— И ты хочешь послать нас?

— Именно так, — сказал Драговит, — тебе, сдается мне тоже хотелось бы этого. Сомневаюсь, что хоть кто-то из твоих соплеменников бывал так далеко. Это богатые края, но войска у тамошнего князя мало — и мне нужны умелые воины, кто-то, кто сможет привести Ладогу к покорности. Возьмешься за это?

— Как скажет мой князь, — кивнул Херульв, — за этим я и отправился в этот поход, чтобы увидеть дальние края. Когда нам выдвигаться на восток?

— Лучше не медлить, — посоветовал Драговит, — кто знает, что случилось с тех пор, как Волх направлял послов? Сегодня же проведем гадание, прося помощи у Богов.

Богов в Волине почитали великое множество — не только вендских, но и данских и фризских и эстийских. Имелась тут и небольшая христианская церковь и молельня купцов из Кордобы и хазарская синагога. Однако превыше всех богов в Волине, как и расположенном на противоположном берегу Волинского залива городе Щецине, чтили Триглава, чей исполинский идол, в два человеческих роста, высился в большом капище, на насыпном холме рядом с княжеским замком.

Драговит, несколько его приближенных и сам Херульв вошли в дверь, что открыл перед ними Троеслав, верховный жрец трехликого божества. Один за другим зажигал он светильники с пропитанным жиром фитилем, озаряя колеблющимся светом великолепное убранство капища: стены его покрывали деревянные скульптуры и барельефы, изображавшие людей, птиц и зверей, вырезанных столь искусно, что казались живыми. В специальных нишах хранились серебряные и золотые чаши, выносившиеся по праздникам на общие пиры для самых знатных людей города. Здесь же хранилась десятина взятой на море или на суше добычи и рога, окованные золотом и украшенные драгоценными камнями, оружие и всяческая драгоценная утварь.

Посреди храма вздымался идол с тремя серебряными головами под одной шапкой, из которой торчали натуральные козлиные рога и серебряным полумесяцем на груди. Возле главного бога Волина полукругом стояли кумиры младших Богов. Все идолы были раскрашены яркими красками, ничуть не тускневшими и не облазившими от времени, не подвластными снегу, дождю, солнцу и ветру. Все три пары глаз Триглава прикрывала золоченная повязка — в знак того, что грозный бог потому и дарует золото жителям торгового града, что не видит их грехов. Один из оскаленных ртов идола сжимал в зубах утку, из другого высовывалась голова свиньи, третья же голова держала во рту рыбу. Тремя мирам владеет Триглав-Чернобог и со всех трех царств ему поступает доля живых существ, в них обитающих. Сейчас он уже получил свое: перед одной головой трепетал, раскрывая жабры, большой осетр; перед другой же конвульсивно подергивали крыльями несколько лебедей с отрубленными головами. Перед срединной же, самой большой из голов, лежали тела заколотых свиньи, жеребенка и раба. Уже запекшаяся кровь растекалась большой лужей под ногами с козлиными копытами.

Позади Триглава виднелась небольшая дверь, из-за которой доносилось тревожное фырканье. Подойдя к двери, Троеслав отодвинул засов и вывел на свет вороного коня, необычайно рослого и жирного, с лоснящейся черной гривой. Этот конь, никогда не знавший ни всадника, ни какой-либо работы, был посвящен самому Триглаву, находясь под постоянным присмотром жрецов. На полу же перед идолом лежали разложенные особым образом девять копий. Жрец накинул на коня красную попону и вскинув руки громко воззвал к своему богу.

— Триглав-Всеядец, владыка небес, земли и преисподней! Благословляешь ли ты поход в восточные земли? Нужно ли нам откликнуться на зов Волха, князя Ладожского?

Держа фыркающего, косящего шальным глазом коня, коня за уздцы, жрец трижды провел его взад и вперед через копья. Конские копыта не задели ни одного, дав всем знак, что богам угодна затея Драговита. Все собравшиеся, что затаив дыхание смотрели на коня, разразились приветственными криками, когда гадание закончилось. В тот же миг Херульв почувствовал, как кто-то дергает его за рукав.

