– Цвет? – выдавил я.

– Бледно-розовый, – выдохнула она, мягко и осторожно задевая коленом мой ноющий член. – Нравится?

– Да, – прорычал я, поглаживая руками великолепные груди.

– Видишь?

Я кивнул и припал губами к обтянутому кружевом соску.

– Хорошо, – прошептала Шарлотта хрипло, полным желания голосом. – Потому что я надела все это для тебя, Ной. Помни об этом, когда я оседлаю тебя прямо в этом кресле. Представляй, пока будешь глубоко входить в меня.

Твою ж мать.

И я приложил все усилия. Мысленно рисовал свою прекрасную женщину, облаченную в сексуальное нижнее белье. Она, как и обещала, скакала на мне, обхватив руками за шею и наполняя номер своими криками. Благодаря нам, мастерство изготовления французской мебели в восемнадцатом веке подверглось нешуточному испытанию. Думаю, это был лучший секс в моей жизни, приправленный любовью и вожделением в равной степени. Умопомрачительные ощущения.

Однако, несмотря на ее просьбу, я почти не задумывался о том, что на ней надето. Почти не замечал ее наряда. Конечно, я не стал ей в этом признаваться, потому что все равно не смогу объяснить, что когда мы с ней занимаемся любовью, то в своем черном мире я вижу только ее одну.

Вот и настал тот знаменательный день. Ава вернулась в Лондон, поскольку больше не могла пропускать работу. Она на прощание обняла меня и поцеловала, пожелав удачи.

Событие все приближалось.

– Я буду по ней скучать, – тихо сказала Шарлотта, когда мы возвращались в отель на такси. – Итак, чем займемся? До вечернего концерта еще уйма времени.

Когда я сообщил ей, что запланировал пикник на лужайке под Эйфелевой башней, она пришла в восторг. Однако, стоило нам выйти из отеля, как Шарлотта недовольно застонала.

– Небо хмурится, – пояснила она. – Наверное, будет дождь.

У меня упало сердце.

– Все настолько плохо? – спросил я, поднимая висящую на правой руке корзину.

– Ну, не очень. О, там виднеется голубое небо! Надеюсь, все обойдется.

Я кивнул. Господи, кажется, я никогда так сильно не нервничал. Внутренности не скручивались в узлы даже перед первым в жизни прыжком со скалы. И я безмерно радовался тому, что могу спрятать глаза за стеклами солнцезащитных очков, пока мы ехали на такси к Эйфелевой башне.

Мы расстелили покрывало на лужайке и разложили продукты. Шарлотта описала мне огромную башню и нависающее над нами тяжелое небо. А потом будто бы нарочно подыграла мне.

– Это напоминает наш первый пикник в Центральном парке, – произнесла она. – Помнишь? На следующий день после самого сильного приступа мигрени. – Она подвинулась ближе ко мне. – Той ночью ты меня поцеловал. В первый раз. Тогда-то я и поняла, что безумно влюбилась. Тот поцелуй…

Она прижалась к моим губам своими, и нервная дрожь в теле начала утихать. В конце концов, Шарлотта была рядом со мной. Любовь к ней рассеяла мою тревогу.

– Я тоже влюбился в тебя в ту ночь, – признался я. – В моем полном страданий мире ты оказалась единственным источником добра и красоты.

Она улыбнулась мне в губы.

– А ты мало-помалу вернул к жизни мою музыку, Ной. Но на том пикнике ты сказал, что больше не станешь меня целовать.

– Да, у меня имелась дурацкая привычка говорить не то, что я на самом деле чувствовал.

– Правда? Значит, ты тоже хотел новых поцелуев? – Ее мягкий голос был полон теплоты и любви.

– Да, детка, еще как хотел. Хотел чувствовать на лице тепло солнечных лучей, дышать свежим воздухом, которого был лишен столько времени, и целовать тебя без устали. – Я сунул руку в карман пиджака, где лежала маленькая бархатная коробочка, и повернулся к ней. – Я хочу всегда целовать тебя, Шарлотта. И все время хочу быть рядом с тобой.

На лицо упали первые капли дождя, но я почти не чувствовал их.

