Кстати, насчёт техник и методик. То, как я пользовался своими силами после их пробуждения, когда проводил первичный осмотр и латание оборудования в тогда ещё не Викентьевке, или при изготовлении первого автомобиля — это был мрак и ужас. Точнее, не так, это было абсолютно невместно, так лучше сказать. В принципе, прямое волевое воздействие на стихию или на мир через неё — это вполне рабочая методика. Более того, она, по сути, основная и излюбленная — но для одарённых высокого уровня, вот просто совсем высокого, желательно не ниже семи! Для тех, кто имеет возможность и право выдавать распоряжения миру, пусть и в мелочи. Одарённым девятого-десятого уровней вообще нет смысла разучивать техники и заклинания, разве что для некоторой экономии сил в случае длительного интенсивного сражения, к примеру.

И тут я, со своим на тот момент не взятым даже первым барьером, да… Грустно и печально, и совсем не удивительно, что тратил неимоверное количество сил на простейшую работу. А в целом за такое «нахальство» мог и поплатиться потерей части потенциала — хвала Рысюхе, такого не случилось! Это, собственно, одна из причин, по которым молодым одарённым запрещают самим «что-нибудь намагичить» без присмотра и руководства старших.

Три дня без использования дара, с одними только теоретическими занятиями, тянулись долго. Несколько развлекало, хоть и весьма специфичным образом, изучение тех слухов, что сокурсницы и сокурсники сочиняли по поводу моего освобождения. Чего там только не было! Пожалуй, воздержусь от пересказа, но «выгорание ауры из-за нарушенной божественной клятвы» и «проклятие изнаночного (!) шамана» были не самыми бредовыми и заковыристыми.

На четвёртый день целитель провёл обследование и ещё какую-то процедуру. Когда я неосторожно предположил вслух, что это было «укрепление каналов», то узнал о себе много нового и отчасти неожиданного. В частности, что любая попытка «укрепить» каналы приведёт к прекращению их роста и развития, сделав «укреплённого» индивида инвалидом. В общем, зарёкся я высказывать какие-либо догадки и соображения при этом целителе. По окончании обследования он выдал мне ещё сутки освобождения (значит, лабораторную надо будет делать в ближайшую субботу в компании с залётчиками), но мобилетом, поколебавшись, пользоваться разрешил.

Я, разумеется, сразу захотел поболтать с Мурочкой, но успел включить голову раньше, чем вызов: во-первых, она сейчас, скорее всего, занята, а во-вторых, мы с ней проболтаем часа полтора-два минимум. Так что сначала — новости.

Новости радовали своей по большей части предсказуемостью и отсутствием сенсаций. Ну, почти отсутствием, но об этом позже. На изнанке зарегистрировали самый короткий день, продолжительность его начала расти, так что там, в пересчёте на календарь лица мира, на самом деле конец декабря и разница во временах года почти ровно два месяца, точнее высчитаем позже, определив перед тем продолжительность года там. Самая холодная ночь отметилась температурой минус девять, наибольший дневной мороз — минус пять. Или климат там мягче, или зима выдалась тёплая, может быть и так, и эдак, более-менее точно можно будет сказать лет через… много.

За месяц охотники добыли ещё пять черепах, но только одна оказалась крупнее первой, а самая мелкая весила «всего» шестьсот сорок килограммов. Минские рестораны создали у себя запасы черепашьего мяса, так что образовались «излишки», которые пошли в Вильню и другие губернские города, но там вряд ли купят много, так что надо или снижать темпы добычи или продавать в Москву, Варшаву и, возможно, в столичный Питер.

