— Ты о чем-то спрашивала? Ах, да! Твое тату означает, что у тебя два мужа. Оба истинные.

Я снова провела пальцами по шраму на шее. Рой. Он второй. Нет. Он первый. Великая просто констатировала факт. Где там, на родной Земле, женили на покойниках? Или, может быть, в здешних обычаях есть что-то связанное с посмертием истинных пар? И в чем логика, если я бессмертна? Или мне намекнули на его возможное перерождение? От этой мысли вдруг стало так тепло. Что я словно расцвела улыбкой.

Стигмар Адертад Ласгалэн не любил менять своих решений и своих привычек. Свою почту он всегда просматривал сам. Дважды в день. В одно и то же время. Вне зависимости от того, что было на этот день запланировано. Бал, заседание Совета, общение с семьей, казнь. Иногда мог прервать заседание и отправить всех на перерыв, потому что подошло время просмотра почты.

Сначала  он счел послание, свернутое необычным способом и запечатанное магической печатью, запиской некой молоденькой глупышки, захотевшей обратить на себя внимание правителя. Почерк на лицевой стороне треугольника был явно женским. Ровным аккуратным бисером вытянулись строчки с именем адресата. Имени отправителя на письме не было.

Обычно Великий князь (Стигмар не любил ни слово «король», ни слово «правитель») отправлял такие послания в «ящик для хлама». Или сразу в камин, если в том были хотя бы горячие угли. Но с этим письмом рука никак не хотела расставаться.  Даже в стопку с первоочередной корреспонденцией пальцы отпустили эту бумажку нехотя. Разбирая почту дальше, он нет-нет, да и выискивал взглядом уголок сероватой бумаги. Отдав показавшиеся ему неважными письма секретарю для прочтения и ответов, пододвинул выбранные для себя на середину стола. Так завел еще отец. Секретарь мог бы разобрать почту, но некоторые письма не предназначались для посторонних глаз, поэтому Стигмар придерживаясь логики отца, просматривал предварительно пришедшие письма сам.

Пальцы сами нашли странноватый треугольник. Печать на письме была знакома и неизвестна одновременно. Оборотень внимательно обследовал ее и с удивлением обнаружил, что это письмо зачаровано так, чтобы открыть его могли только двое. Тот, кто писал, и тот, чье имя начертано сверху. Ключ. И это было почти невозможным. Этот ключ знали двое. Стигмар скрипнул зубами, но взял в руки стилус. По спине пробежал озноб. «Миранда». Едва он дописал последнюю букву, как печать спала. Это было настолько невероятно, что мужчина не сразу нашел, как правильно развернуть письмо, едва не разорвав дрожащими от нетерпения руками тонкую бумагу.

«Ваше Величество! Прошу простить за наглость. Подло с моей стороны было использовать в качестве кода столь памятное для Вас имя, но это единственный способ привлечь Ваше внимание к этому письму. Тем более речь в нем пойдет, — последующие слова Стигмар прочел несколько раз, — об обстоятельствах гибели Вашей сестры.»

Некоторое время ему потребовалось, чтобы привести дыхание в норму и вернуть зрению четкость. Если это глупый розыгрыш, то страже уйдет приказ разыскать шутника и отправить на эшафот. Но сначала… заставить раскаяться в злой шутке.

«Я опишу здесь момент ее гибели, как видел это свидетель. Сравните с тем, что известно Вам, и, если не будет разночтений, Ваш приговор справедлив. Если же найдутся различия, я умоляю, позвольте приговоренному получить положенное ему по закону. Я более чем уверена, что Вы вынесли приговор тому, кто и сам винит себя в ее смерти. Уверена, что не единожды проверили собранные на месте доказательства его вины. Но, молю, прислушайтесь к моим словам.»

— Наглая девчонка! Как она смеет указывать мне?! По закону? Я здесь закон! — Князь сам не понял, как начал вслух разговаривать с клочком бумаги, с особой осторожностью удерживаемой обеими руками. Страх, что эта бумажка порвется, прежде, чем он прочтет все до конца, медленно захватывал его сознание. Согласен он с ней или нет, но дочитать должен.

