Стена отбрасывает тень, идеально скрывающую его тело. Справа раздаются шаги, и я прячусь за ящиком как раз вовремя, чтобы появился еще один патруль. Тусклый свет выхватывает рельефный шрам на его лице. Это не первый его бой, но это неважно, потому что он все равно падет.

Я тянусь вниз, хватаю с поддона сломанный кусок дерева и бросаю его в сторону, привлекая его внимание. Когда он понимает, что происходит, уже слишком поздно. Я хватаю его за плечо и вонзаю нож ему в горло, перерезая крупные артерии. Он хватает меня за бедра и рвет кобуру своими почти мертвыми пальцами. Я не успеваю забрать у него нож, как к нам приближаются еще трое мужчин. Я обхожу ящики, подбираюсь к ним сзади и расправляюсь с ними по очереди.

Сердце колотится в груди, когда я смотрю на кровь, окрасившую мои руки и рукава. Я привел своих братьев в чертову кровавую баню. Даже если мы выберемся отсюда, с какими повреждениями они останутся?

— Четыре ублюдка.

Голос Себастьяна трещит в микрофоне.

Ксандер смеется. — И это все? У меня семь. Эти ублюдки повсюду. Легко подобрать.

Секундой позже. — Восемь и девять. Ты чертовски медленный.

— Заткнись, блять, — говорит Маттиас, а потом добавляет: — Пятнадцать.

На моих губах закручивается ухмылка. Они будут в порядке. Извращенно, но хорошо. Я прокладываю путь через патрули, пока мои братья обгоняют друг друга в количестве убийств. Мы рубимся почти слишком легко.

Пять выстрелов подряд раздаются с того места, где находятся Себастьян и Ксандер, и я уже бегу к ним, не успев ничего понять.

— Себастьян. Себастьян!

Голос Ксандера звучит отчаянно, и я бегу быстрее, даже не пытаясь спрятаться. Мы убили по меньшей мере сорок из пятидесяти человек, значительно поредев.

— Ответь мне, мать твою!

Голос Ксандера дрожит. Мы все близки, но у них двоих есть что-то особенное.

— Придержи своих гребаных лошадей, чувак. Я должен был закончить его убийство. Этот ублюдок прострелил мне руку.

Облегчение проникает в меня, и я прислоняюсь к ящикам, пытаясь восстановить подобие контроля. — Ксандер, иди к Себастьяну.

— Уже иду.

— О, ты беспокоился обо мне?

— Оружие наизготовку, мальчики. Прятки окончены, — обрывает их Маттиас, и в этот момент по связи раздаются выстрелы.

Я тянусь за пистолетом и вспоминаю, что лицо со шрамом оторвало их как раз в тот момент, когда большие прожекторы осветили все вокруг. Черт. Я сдвигаюсь за ящик, прячась от стрелков.

Они открывают огонь по Ксандеру и Себастьяну, которых я теперь хорошо вижу. Они прячутся за погрузчиком, который теперь весь в дырах.

Вторая пушка перемещается в центр, прямо на Матиаса. — Черт, меня прижали.

Между мной и зданием — десятифутовая зона поражения. Я хватаю мертвого патрульного за ногу и тяну его к себе, вырывая пистолет из его сжатого кулака. — Я пересекаю ее. Не умирай, мать твою.

— Я прикрою тебя. На счет три.

С каждым счетом моя кровь стучит все сильнее. Я иду, Мисти.

Матиас открывает огонь, и я мчусь к стене, дерево режет мою кожу, а ящики распадаются на части под пулеметным огнем вокруг меня. Пуля пронзает мне руку, прежде чем я успеваю прижаться спиной к безопасной стене.

— Везучий ублюдок, — говорит Себастьян, его голос звучит более напряженно, чем я хотел бы услышать. Мне нужно поторопиться, черт возьми. Все трое прижаты, и людям не понадобится много времени, чтобы обойти их.

Я смотрю на Маттиаса, который снимает винтовку с мертвого охранника. Выглядя спокойным, как всегда, он обращается ко мне и жестом головы показывает на Ксандера и Себастьяна. — Просто забери свою чертову девчонку. Они у меня.

Стальная дверь склада распахивается при моем приближении, и из нее выбегают трое мужчин. Их тела рушатся друг на друга, пока я отстреливаюсь. Последний из них любезно подпирает дверь ногой, и я перелезаю через него в открытое пространство.

— Наконец-то ты добрался. Долго же ты добирался. Я уже начал думать, что привел слишком много людей, — говорит Энтони, стоя на другом конце склада, а Мисти стоит на коленях у его ног.