С макром из первой черепахи в минском представительстве гильдии разобраться не смогли, хотели уж было сгоряча сделать из него очень большой накопитель для водников, но всё же передумали и отправили в столицу. После чего на восьмой день приехали три офицера в военно-морской форме и один офицер СИБ, привезли немыслимые для макра нулевого уровня семьсот рублей и задали два вопроса: откуда и есть ли ещё. Выкупив оставшиеся, за самый маленький дали пятьсот, заставили подписать обязательство не разглашать назначение кристалла (которого гильдейцы и так не знали) и уехали в Дубовый Лог, где довели до скупщика критерии оценки и до всех заинтересованных лиц — что все такие макры должны идти только и исключительно по отдельно указанному адресу. Предупредив, мол, «если что» — то будет больно. Очень. Всем причастным и тем, кто могли быть причастны. На чём и откланялись, даже чаю не попили, зато остановили в Смолевичах скорый поезд «Брест — Москва», что сроду у нас не останавливался. Причём к поезду был прицеплен отдельный классный вагон, куда и загрузились все четыре офицера, а с ними — десяток вооружённых матросов охраны.

По итогам обсуждения случившегося все, кто был в Дубовом Логе, решили, что больше всего в жизни, на данный момент, хотят НЕ знать о том, какую особенность нашли в черепашьем макре. И я к этому решению присоединился.

В первый день весны в продажу поступила первая партия новых пластинок. Я сразу забрал авторские экземпляры, две штуки отдал будущей тёще (одну подписал ей, вторую — просто «от автора с любовью»), по одной персонально Мурке и Ульяне, одну — Надежде Петровне, две — в лабораторию, одну из них персонально Большой Свете, одну, с целым благодарственным письмом — профессору, одну — ректору, на всякий случай, и последнюю, десятую — оставил себе. В общем, придётся ещё докупать: как минимум хочется подарить Егору Фомичу, полезно будет вручить графу Сосновичу, ну, и в запас хотя бы полдюжины — мало ли, когда и где пригодится. Итого, с поправкой на ветер — ещё десяток покупать надо.

Март начался так же ровно, только Маша всё больше нервничала. Я даже связался по мобилету с профессором, узнать, как там дела с её проектом и какие есть проблемы. Лебединский с уверенностью заявил, что всё у них нормально, работа идёт по плану и, судя по его опыту, если студенты сами не бросят работу, то всё сделают в срок. И он вообще не видит причин волноваться. Но Машу слова профессора не убедили, мол «не он же будет сдавать», видите ли! Зато Екатерина Сергеевна более-менее успокоилась.

Тем временем наступила весна — пусть пока и лишь по календарю, погода стояла совершенно зимняя. Но так или иначе — пришла пора что-то решать с проблемой, которую я когда-то отложил на весну, а именно — со строительством второй обязательной дороги из Викентьевки — через древнее озеро, оно же нынешнее болото. Вот и Каллифорский, у которого, похоже, появилось достаточно много времени в результате окончания проектных работ на железной дороге, напомнил о себе и о проекте. Не то заскучал, не то заработать хочет, но тут у меня появились кое-какие иные соображения. Делать нечего — на первых же выходных нужно ехать в Викентьевку. Сколь бы удобным инструментом ни был мобилет, но очную встречу он не заменит, даже не только из-за невозможности ткнуть пальцем в карту или записи.

Оказалось, что за остаток осени и зиму инженер-строитель провёл по-настоящему масштабное исследование местности, набив вертикальных скважин или колодцев не только по линиям возможных трасс, но и по значительной части озера в целом. Развлёкся человек от души, причём за мой счёт как заказчика, разумеется, и теперь жаждал выступить с развёрнутым отчётом.

Если сделать краткую выжимку, то примерно по трассе «среднего варианта» — того, что шёл с опорой на бывший небольшой остров и пересекал основное болото в относительно узком месте, по предполагаемой дамбе длиною примерно тысячу семьсот метров, обнаружился подводный, а ныне «подторфный» гребень. А вот предполагаемой в узком месте стремнины — не обнаружилось. И правда — откуда взяться течению, тем более — сильному, в изолированном водоёме⁈ Максимальная толщина торфа до минерального основания была три метра и то на малом промежутке, а так в основном — от двух до двух с половиной. Причём болото в этом месте было второго типа, но полностью пересохшим. Как заявил Каллифорский, можно даже полную выторфовку сделать без особых усилий и обеспечить однозначно надёжную трассу по бывшему дну бывшего озера. И это безо всяких глобальных проектов наподобие железобетонного моста длиною в две версты или закапывания жуткого количества брёвен в качестве основания лежнёвой дороги