«Муж (не буду называть его по имени) вошел в комнату, когда почти все было закончено. Женщина лежала поверх разорванного ее волчицей трупа. Обратный оборот медленно завершался. Только зубы еще крепко держали мужскую глотку. Из спины женщины торчал нож. Метательный. Тот самый, который пропал из их дома две недели назад. Муж узнал нож сразу. В порыве спасти женщину, выдернул его из раны. Он заметил, что часть лезвия покрыта серебром. Оборот уже завершился, и он бережно повернул жену лицом вверх, прикрыл легким пледом, валявшимся тут же на полу, и отодвинул от чужака. Вряд ли он отдавал себе тогда отчет в своих действиях.  Окровавленные лоскуты домашнего платья так и остались разбросанными по комнате. Чужак был в одежде клана степных волков. Запах крови мешал, но муж почувствовал еще одного постороннего в комнате. Движение, незнакомый запах. В той стороне, откуда и был брошен нож. Он обернулся, чтобы убедиться, что там действительно кто-то есть.»

— В одежде. Не полуголый, не голый. В одежде.— Как мантру несколько раз повторил Стигмар фразу, что выхватило сознание. То самое отличие. — Плед. Не халат. А ведь при спонтанном обороте… да. Даже легкий халатик разлетелся бы в лоскуты… А их и не нашли. Как не нашли и того, что осталось от платья.

В письме оставалось всего пара строк.

«Последнее, что запомнил мужчина — вспышка артефакта, ослепившая его. Очнулся он в теле зверя уже в Долине Нагов. Воспоминания приходили с кошмарами.

Благодарю, что прочли до конца. Возможно, получилось несколько сумбурно, но я хочу, чтобы Вы знали. Казнить его сильнее, чем он казнит себя сам Вы все равно уже не в силах.

Прошу простить, что не представилась. Мое имя Вам ничего не скажет.»

Стигмар осторожно разгладил бумагу и положил ее в папку к прочим документам о гибели сестры. Он не менял своих решений.

Великий князь Объединенных Земель не изменял своим привычкам. Просто в этой ситуации привычки еще не выработались. Не было еще таких прецедентов.

Он тяжело поднялся с кресла. Разговор предстоял непростой. Трудный и без свидетелей.

Не сказать, что в этой части дворца он был частым гостем. Вотчина главы безопасности Земель не нуждалась в его контроле. В преданности последнего князь не сомневался. Но по этим коридорам Его Величество всегда сопровождала стража. Этот порядок был установлен еще прадедом. И дело тут было далеко не в трусливости правителей мира сего. Шел Стигмар не в гости. В допросную. И встречаться ему предстояло не с приятелем и не с подчиненным. С преступником. Да, он отказался от участия в допросе перед казнью. Но желание разобраться в обстоятельствах гибели сестры подтолкнуло его к личной беседе с осужденным.

Именно поэтому Элройда не отвели обратно в подвалы, буквально силой стащив с эшафота. Комната, куда его заперли перед тем, как выдворить за пределы территории оборотней, шикарной обстановкой не отличалась. Стол, два стула. Свободное от решетки окно создавало видимость свободы. Но это не трогало ни мысли, ни душу. Боль выела, казалось, все внутренности. И все еще догрызала их жалкие остатки.

Элройд словно не слышал ни приближающихся к двери тяжелых шагов. Ни звука открывающегося засова. Шаги друга он узнавал даже среди шаркающей ногами толпы или марширующего на плацу отряда. Но не сегодня. Элройд даже не поднялся с пола, где сидел, ссутулившись, придавленный безысходностью. Он сидел так давно, уставившись на какой-то мелкий камешек, видимый только ему одному. Последняя фраза, прозвучавшая на площади, вызвала такой шквал голосов, что утонула в нем: «Правом вето заменяю смертную казнь ссылкой. Место ссылки — любое, кроме земель проживания двуликих.»

Из состояния полной прострации его вывел знакомый голос.

— Свободны.

— Но, Ваше Величество… — Сквозь мутное стекло равнодушия Элройд заметил сапоги двоих стражников, которые хотели подойти ближе к нему. То ли для того, чтобы стать живым щитом между правителем и преступником. То ли, чтобы унизить последнего еще больше, приподняв над полом и бросив ниц под ноги Великого князя. Даже последнее предположение не сдвинуло эмоции оборотня с мертвой точки. Мертвое, сколько не шевели, не оживишь.