Бабушка ушла тихо и незаметно, просто не проснулась утром, за два дня до своего очередного дня рождения. Ядвига Карловна, не дождавшись нанимательницу к завтраку, что иногда случалось, но бабушка об этом всегда предупреждала, пошла искать её в кабинете. Но ни там, ни в лавке «пани Софью» не нашла. Тётка Ядя вернулась на кухню, убралась там, но потом вновь пошла на поиски — ей нужно было в этот день рассчитаться за кое-какие, поставляемые по долгосрочному договору продукты, а денег на это в расходной шкатулке не хватало. Вновь обойдя весь дом, а также двор с постройками и уточнив у Семёныча, что хозяйка территорию не покидала, она решилась зайти в спальню хозяйки, где и обнаружила ту, уже остывшей.

Ядвига Карловна, после минутной растерянности, отправила Семёныча сперва домой к участковому приставу, которого не оказалось дома, а сама сумела вспомнить, как связаться со стационарного телефона с поверенным. Тот приехал в течение получаса, вместе с врачом и полицейским, которые и зафиксировали факт смерти, а сам набрал мой контакт в бабушкином мобилете.

Вроде как я знал, что бабуля уже в возрасте. И с призрачным дедом мы обсуждали нехорошие звоночки. И вообще, рано или поздно следовало этого ожидать, но… Но новость здорово выбила меня из колеи. Более-менее начал соображать, когда сокурсники уже привели меня в приёмную нашего декана. В ожидании вызова перезвонил поверенному, на бабушкин мобилет, понимая, что далеко уйти он ещё не мог. Попросил его заняться до моего скорого приезда всеми необходимыми формальностями, а ещё — оставить пока у себя бабушкин связной артефакт, чтобы упростить наше неизбежное общение.

Декан выслушал меня и, не став чрезмерно давить формальным сочувствием, выписал освобождение от занятий на остаток это недели и всю следующую. После выхода из кабинета, я уверил сокурсников, что уже пришёл в себя и начал готовиться к поездке в Смолевичи.

В первую очередь — позвонил в Шклов и попросил придержать отправку в ремонт второго грузовика. На что Скрипеницкий, после приличествующих соболезнований, пояснил, что «немец» совсем сдал, по работе его использовать всё рано не получается, так пусть уж лучше за моё отсутствие грузовик спокойно разберут и всё, что нужно — почистят. Сильно похвалил новый кузов и чуть было не начал обсуждать тонкости изготовления ещё пары штук на месте, но спохватился, что это будет неуместно и прервал разговор.

В общаге собрал вещи, хотя что там собирать? Фактически взял только парадную форму для её переделки в траурный вариант, на случай, если не смогу достать для этого нормальный костюм. И то — это мне Надежда Петровна подсказала, сам бы не догадался, собирался взять помолвочный костюм, на что комендант только сокрушённо покачала головой и, отобрав плечики с упомянутой одеждой, вернула их в шкаф. Подумав, она записала на листе бумаги, какие аксессуары нужно поменять на парадной форме и вложила эту бумажку в карман форменного не то пиджака, не то кителя. Хотел позвонить Маше, но вспомнил, что она-то сейчас на занятиях, связался с её мамой, предупредил её о своей отлучке и её причинах. Подумав, связался также и с Пескарским, передав ему всё то же самое. Собственно, на этом сборы закончены — осталось только заехать по дороге к шкловским рабочим, выдать им командировочные и суточные на следующую неделю вместе с задачами.

Ехал в таком душевном состоянии, что дед психанул и потребовал пустить его за руль — в прямом и в переносном смысле, пока я не разбил автомобиль и свою бестолковую голову об дерево. Перехватив управление телом и фургоном, дед не стал задвигать мой сознание «в фон», оставив доступ к органам чувств, и одновременно стал меня тормошить вопросами.

«Слушай, мы с тобой уже больше года, так?»

«Так. А почему я не помню предыдущий день рождения твоей бабушки? Когда он вообще?»

