— Говори уже, — сказал Терций. — Чувствую, ты о чем-то задумался.

— Я не хочу оказаться на его месте, — признался гомункул. — Чтобы меня оставили на руинах, где нет ни души и где бы я медленно сходил с ума. — Он посмотрел на Терция. — Пожалуйста, хозяин, никогда не давайте мне такого приказа.

Веласко положил ладонь ему на макушку:

— Не буду.

Ему и самому было жаль Белого. Было в этом что-то изощренно жестокое: создавать нечто настолько умное — и заточать в канареечную клетку.

По возвращению Терция ждал неприятный сюрприз. Сильвия Младшая пропала из дома. Первым делом Терций подумал о самом страшном, но старуха быстро созналась:

— Дуреха… Он давно связалась с каким-то матросом из Галлы. Все говорила, что сбежит с ним. Вот и сбежала. Заодно прихватила серебряные ложки и канделябр. — Старуха расплакалась. — Это все моя вина, господин. Слишком уж сквозь пальцы я смотрела на ее проделки.

Терций подавил желание сейчас же выставить ее вон. Время слишком сильно изнашивает людей. Раньше Сильвия была сообразительной и бойкой, а теперь еле шевелится и плохо соображает. Раньше Альваро Молина щеголял выправкой кавалериста, а теперь расплылся, как переспелая хурма. Дом тоже зарос пылью, паутиной и обветшал. Того и гляди развалится на глазах. Сколько еще на его голову свалится проблем?! Наконец, Терций выдохнул.

— Ничего, Сильвия, — процедил он. — Паршивая овца есть в любом стаде.

«И вокруг сплошь они. Паршивые овцы».

Терций заперся в кабинете и начал читать записи белого гомункула. Тот скрупулезно описывал каждый день. Сколько песка отгрузили, какой глубины была яма, сколько и каких костей подняли из нее. Терций не был большим экспертом в области джаалдаров, ему ничего не говорило описание чаш, одежды и прочей утвари. Но вот с появлением в записях Первого Храма стало интересней. Судя по заметкам гомункула, там нашли очень богатое захоронение. Особенно Терций зацепился за строчку: «Четыре свитка господин Саурес оставил при себе для пристального изучения». Эти свитки то и дело всплывали в последующих записях.

«Господин Саурес снова изучает свитки. Пометка: напомнить ему сдать их работникам церковного архива»

«Господин Саурес закончил перевод иероглифов на стенах Первого Храма. Пометка: поместить свитки в ячейку с переводом. Господин настаивает на их связи.»

«Интересно, где сейчас все эти записи? — задумался Терций. — Да и сами свитки? Их не обнаружили на мертвом теле. Могли ли его убить из-за этих свитков? Нужны ли они темным эльфам? Яззару? Загадка. Однако Молина умолчал, что у церкви с Сауресом был конфликт. Нужно обязательно поговорить с ним об этом».

Вечером пришел Иззе, измотанный, запыленный. Одежда испачкана в земле, словно он крался огородами.

— Поиски Яззара прекращены, — почти с порога огорошил он Терция. — Его слуг нашли убитыми. Лежали, хорошо схороненные в куче мусора. Так что всплывший труп художника — вопрос времени. — Эльф бухнулся в любезно предоставленное кресло, вальяжно закинул ногу на ногу, фыркнул на старуху. — А что, сегодня меня не будут поить этой переслащенной дрянью?

Сильвия крякнула, осенила наглеца знаком защиты от нечисти и уползла восвояси.

— В квартале ужесточились порядки, — продолжил эльф. — Никто теперь просто так не покидает его, все отчитываемся перед стражей посольства, чтобы жертвы не множились. И что только взбрело Яззару пойти куда-то, без охраны, с таким настроением в городе?!

— Ясно. — Терций с грустью кивнул. — Мне очень жаль.

— Госпожа Валасте велела мне теперь всюду быть при вас, так что никуда больше по вашим мелким поручениям я не отлучаюсь. Кстати! — дроу засунул руку под кафтан и выложил на стол небольшую стопку бумаг. — Урожай из дома Сауреса.

— Что, вам дали его личные бумаги? — Терций кинулся перебирать листы.

— Шутить изволите? — усмехнулся Иззе. — Я просто влез в дом и вынес все, что смог.

Терций поднял на него взгляд:

— Что?!