— Моя госпожа будет ждать тебя этой ночью в храме Моряны, — послышался шепот за спиной принца, — на этот раз ты действительно должен прийти один.

Херульв резко обернулся, но позади уже никого не было.

Чтобы попасть в храм Моряны Херульву пришлось нанять лодку — храм богини моря находился на небольшом острове, чуть в стороне от Волина. Правил небольшим суденышком принц тоже сам — даже ближайшим соратникам он не рискнул сказать, что хочет навестить супругу князя Драговита, не виденную им с самого Рерика.

Вот и сам храм — большое строение, сложенное из нанесенного волнами плавника, с остроконечной крышей, покрытой тростником. Часть здания разместилось прямо над водой: его поддерживали прочные сваи, обросшие водорослями и ракушками, появившихся, надо полагать, во время прилива. У входа красовалось два идола искусно вырезанных из все того же плавника. Одно изваяние изображало чешуйчатое чудовище, схожее с огромной ящерицей; второе напоминало женщину, но с перепончатыми лапами как у лягушки, такими же лягушачьими, выпученными глазами и открытой пастью с мелкими острыми зубами.

Что-то шевельнулось между статуями и Херульв едва удержался, чтобы не положить руку на рукоять клинка, когда он понял, что возникшая перед ним бледная тень все же отличается от уродливых стражей храма.

— Я рада этой встрече, принц, — чарующе улыбнулась Рисса.

Княгиня велетов выглядела иначе, нежели в Рерике: в длинном платье из серо-зеленой ткани, увешанной ракушками, акульими зубами и морскими звездами. Золотые волосы охватывало что-то вроде диадемы из соединенных между собой челюстей неведомой твари. С пояса из странной чешуйчатой кожи свисал короткий клинок с насечкой из рун на лезвии и рукоятью в виде посеребренной головы дракона.

— Прошу, — сказала девушка, плавно поворачиваясь и исчезая в черном входе. Херульв, все же положив руку на рукоять клинка, шагнул следом. Внутри ему открылся небольшой зал, со стенами, украшенными резными изображениями огромных рыб, змей, морских дев и морских чудовищ. Почти половину храма занимал большой провал, прорезанный там, где храм нависал над водой, поддержанный сваями. У дальней стены виднелся каменный идол, в человеческий рост, изображавший женщину со змеями вместо волос и чешуйчатым хвостом. В одной руке она держала рыбацкую сеть, в другой — череп, напоминая о совсем не случайном созвучии имен богинь моря и смерти. Впрочем черепа украшали и стены, вися на острых крюках, да и вокруг идола, на каменных постаментах, стояли жировые светильники из человеческих черепов со срезанной макушкой.

Перед идолом лежало несколько свертков, один из которых слабо шевелился. С содроганием Херульв услышал доносящийся от него слабый, но хорошо узнаваемый звук.

— Я как раз заканчивала, — пояснила Рисса, — извини, богиня не может ждать.

По узкому портику, тянувшемуся вдоль стены, она прошла к идолу, — Херульву ее быстрые скользящие движения напомнили ползущую змею, — и подняла шевелящийся сверток. Отбросила в сторону меховые накидки — под ними оказался плачущий младенец, шевелящий пухлыми ручками. Рисса нежно погладила его по лицу, потом поцеловала в лоб и ребенок сменил плач на смех, потянувшись ручками к лицу девушки. Та что-то нежно прошептала на ухо младенца и, прижимая его одной рукой к груди, шагнула к воде. Вторую руку она простерла над бассейном и Херульв, подойдя, увидел, что внизу кишмя кишат водяные ужи. Вдруг змеи метнулись в разные стороны и сам фриз тоже невольно отпрянул — ему показалось, что из воды поднимается разбухшее тело утопленника. Не сразу понял Херульв, что видит сома — огромного, толщиной с могучий дуб, со странной, желто-белой кожей, выпученными красными глазами и длинными усами. В распахнутой пасти торчали острые зубы.