«Послезавтра. Она не празднует, вообще, уже очень давно. И другим не даёт. Не давала, в смысле. Когда-то, по рассказам, дед имел неосторожность даже не поздравить, а просто упомянуть за завтраком про её юбилей. Так она с ним полгода ровно не разговаривала, вообще, что бы он ни делал. Через полгода — заговорила, как ни в чём не бывало».

«Суровая была старушка»

«Не то слово»

Дед всё-таки смог разговорить и растормошить меня, в первую очередь на воспоминания о бабушке, но и не только. Так что к остановке в Березино я вспомнил ещё одно дело. Остановившись, позвонил Сребренникову — узнать телефон нынешнего главы рода Морковкиных, куда до самой своей смерти входила бабушка.

Просто ритуалы похорон в разных семьях разные, порой отличаются очень сильно. Носители растительных фамилий чаще практикуют погребение в землю, причём в нескольких вариациях, поклоняющиеся хищному тотему часто практикуют кремацию, имеющие хранителями птиц нередко развеивают прах в определённом месте. Но во всех случаях есть исключения, разумеется. Наш род практикует огненное погребение, а урны с прахом хранились в подвале родового особняка, после разрушения последнего — перевезены в подвал дома в Смолевичах.

Сами Морковкины на данный момент все жили не в нашем районе, так что и на приёме в честь Белякова никого из их рода не было, познакомиться ближе не вышло. Стряпчий сразу перекинул мне нужный контакт — видимо, сам додумался до необходимости звонка раньше, чем я и уже успел навести справки. Но разговор, тем не менее, не получился. Старый (на самом деле старый, старше бабушки) Морковкин наорал, нахамил и заявил под конец что-то наподобие того, что «хрен вялый всяким проходимцам, а не наследство». Если старый придурок окончательно выжил из ума — лес с ним, попробую найти кого-то по моложе, кто ещё не впал в маразм, а если нет — то похороним, как Рысюхину, пусть Морковка на своих верующих потом обижается, если хочет!

Когда уже проезжал Червень, мобилет опять зазвонил. Пришлось останавливаться и отвечать на вызов. Это оказался наследник рода Морковкиных, хоть звонок и пришёл с того же контакта, на который я звонил главе. Почти семьдесят лет, а он всё наследник, и с папиным телефоном, да уж. Долго извинялся за отца, потом уточнил: а что я, собственно, хотел?

— Хотел узнать, какие ритуалы погребения приняты у вас в роду и будет ли кто-то на похоронах бабушки. Она всё же Морковкиной была. Оплата всех расходов на мне, пусть ваш глава не переживает.

Этот дед оказался намного более приличным собеседником, мы быстро оговорили основные детали, а приехать на похороны он обещал лично, со своей женой, причём уже завтра. Вроде как помочь с организацией похорон, хотя что там помогать? Заодно привезёт «правильный» саван и другие погребальные принадлежности. Да, Морковкины закапывают своих покойников в землю, так что мне нужно будет договориться о приобретении участка на одном из кладбищ. А именно — на так называемом «верхнем», что располагалось на низком и широком песчаном холме на полпути от дома к восточному берегу Нового озера. «Нижнее» кладбище лежало около дороги из Смолевич в Плису, не той, что шоссе Минск-Борисов, а другой, местной, которая шла севернее железной дороги, километрах в полутора от края города. На «верхнем» кладбище хоронили своих покойников горожане и те дворяне района, у которых не было своей усыпальницы или чего-то такого, на «нижнем» — жители предместий, слободок и просто ближайших деревень. Так что мне завтра дорога на «верхнее», оно и ближе, и статусу соответствует.

Со всеми сборами, дорогой и остановками в пути я бы, наверное, и к семи вечера домой не доехал, а дед, гонщик потусторонний, выехав из Буйнич около полудня в пяти вечера уже был на месте. Бабушки дома не было — её увезли в городской морг для освидетельствования и оформления документов. При желании можно было потребовать проведения всех процедур на месте, родовитые часто так поступали, не желая оставлять тело родича в чужих руках, опасаясь, что враги рода смогут как-то использовать изъятые из него органы или ткани, но у нас в городе такое не практиковалось.