Ее руки в чертовом беспорядке, а на щеке — черный синяк. Энтони наступает на цепь, и Мисти дергается от этого движения. Ярость жжет мне грудь при виде того, как она привязана к стене гребаным металлическим ошейником, словно собака. Он еще пожалеет об этом.

Я расстреливаю двух охранников, окружающих Энтони, пятью точными выстрелами в голову, после чего навожу пистолет на него и спускаю курок. От этого глухого щелчка мой желудок наполняется ужасом.

— Ты так предсказуем. Я почти разочарован. Так легко поймать великого Деймона Эверетта.

Энтони направляет на меня свой пистолет.

Мое внимание привлекает всхлип Мисти. Ее тело сотрясает заметная дрожь, а по щекам текут слезы. Я пытаюсь наполнить свои глаза словами, которые не могу произнести. Все в порядке. Я вытащу тебя.

— Я убью тебя на хрен, — обещаю я ему, ярость пылает в моих венах.

— Да? Ты не вооружен. И тебя так легко сломать.

Энтони убирает пистолет от моей головы, и громкий треск пули эхом разносится по комнате, когда он нажимает на курок.

Мир затихает и сжимается вокруг меня, глаза расширяются от страха, но я не чувствую боли от выстрела. Что-то кричит в глубине моего мозга, приказывая мне вырваться, но я просто смотрю на нее, желая сказать ей: — Прости, что не могу сдержать обещание, но мои братья вытащат тебя отсюда.

Зеленый взгляд Мисти встречается с моим, изучая мое лицо, глаза бегают туда-сюда, словно она пытается запечатлеть его в своем сознании.

Я делаю то же самое, радуясь, что последнее, что я вижу, — это она. Почему у нее такие белые щеки? Моя грудь сжимается, воздух становится таким густым, что я не могу наполнить легкие, когда платье Мисти из зеленого превращается в темно-коричневое. Ее бьет дрожь, она падает вперед и кашляет. Она произносит: — Я люблю тебя.

Ярко-красная жидкость пузырится на ее губах.

Нет. Этого не может быть. Я бегу и успеваю поймать ее как раз перед тем, как она падает в обморок. Звук снова просачивается внутрь, почти оглушая, когда реальность набрасывается на меня. Мои руки судорожно ищут рану на ее теле, пока не нависают над дырой в животе. Руки трясутся, когда я сильно нажимаю на нее, отчаянно добавляя больше ткани, но кровь затекает вокруг моей руки. Я срываю с себя рубашку, заталкиваю ее в рану, и и без того черная ткань становится блестящей.

Мягкие пальцы сжимают мою челюсть и возвращают меня к пронзительным зеленым глазам.

Я прижимаюсь к ее щеке и смахиваю слезы.

— Ты меня не бросишь.

Ее губы слегка приподнимаются в уголках, когда она рассматривает меня, ее пальцы пробегают по линиям моего лица.

— Не уходи. От. Меня, — приказываю я, но она не прекращает своих прикосновений, прослеживая каждый контур со все меньшим и меньшим давлением.

— Мисти. — Ее голова откидывается назад, и я ловлю ее в свою ладонь, не позволяя ей отвести взгляд. — Ты не уйдешь. Хорошо?

Она кивает, проводя большим пальцем по моей брови, и каждый ее вздох становится тихим шорохом.

Раздается треск пистолета, и пуля пронзает мое плечо. Я мягко опускаю Мисти на землю. — Подожди меня.

Еще одна пуля пронзает мой бок, но я не отхожу от нее, пока она не кивает.

— Я скоро вернусь. Обещаю.

Я убираю с ее лица красную прядь волос и встаю.

Я вижу Энтони, стоящего передо мной на расстоянии вытянутой ноги. Его пистолет дергается от выстрелов, но я вижу только красное. Мои ноздри раздуваются, а губы кривятся, когда я бросаюсь на него, громкий звон его пистолета и разрывы моей плоти едва доносятся до меня.

Я хватаю Энтони за запястье, сжимаю так сильно, что хрупкие косточки ломаются под моей хваткой, и валю его на землю, разрывая его хватку на пистолете.

Он вскрикивает, когда вся кровь стекает с его лица, и слюна покрывает его губы, когда он говорит. — Ты должен быть мертв.

Я улыбаюсь, все острые зубы и плохие намерения. — Есть одна вещь, которую ты не учел, придурок. Люди, которые готовы умереть, непредсказуемы.