– Merde![54] – встревоженно воскликнула я. – Нужно убедиться, что с тобой все хорошо. Пойдем.

Мы доехали на поезде до студенческой больницы Сорбонны, где один из друзей Адриана, студент медицинского факультета с третьего курса, осмотрел его нос.

– Не сломан, – объявил Марсель. – Аспирин от боли и лед, чтобы снять отеки. Возможно, появятся синяки под глазами, но вскоре твоя милая мордашка придет в норму.

– Иди ты к черту, – бросил Адриан с улыбкой, а затем запрокинул голову и, ущипнув себя за нос, поморщился.

Марсель усмехнулся. Однако мне было совсем не до веселья. Напротив, становилось дурно от одной только мысли, что следующий матч Адриана мог оказаться под угрозой из-за меня.

– У него игра на следующей неделе, – сообщила я, постукивая ногой по полу. – Он сможет играть?

– Я бы не советовал пасовать головой, – ответил Марсель. – Но в целом да, играть он сможет.

Я с облегчением выдохнула. Адриан не отреагировал.

– Так что случилось? – Марсель взглянул на меня. – Он к тебе приставал?

– Просто Джени не знает собственной силы, – усмехнулся Адриан.

Я не нашлась с ответом. Впрочем, никто его и не ждал.

– Пока не забыл… – Марсель порылся в ящике стола и извлек брошюру. – Видел? Доктор Макс Рекамье выступает в Пантеоне Сорбонны с докладом о своей гуманитарной деятельности в Нигерии. Вместе с другим врачом, Бернардом Кушнером, они пытаются создать нечто грандиозное. Глобальный фонд неотложной медицинской помощи, где будут работать доктора и журналисты. Они хотят начать с тех стран, которым это действительно необходимо, а заодно помочь в распространении информации о зверствах, игнорируемых западным миром. – Он протянул брошюру Адриану. – Я сразу подумал о тебе.

Я не сводила взгляда с Адриана и отчетливо видела, как при виде желанной цели в нем вспыхнула страсть. С горящими глазами он взял в руки брошюру о симпозиуме.

– Когда?.. – тихо спросил он, изучая страницу.

– Через две недели, в субботу, – сообщил Марсель.

– В тот же день, что и финальный матч «Пари Сентрал» в сезоне, – пробормотал Адриан и с натянутой улыбкой вернул брошюру Марселю. – Расскажешь, как прошло.

Не проронив больше ни слова, он поднялся со стула и вышел из больницы. Я проводила его взглядом и торопливо вскочила на ноги.

– Можно взять? – Не дожидаясь ответа, я выхватила брошюру из рук Марселя и выбежала на улицу.

– Адриан, подожди!

Догадываясь, что сейчас произойдет, я остановился на углу улицы, чтобы подождать бегущую за мной Джени. С раскрасневшимися щеками она выглядела еще прелестнее, а в голубых глазах светилось понимание, которого я никогда прежде ни у кого не замечал.

– Ты должен пойти, – сказала она и вложила мне в руку брошюру с речью доктора Рекамье. – Ведь именно этого ты хочешь, да? Помочь мировому сообществу? Это может стать началом чего-то… важного.

– Я не могу, Джени, – возразил я. – В тот день финальный матч. Будут и другие выступления. Иные возможности…

– Адриан, – продолжала настаивать она. Как же здорово в ее устах звучало мое имя, особенно в сочетании с американским акцентом.

«Она отлично владеет французским и могла бы стать превосходным переводчиком в фонде доктора Рекамье…»

– Забудь, – с горечью отмахнулся я и заметил ее выжидающий взгляд. – Я не могу… подвести тех, кто на меня надеется.

«И не позволю, чтобы мама с сестрой голодали».

– Но, Адриан…

– Я сказал, забудь, Джени. Я должен играть.

Она поджала губы, вероятно, чтобы сдержаться и снова не начать упрямо возражать. Мне нравились ее твердость и сила духа. Она не упала к моим ногам, как некоторые девушки, и не боялась открыто выражать свое мнение. Я так долго прятался за репутацией повесы, что уже забыл, каково это – по-настоящему быть с девушкой, а не просто таскать ее на руке, словно трофей.

