— Значит, я все же оказался прав. Странная у нас будет семья. С учетом того, что в традициях мира, откуда Милорада родом семья — это муж, жена и дети. Один муж…

— Вот что, император. Нормальные традиции в ее мире! Шатх! Я ни нха не понимаю! В голове каша! Да, я от одной мысли, что Рада еще чья-то жена, должен сейчас рвать и метать от ревности! И какой еще ее мир? Ты чего мне подлил?!

— Ну, подлил я тебе всего лишь бальзам. С одним намерением. Привести тебя в адекватно мыслящее состояние. Но эмоции малость глушу, уж извини. Начнешь психовать, не сможем поговорить, а времени у нас мало. Поэтому, сядь и выслушай, что произошло за этот год. С того самого момента, как я обнаружил на алтаре раненую девушку и перенес ее в одну из комнат дворца.

Элройд только после всего услышанного понял, насколько ему помог блок на эмоциях. Разум за короткое время воспринял все четко и адекватно. Словно речь шла о расследовании дела, которое его не касалось. И только волк где-то внутри рвал и метал, воя от боли и беспомощности что-либо изменить. Но последнее, что он услышал, едва не добило и его разум.

— Раде я не давал ложной надежды. Она уверена, что тебя нет в живых. Вряд ли она простит мне эту маленькую ложь. Она выжила тогда только ради тебя. Вернее, чтобы отомстить за тебя и вернуть твое доброе имя. Когда я ее нашел, она не была беременна. Это совершенно точно. Но после той горячки… Свой изменившийся запах она объяснила постоянно дающей сбой своей магией, которой она только учится управлять. Я не стал настаивать, что ее объяснение шито белыми нитками. Тут, скорее, что-то связанное с особенностями ее расы. Но это вопрос не ко мне. Захочет, объяснит сама. Ты говорил, что она оборотень. Да. Ты прав. Но не волк. Она метаморф.

Последнее слово перевернуло сознание. Заставило побледнеть и перестать дышать, как от неожиданного удара в солнечное сплетение, которое не успел блокировать. Но наг не успокоился на достигнутом эффекте. Добил контрольным в голову.

— Ну что, охотник? Готов выполнить свой долг?

Первое, что осознала — нет привычной тяжести. Еще не открыв глаза, схватилась рукой за живот. Что с сыном?

Жуткий вой. Боль. Темнота. И больше ничего не помню.

Распахнула глаза. Комната не моя. Вскочила с кровати и едва не рухнула от резко поплывшего под ногами пола. Успела схватиться за высокую спинку и села. Когда комната перед глазами перестала кружиться, увидела рядом колыбельку. Пустую.

От полной панической атаки меня спасли шаги за дверью и приближающийся детский плач. В изнеможении легла обратно и прикрыла глаза. 

— Вот и мамочка проснулась. — Голос… Это не Хаади. Я умерла? Да, не может быть! А как же хваленое бессмертие? — Открой глаза, Рада. Малыш проголодался.

Малыш. Сынуленька мой. В груди стало тесно от эмоций. Почувствовала, как меня осторожно приподнимают за плечи. Села. Под спиной появилась упругая опора. И, наконец, набралась храбрости.

Рой стоял рядом. В его волосах добавилось седых прядей. Да и стрижка была сделана уж точно не тупым ножом. Медовые глаза лучились нежностью и заботой. Это лицо снилось мне чаще всего. Но во всех снах он молчал. Потом просто пропадал в мерцающей дымке.

— Я тебе не снюсь. Ты просто… рано сбежала тогда с моей казни. Хаади мне все рассказал. — Рой из плоти и крови, мой Рой стоял рядом, осторожно и бережно, прижимая к груди нашего с ним сына. Протянула руки в порыве прижать их обоих к себе. Но в эти руки передали только малыша. А меня нежно поцеловали. — Рада. Сына покорми.

— А… — «чем», едва не вырвалось у меня. Я растерянно посмотрела сначала в глаза Роя, потом и на Хаади, который все еще был занят тем, что пристраивал подушку за моей спиной. Тщательно так пристраивал, стараясь не поднимать глаз в мою сторону.

— Если ты нас стесняешься, мы можем выйти. — Хаади, избегая столкнуться со мной взглядами, согласно кивнул головой.