Шарлотта сняла с меня солнцезащитные очки и провела кончиками пальцев по моим щекам.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

Я послушался, совершенно потеряв голову. Я наслаждался ее губами и бархатным прикосновением маленького язычка…

…пока сам воздух не содрогнулся от чудовищных раскатов грома, даже отдавшихся у меня в груди. Небо разверзлось, и, как будто прорвало плотину, хлынул дождь.

Шарлотта испуганно вскрикнула, что неудивительно. Судя по всему, в небе змеились молнии, а над нами возвышался самый большой в мире громоотвод.

Мы вскочили на ноги, быстро – как смогли – собрали в корзинку остатки испорченного пикника, после чего Шарлотта повела меня на другую сторону улицы, чтобы укрыться под навесом.

– Господи, я до чертиков перепугалась, – нервно рассмеялась она. – Мы вымокли до нитки. Интересно, сколько времени придется искать такси… – Она сжала мне руку. – Эй, все хорошо. Жаль, конечно, что дождь испортил пикник, но я наслаждалась каждой минутой, милый. Пусть даже это продлилось недолго.

Я кивнул. Господи, она слишком великодушна. И полна любви. Может быть, еще удастся все спасти? Может быть, сделать предложение под парижским дождем? Нет, в этом холодном ливне не было никакой романтики. Шарлотта замерзла и уже начинала дрожать.

Мы вернулись в отель и вместе приняли горячую ванну, которая немного смягчила мое разочарование.

В тот вечер я сел работать над книгой. У которой по-прежнему не было конца.

Мини-тур Шарлотты закончился в Бразилии, в Сан-Паулу, откуда мы полетели в Перу на мой день рождения. Там, на Уайна-Пикчу, она сыграла для меня рассвет, описывая с помощью своей скрипки расцвеченное яркими красками небо и наполняя его живущей в ее душе музыкой.

Наверное, мне все же стоило захватить с собой кольцо. И сделать ей предложение прямо там – в тот самый миг, когда я обнимал ее дрожащими руками и целовал в губы. После того как исчезли боль и горечь, поселившиеся в сердце после несчастного случая, я перестал о чем-либо сожалеть.

По возвращении в отель, расположенный в Священной долине, мы занялись любовью, и я вложил в каждое движение свои сердце и душу. Отдал Шарлотте всего себя без остатка. Как и она. Все ее вздохи, крики и стоны, прикосновения пальцев к моей коже и шрамам, мое имя на ее устах… принадлежали только мне. Мы растворились друг в друге, и накатившая в конце волна удовольствия стала лишь дополнительной наградой.

Потом она заснула, потому что мы встали ни свет ни заря, чтобы подняться на вершину Уайна-Пикчу до рассвета. Я решил сделать предложение сразу, как моя любимая проснется. Да, вероятно, сцена выйдет не слишком впечатляющей, но после необыкновенного подарка, который Шарлотта преподнесла мне на горе, я больше не хотел ждать. Сегодня утром счастье переполняло меня, а когда Шарлотта согласится стать моей женой, оно и вовсе перельется через край.

Я дремал рядом с ней с глупой улыбкой на лице, которая вскоре сменилась болезненной гримасой. Приняв таблетку, я поплелся в ванную, где сполз на пол и привалился к стене в ожидании, когда мигрень, захлестнувшая меня подобно цунами, начнет отступать. Я лишь молился про себя, чтобы Шарлотта ничего не заметила.

Она все же проснулась и нашла меня в ванной.

– Что происходит, Ной?

– Все хорошо, – хрипло пробормотал я, и любой бы почувствовал в моих словах ложь. – У меня была мигрень, но она уже проходит. Возвращайся в кровать, детка. Я скоро приду. Боль… почти ушла… почти…

– О, милый. – Она опустилась на колени и прижала мою голову к своей груди. – Тебе лучше? Ты принял таблетку? – Она забрала из моей ослабевшей руки пузырек с лекарством и резко, судорожно втянула в себя воздух. – Ной, на прошлой неделе оставалось семь таблеток. Семь. Я точно знаю, потому что убирала пузырек в сумку перед отъездом в Сан-Паулу. Здесь только две.