С левой стороны от входных ворот оказалось довольно большая поляна, на которой расстилалась ровным, идеально гладким ковром трава с мелкими, жирными листьями. Поросль была настолько густой и плотной, что под ней совершенно не просматривалась почва. Смотритель взял горстью пучок травы с края, и потянул. Со слышным хрустом растение оказалось вырванным под самый корень. Он принялся объяснять:
– Тут всё очень просто – сжимай пальцами, и отрывай. Старайся не прихватывать почву, и не выдёргивать корни. Если вытащишь с корнем, то этот пучок – испорчен, отбрасывай его подальше, прямо к ограде. А если всё нормально, то выжимай её содержание в светлое ведро. И делай это несколько раз. Посмотри.
И он сжал вырванную траву в кулаке. «Содержание», как он его назвал, вытекало вязким, толстым тёком – густого, тёмно-синего цвета. Когда течь прекратилась, сжал ещё раз. Объём второго жома не уменьшился – жирная струя продолжала медленно вытекать из кулака Смотрителя. Повторив это действие ещё четыре раза, он продолжил объяснения:
– Когда с отжимать закончишь, остатки складывай в медное ведро. Они заполнятся одновременно. Жидкое сольёшь в чан на первом этаже, а выжатые остатки – на крышу, там есть специальные столы. Раскладывай тонким слоем. Когда просохнет, растирай в пыль, и ссыпай в ящик, что рядом стоит. Что делать дальше, я скажу. Начинай.
Договорив, он поднялся с колен, отряхнул одежду от налипших комочков земли, развернулся и направился к дому.
– А как называется трава? – в спину ему спросил Безымянный.
Смотритель замедлил шаг, и не поворачиваясь, негромко ответил:
– Греналин.
– А для чего мы берём её содержание?
И тут тот, кого человек называл «Смотрителем», повернулся, сделал несколько шагов ему навстречу, и остановившись, начал говорить:
– Ты сам спросил, тогда слушай. И слушай внимательно. Каждый рождается, чтобы затем умереть. Жизнь очень коротка. Но за это время человек должен набрать, или накопить какое-то количество волокон энергии, которая нужна для продолжения существования всего, что его окружало при жизни. Баланс. Жизнь дана только для этого. Таков план Создателя. В продолжении всего существования происходит «отъём, или трата» части волокон, и человек, борясь за жизнь, вынужден искать и вырабатывать новые. Когда его время истекает, он умирает, а то, что от него остаётся, подлежит полному забору в «общий улов». Из этого хранилища тот, кого я называю Клюв, берёт клочки волокон, чтобы наделить новые организмы начальной частью энергии для продолжения существования всего живого. И всё начинается сначала.
Переварив услышанное, человек уточнил:
– Так ты занят в доме отправлением остатков в общий клюв?
Смотритель пожал плечами:
– Называй это как тебе хочется. И не останавливайся, наполняй ведро. Скоро пойдёшь в дом, будешь сливать. Я буду тебя там ждать. Приступай.
Закончив объяснения, Смотритель отправился назад в дом. А человек продолжил работать в одиночестве. Отжимая пучки травы, он заметил, что собиравшаяся в ведре жидкость через некоторое время посветлела, и приобрела золотистый оттенок. Это стало особенно заметно, когда он, наполнив вёдра «содержанием», и остатками измочаленного растения, отправился в дом, и принялся переливать получившуюся жидкость в огромный чан из толстого и прозрачного материала, внешне очень похожего на стекло. Стеклянный чан стоял на двух внушительного размера деревянных брусьях, плашмя лежавших на полу в одной из комнат первого этажа. Смотритель стоял рядом и внимательно смотрел на его действия.
Во время этого процесса было особенно ярко видно характер получившейся жидкости – она обладала своей собственной жизнью. При переливании не образовывались мелкие пузырьки, и отсутствовало любое привычное движение – мелкие волнушки и брызги. Жидкость просто «перебиралась» из ведра в чан – спокойно размеренно, и без суеты. Когда человек наклонил ведро, чтобы освободить его от набравшегося, субстанция образовала переток от края ведра до дна чаши в виде неподвижного и ровного по всей длине прозрачного, теперь уже немного желтоватого штыря, по окончании перелива просто осевшего на дно без тоненькой остаточной струйки, и обычных при этом процессе капель. Для выполнявшего это простое действие такой эффект показался совершенно удивительным, и глядя на неподвижную жидкость, осевшую в самом низу ёмкости, он замер, зачарованно глядя на золотистую поверхность. А в слое искрящегося травяного отжима происходило движение – слоями передвигались мутноватые полосы, мелкими искрами вспыхивали микроскопические звёздочки. Всё это в некие неуловимые мгновения неподвижно замирало в статической массе, тут же возобновляя своё движение, но теперь хаотическими вибрациями. Волнообразные движения происходили только внутри слоя налитого, поверхность оставалась совершенно неподвижной. Закончив со сливом, человек вопросительно глянул на Смотрителя:
– Что теперь?