— Меня бы не пустили на порог, — покачал головой дроу. — «Поговорите со слугами». Вы явно не подумали, что дали это задание не человеку и не гомункулу.

— Прошу прощения… но вламываться в дом! Это слишком! Такого приказа я вам не давал!

— И очень зря. — Эльф задумчиво посмотрел на огонь. — Вместо вас этот приказ дала госпожа Валасте.

Вот оно что. Иззе рассказал ей о распоряжении Терция, и та внесла свои коррективы.

Дроу кивнул на бумаги:

— Я крайне плохо читаю на онтейском, поэтому не знаю, что там, но явно что-то важное, раз хранилось в сейфе.

— Вы еще и сейф взломали?!

— Он даже не был волшебным, — презрительно скривился Иззе. — Но я испортил одежду, пока пробирался в дом. Надеюсь, мои страдания того стоили?

Терций поднял вверх палец дополнительной руки, побуждая дроу замолчать. Сейчас помощник казался удивительно живым, без обычного налета отстраненной вежливости. Видимо, предположение, что Яззар погиб, ударило по нему сильнее, чем предположение, что тот удрал. А может дело было в дурацком задании?

— Яззар был вашим другом? — как бы невзначай спросил Терций, просматривая бумаги — в основном векселя.

— В моем окружении никого нельзя называть другом, — печально ответил Иззе. — Из соображений безопасности. — Он коснулся маски и тут же отдернул пальцы, словно та была раскалена. — Просто Яззар не относился ко мне, как к отбросу. Мы ничего с ним не делили. Честно говоря, его мало интересовало продвижение по иерархии. Только искусство и дар.

— Какой у него был дар? — Терций продолжал проглядывать записи — векселя, векселя, векселя…

— Он перемещал свой… квазарн… в… Так’зил Ул’хирр, — Иззе поморщился. — Не знаю, как это по-вашему. Был силен в этом.

Страна Идей. Край Снов. Иная Сторона. Терций знал все имена этого странного места, где обитали пророчества, рождались мысли, начинались сновидения. Двойник Яззара, его духовное «я», покидало тело и бродило по его просторам. Оттуда художник и принес Терцию картину. Он с досадой сжал кулак. Как он был слеп! Ну конечно! Должно быть, дар Яззара очень силен, и он чувствовал других паломников Страны Идей. Художник не мог сказать этого открыто из-за множества посторонних глаз. Он передал Терцию зашифрованное послание, но тот так ничего и не понял. Смерть Яззара на его совести.

«Я должен был понять! Чертов дар, почему ты настолько слаб?!».

Терций понял, что его лицо нестерпимо горит. Нужно срочно сменить тему разговора, иначе его окончательно сожрет стыд.

— Простите, Иззе, моя служанка стара и вряд ли успеет подготовить для вас комнату. Ничего, если сегодня вы проведете ночь в гостиной?

— Я ночевал и в более стесненных условиях…

— О! Вы говорили, что у Сауреса не было родственников?

— Да.

— Тут завещание. — Терций расправил лист. — На некоего… Галеасо Масиаса. Вам знакомо это имя?

— Нет, — Иззе еще сильнее нахмурился. — Точно не родственник. Эту информацию я тщательно проверил.

— Может, ученик… — задумчиво пробормотал Терций. — Надо бы все-таки пойти в колледж и узнать о его учениках. — Он снова склонился над бумаги. — Больше ничего интересного нет.

— Зато теперь у нас новое имя, — бодро отреагировал Иззе. — Что вы планируете делать завтра?

— Дайте мне ночь обдумать. Слишком много вариантов.

Прежде чем лечь спать, Терций достал из шкафчика серебряный медальон Беларссин, раскрыл его и посмотрел на портрет.

Он помнил все так же ярко, словно это случилось вчера. Беларссин заказывает у художника по миниатюрам крошечный портрет. «С секретом», — говорит она. Сначала он думал, что секретом была его тень, спрятанная за спиной матриарха. Она звала его «Тот, кто стоит за спиной». Сколько раз она прислушивалась к его совету? Не счесть. Сколько ночей он провел в ее спальне? Лучше и не думать об этом. Терций отказался от медальона, потому что однажды в Стране Идей он увидел его настоящий секрет. Тогда Беларссин преподнесла ему другой подарок, и Терций до сих пор гадает, есть ли у него двойное дно.