будущий тесть, — тем более, в отношении с коллегой.
— С каким коллегой⁈
— Юра — эксперт-криминалист, пусть пока и внештатный. Но вся сложная химия, биохимия, особенно сравнительные анализы или определение концентраций — это всё его.
Я читал письмо, Мурлыкин вполголоса беседовал о чём-то с явно младшим по званию. Хоть я к стыду своему ещё не выучил все варианты специальных званий и должностей, но местный был примерно на уровне поручика, судя по погонам, и зашедшему «в гости» полковнику внимал. Работники консульства уверяли, что наши образцы представляют собой «весьма достойный продукт», который «может достойно нести на себе славное название». А добавку просят, оказывается, не для себя, а ко дню рождения короля, для отправки в Норвегию. О как! Хотя вряд ли этот подарок дойдёт до монарха, но сам факт такой поставки, если его как-то отразить на этикетке или рекламном плакате…
— Извините, господа, а кто знает, когда день рождения у норвежского короля?
— Двенадцатого апреля. А зачем вам?
— Да вот, хотят бочонок «Беломорской» ему в подарок, просят, чтобы за неделю до праздника им прислали или сообщили об отказе.
— Это, получается, не позже пятого? Послезавтра⁈
— Ага, вы бы ещё месячишко с письмом поразвлекались, как раз бы международный скандал заработали.
«Местный» побледнел — понял, кто, если что, будет крайним.
— Так, я сейчас свяжусь по мобилету с управляющим заводом. Влад на пару с Климом соберут подарок, и оформят, как должно. Добавят ещё те виды, что мы в прошлый раз в консульство не передавали, и в бочонках, и в бутылках. Упакуют, украсят и в автомобиль погрузят. Завтра к обеду закончат. Если сразу выехать, часам к семи-восьми вечера будут в Минске. Это, наверное, поздновато уже? Что там дипломатический протокол говорит?
— Не знаю, как насчёт протокола, но ворота они закрывают в шесть.
— Ага. Значит, заночует Влад в Смолевичах, в моём доме, и пятого утром поедет.
— Нет-нет, пусть сразу в Минск едет, в тамошнее управление. Как раз за вечер и ночь успеем.
— В смысле? Что значит «успеем» и что именно успеем⁈
— Как, что? Досмотр, проверка на предмет контрабанды и иных вложений. Аккуратно вскроем, осмотрим и обратно закроем. Печать ваша понадобится, кстати.
— Так, это без меня. Если кто-то полезет своими лапами что-то вскрывать — пусть потом везёт от своего имени и под своими печатями!
— Да что ты себе…
— «Вы».
— Что значит, «вы»?
— Не «ты», а «вы». Я дворянин, и глава рода, извольте вести себя пристойно! Это раз. А во-вторых — я отвечаю за состав напитка и качество в буквальном смысле головой!
— Вот только не надо…
— Вот именно — не надо! Ознакомьтесь, на каких условиях в Великом княжестве выдаются лицензии на производство и продажу крепких спиртных напитков! И я не могу, не хочу и не буду рисковать существованием рода из-за того, что какой-нибудь дятел что-нибудь испортит!
Мурлыкин бросил на меня недовольный взгляд, и, схватив местного жандарма за локоть, отвёл в сторону, что-то рассказывая. Недоверчивое выражение лица младшего жандарма сменилось на удивлённое.
— На случай особой хитросделанности отдельных исполнителей. У меня каждая этикетка — артефактная, своего рода свиток. При любой попытке доступа к содержимому, кроме его выливания из бутылки, сгорит или как минимум отвалится и не даст приклеить себя обратно.
В общем, договорились, что представитель жандармерии приедет в Смолевичи завтра вечером, осмотрит там груз (не вскрывая!) и вместе с Владом сопроводит его до передачи сотрудникам посольства. Назвал свой адрес в Смолевичах, для жандарма.
— Кто будет сопровождать груз с вашей стороны?
— Беляков, Владислав Тимофеевич, управляющий из Викентьевки.
— А кто с ним? Дорога дальняя, выдержит ли?
— А что бы ему не выдержать?
— Погода вон какая: сыро и холодно. Околеет за шесть часов, или сколько там ему понадобится?
Тут ввязался мой тесть.
— Он на пикапе своём поедет?
— Разумеется, на чём ещё-то⁈
Василий Васильевич повернулся к коллеге:
— Вы новый фургон, что для командировок купили, видели? Вот, там кабина оборудована примерно так же, только немного просторнее. Так что доедет с комфортом и Влад до Смолевич, и все вместе — до Минска.
— А норвежца своего взять не хотите?
— Так он же, вскоре после передачи посылочки, прошлой осенью Российское подданство получил, а перед самым Новым годом женился на местной. Боюсь, что в консульстве приезд такого вот «перебежчика» восторга не вызовет, даже наоборот. Так что лучше, наверное, их не смущать и не провоцировать.
Мурлыкин ещё минут пятнадцать «закруглял разговор» в ожидании местного коллеги равного себе положения, но так никого и не дождался.
По пути обратно в его кабинет уже спокойно разговорились о делах личных и семейных.
— Машка вообще сама не своя. У них там какая-то «предзащита» скоро, по поведению дочки — так вообще чуть ли не завтра, но это «завтра» уже вторую неделю продолжается. Может, хоть отвлечёшь её как-то, успокоишь?
— Пробовал. Был обруган, всячески обозван и послан «не мешать».
— Она скоро на людей начнёт кидаться.
— Самое смешное — её руководитель говорит, что там уже практически всё готово, осталось отшлифовать отдельные шероховатости и всё, переживать вообще не о чем. По его словам, если не гнаться за высоким балом, сдавать уже сейчас можно бы, а чуть-чуть порепетировать, и уже хорошо будет.
— Да, жена в курсе, и меня успокаивает. Но Машка всё равно переживает и бесится.
— Может, отвлечь её выбором фасона свадебного платья?
— Ни в коем случае! Она тогда просто сразу по двум поводам переживать начнёт, знаю я её!
— Как скажете, вам виднее.
Апрель растопил уже почти весь снег, кое-где лежали грязные груды, отмечая места, где зимой нагребли больше всего, да в лесах оставалось немало снежных завалов и наносов. На академической изнанке уже вовсю шли полевые работы, а студенты, желающие взять охотой первый или второй барьер, записывались в патруль. Я туда не полез, за бессмысленностью для меня этого действия, и чтобы не занимать место, которое нужнее для другого.