– Пойдём на крышу, выжимки на просушку разложим.
На втором этаже, в конце коридора, на западной стороне, находилась деревянная лестница, ступени которой поднимались в открытый потолочный проём – люка там не было. По этим ступенькам они и поднялись наверх. Человек с интересом огляделся. Четыре стрельчатых окна, выходивших с двух сторон скатной крыши, давали достаточно света. По мягкому утеплению шли дощатые трапы-ходни, по которым вполне можно было передвигаться. В центре чердачного помещения стоял длинный, почти во всю длину стол, к которому и подошли человек со Смотрителем. Первый держал в руках пустое эмалевое ведро, а второй, подойдя вплотную, опрокинув медное, которое с трудом нёс, на пустую столешницу, а после легонько постучал по донышку, объясняя при этом:
– Задержались у чана. Отжимки нельзя оставлять в ведре надолго – тяжелеют они. Теперь смотри внимательно.
Сказав это, он поднял ведро вверх. На столе осталась кучка ставших похожими на чаинки травяных отжимок. Приглядевшись, человек заметил, что они шевелились! Отшатнувшись, он испуганно спросил:
– Что это? Что происходит?
Смотритель положил ему руку на плечо:
– Успокойся, всё в порядке. Пойдём назад, работы ещё много, надо успеть, – и подтолкнул его к спуску. Спустившись с чердака, они прошли по широкому коридору до лестницы, ведущей к выходу из дома. Возле двери Смотритель остановился, и заговорил, повернувшись лицом к человеку:
– Теперь это твоё занятие. Забирай из греналина содержание, и разноси в чан и на чердак. Будешь делать один, вроде справляешься.
– Сколько мне нужно сделать?
– Тут никто не отдыхает. Скоро увидишь.
– В усадьбе есть кто-то ещё? Я мешать не буду?
Смотритель ответил:
– Всё увидишь сам. А пока иди до травы, занимайся отжимом. Когда решишь, что хватит, или почувствуешь усталость, иди в дом. Я появлюсь. И ещё один момент – если заметишь что-нибудь необычное – не пугайся, привыкнешь.
– О чём ты?
– После объясню. Ступай.
Сказав это, смотритель развернулся, и ушёл в глубину дома. А человек отправился к травяной поляне.
Подойдя вплотную, он сразу же заметил появившиеся изменения – похоже, что трава ожила и зашевелилась. Общий покров оставался по-прежнему ровным и плотным, но мелкие листочки при приближении разом повернулись в его сторону, и замерли на короткое время. Затем, по всей видимости, успокоившись, вернулись в исходное положение, продолжив шевелиться уже по-другому – время от времени поворачиваясь верхней частью, на которой было утолщение, похожее на микроскопическую еловую шишку, друг к другу. У человека сложилось впечатление, что отдельные экземпляры общались между собой, очевидно передавая друг другу какие-то свои, «травяные» вести.
Он опустился на колени, и принялся пальцами выщипывать отдельные ростки, стараясь не цеплять при этом почву. Аккуратно складывая стебли в ладонь другой руки, он неожиданно ощутил появление в своём сознании посторонних эмоций. Эти чужие чувства сплетались в образы, некие картинки, но общего смысла не складывалось, всё мелькало и переворачивалось, как узоры в калейдоскопе. В какой-то момент голова у него закружилась, и он остановился. У него появилось ощущение чьего-то вызова или вопроса, а возможно, и просьбы. В этот момент на поляне возник густой, пряный аромат. Он дурманил сознание, и путал возникающие в голове мысли. Так и не разобравшись до конца в смысле возникшего ниоткуда посыла, человек продолжил отжимать пучки травы дальше – отщипывал стебель, другой, третий. С силой сжимал полученный пучок в кулаке, и смотрел, как из него вытекает жирная, синего цвета струя. Он набирал эмалевое ведро тягучей жидкости почти до самого края, почти в это же самое время медное ведро полностью заполнялось мятым травяным жмыхом. После этого поднимался, прихватывал вёдра за дужки, и шёл в дом. Там переливал золотистым потоком жидкость в чан, поднимался на чердак, вываливал из другого ведра отжимки на огромный стол, немного разравнивал бугорок по поверхности, и снова шёл к синеватому полю ожившей травы. Даже сам себе человек не смог бы ответить, сколько всего прошло времени до того момента, когда он осознал, что выбрал почти половину всей гряды. Освещение вокруг него от яркого полудня до глубокой ночной темноты менялось много раз. Если и было холодно, то человек этого не замечал. Сжимая в руке пучки сорванной травы, он ощущал, что будто проживает одну за другой чужие жизни, испытывал незнакомые ранее эмоции, выслушивал потоки разных наречий. В очередной раз поднявшись с колен, отнёс наполненные вёдра в дом, а вылив золотистую субстанцию в чан, с удивлением понял, что тот наполнился ровно наполовину. Высыпав на чердаке очередную кучку отжимок, решил на этом остановиться, и направился в комнату, куда его определил проводник в день появления.