— Нет. — Почти вскрикнула, сама испугавшись паники в голосе. Если выйдут — поверю, что это только сон. — Нет. Только не уходите.

 Не ушли. Просто отвернулись, чтобы не смущать. Мне и правда было неловко оголять грудь перед мужчинами. Я и к доктору-мужчине попадала единственный раз в жизни. И то в бессознательном состоянии. Но когда сын потянул молоко…

Нет. Волчица не чувствовала и сотой доли того желания и того блаженства, которое горячей лавой катилось сейчас по моим венам.

От моего стона оба вздрогнули и обернулись.

Их глаза… По ним читать можно. Восторг. Счастье. Любовь.

Я отвела взгляд. Боялась, что по моим глазам прочтут все мысли. А я и сама осознала их ход только после того, как представила себя в шкуре белой. Безумным спазмом скрученные нервы внизу живота даже отдаленно не напоминали пресловутых бабочек. Я…  Хотела их обоих. Здесь и сейчас. Казалось, вместе с молоком мой малыш вытянул из потаенных уголков всю женственность, оголяя нервы и показывая, каким бывает настоящее желание. Это было стыдно. Мое земное воспитание кричало о невозможности такого исхода. Даже, когда знала… думала, что Роя нет в живых… Стать женой Хаади, считала изменой памяти отца моего сына.

А вдруг это все сон? Вот подниму глаза… страх снова не увидеть Роя поселился рядом с сердцем колючим ежиком.

Нет. Стояли оба. И только сейчас я поняла, что царапало мое восприятие действительности. Одежда. Парадная форма охотников. Как в той книге, которую я открыла последней. Той самой, которую мог открыть только наследник крови.

Отвела взгляд. Благо, было куда. Сын крепко держал грудь, жадно добывая еду. Пока он ест, у меня есть время. На что? Странно. Накатило какое-то равнодушие к своей судьбе. Обидно за сына. Но, может, пока он нуждается в молоке матери… А в любви? Кто его научит любить? А они? Они же истинные… Что для них важнее? Я? Сын? Клятва? Договор? Печать Великой? И самое смешное, я сама открылась Хаади. Доверилась.

Не отпуская груди, малыш уснул. Я загнала страхи поглубже. Успела. Не успела вернуть в глаза и в голос прежнее восхищение и радость от встречи с Роем. Но молчание затягивалось. Осторожно отобрала грудь у сына, поправила платье на груди.  

— Рой. Ты должен дать имя сыну.

— Я не имею на это права.

— Это твой сын. Если ты успел заметить, он — только оборотень. Волк. В нем течет только твоя кровь. Он не опасен этому миру.

— Оборотень, прошедший оборот до рождения. Его сила почти равна силе богов, которые оставили нас перед великой битвой. Хватит ли у меня сил быть ему наставником?

— Ты сомневаешься в себе?

— Но ведь ты в нас усомнилась?

— Ваша одежда… Разве вы не дали мне повод? — Я, наконец, смогла встать. Малыш на руках придавал уверенности, но прикрываться им я не стану. Мужчины синхронно подскочили ко мне, чтобы поддержать и принять ребенка. Я же сделала шаг в сторону колыбели сама. Осторожно положила в нее сына. С надеждой, что буду так делать еще и еще. — Чувствую, разговор будет не из легких.

— В этом ты права. Мы оба виноваты перед тобой. И за эту провокацию с одеждой тоже. О своей сути и о роли охотников ты узнала из той книги, что открыть может только мет? — Хаади тогда специально сказал мне о ней?

— Из всех трех. Но только в последней были картинки с охотниками в традиционной форме. Знания, что записаны в них, доступны только метам. И каждая начинается с клятвы неразглашения. Так что из всего там прочитанного могу сказать, что я не представляю опасности ни для кого, пока меня не вынудят пойти против мира. Именно поэтому моя суть скрыта от всех. Пока это тайна, пока кто-то не очень обремененный совестью не вознамерится использовать мои способности из корысти, миру ничего не угрожает. Так что моя жизнь в ваших руках. Решайте. И Рой. Ты отец. В традициях всех миров имя первенцу дает именно отец. По крайней мере, я так всегда думала.

— Мы свободны от клятвы. Тебе просто нужно решить, с кем ты останешься в соответствии с традициями своего мира, Рада.