Впрочем, ее не стоило подпускать слишком близко. Джени происходила из богатой семьи, владеющей виноградниками и производящей отмеченное наградами вино. Состоятельный отец оплачивал все ее прихоти. Я не завидовал ей, но…

«Если бы она узнала всю правду, то устыдилась бы появляться со мной на публике».

– Понимаю, – в конце концов проговорила Джени. – Но, сдавая эту статью, я буду чувствовать себя обманщицей. – Она посмотрела на меня, приоткрыв защитную оболочку, за которой пряталась от всего мира, и я увидел мягкость и доброту. – Ты можешь сделать гораздо больше, чем просто играть в футбол. Жаль, что этого никто не увидит.

– Не сумеют, – заметил я. – Я не позволю.

«Включая тебя».

Она кивнула, а потом вдруг застыла и уставилась на меня с испугом и потрясением в глазах.

– У меня снова идет кровь? – Я провел пальцами под носом, но там было сухо.

– Мой фотоаппарат, – пояснила побледневшая Джени. – Я оставила его на стадионе, вместе с сумкой. Нет… моя камера. – Она сжала мою руку. – Нужно вернуться. Сейчас же.

– Да, конечно, идем.

Зная, что на метро добираться слишком долго, я поймал такси. Когда машина затормозила у стадиона «Жан-Марк», Джени помчалась вперед меня к тому месту, где остались лежать ее сумка и фотоаппарат. К счастью, и то и другое было на месте.

Подняв с земли камеру, Джени прижала ее к груди и с облегчением прикрыла глаза.

– Это мое наказание, – прерывисто дыша, сообщила она, когда я подошел ближе. – За то, что ударила тебя по носу.

– Это вышло случайно. Забудь.

Она поднялась на ноги и повесила сумку на плечо.

– Не могу. У тебя уже появляются синяки, о которых предупреждал Марсель. Прости, мне очень жаль.

– Я думал, что не нравлюсь тебе, – медленно проговорил я и постарался непринужденно улыбнуться. – Ты сожалеешь, что ударила меня?

– Разумеется, но…

– Но что? – Меня так и подмывало податься вперед, чтобы оказаться ближе к ней.

– Ничего. Я… должна идти, – пробормотала она, отстранившись. – Выход статьи перенесся, и завтра меня ждет разговор с Антуаном.

«Да, конечно, статья. Именно поэтому она пришла сегодня. Нет никаких других причин».

– Ладно. – Я отступил на шаг. – Тогда не буду тебя задерживать.

– Спасибо, – ответила она. – Увидимся позже. Может, в «Ла Клоше»?

Я кивнул.

– Отлично. Пока.

Я смотрел вслед Джени, на длинные ноги, уносящие ее прочь от меня, на мягкие волосы, отливающие золотом в свете солнца.

Всегда все эти «может быть», «когда-нибудь», «в будущем», но не сейчас. Вечно не сейчас. Я мечтал о недосягаемом и уже изголодался по солнечному свету, как запертый в сырой камере узник.

Я чуть было не окликнул Джени, чтобы все-таки ответить ей на заданный вопрос – о том, откуда у меня талант к футболу. На самом деле все было просто: во время игры одиннадцать игроков из команды соперников пытались отобрать то, что принадлежит мне, – мяч, счет, победу в матче. Но я не собирался уступать. Только там, мчась по траве на поле, я контролировал ситуацию. А когда мяч, пролетев мимо вратаря, попадал в сетку и зрители неистовствовали на трибунах, я на долю секунды превращался в одного из героев, которых боготворил отец. И я твердил себе, что этого достаточно.

Должно быть достаточно.

В понедельник утром я отправилась в кабинет Антуана на факультете журналистики. Он тут же обратил внимание, что я пришла с пустыми руками.

– Ну? – поинтересовался он. – Статья еще не готова? Это обычное интервью, мадемуазель. Возможно, еще пара глянцевых снимков Адриана во время игры. Неужели столь простое задание вам не по силам?