Рерик пал быстрее, чем ожидали защитники: с давних пор начинавшийся как город не только вендов, но и данов и фризов и много кого еще, сейчас он оказался расколот между племенами. Даны и фризы, сразу приняли сторону Сигурда — еще и потому, что они оказались среди первых жертв в устроенной жрецами кровавой расправе. Сами велеты, еще не забывшие давних распрей с ободритами к которым принадлежали и вагры, также не собирались воевать за мятежников против великого князя Велети. В то время как саксы, не забывшие ни набегов Сигурда и Драговита, ни того, как отец Херульва разбил герцога западных саксов Видукинда и на священном острове принес его в жертву Матери Битв, сразу приняли сторону мятежного князя Рерика. Однако, быстро завладев торговым посадом, нападавшие споткнулись о стены княжеского детинца, с которого летели стрелы и копья, лился кипяток и расплавленная смола. Люди падали, — убитые, раненные, обожженные, — однако на их место лезли все новые, что закидывали на стены веревки с крюками и приставляли наспех сколоченные лестницы. Вскоре жестокий бой закипел на стенах княжеской крепости и горы мертвых тел, падавших с обеих сторон, росли, вздымаясь все выше, словно закипающее зелье в пекельном котле Чернобога.

Витислав тоже рубился в первых рядах, стараясь в жестокой сече отогнать тревожные мысли от усиливающейся боли в правой руке. Каждое движение стоило ему все больших усилий, но он не выпускал меча из рук, кидаясь в самую гущу битвы, не пытаясь уклониться от схватки даже с несколькими противниками. Какой-то дан, с диким воплем метнулся к нему, занося меч, но князь, отскочив в сторону, рубанул в ответ — и враг с диким воплем рухнул со стены, умерев прежде чем коснулся земли: меч вагра пронзил ему сердце. Одновременно Витислав почувствовал позади движение — и молниеносно обернувшись, отбил удар молодого фриза, в ладной франкской кольчуге и со странным мечом, чья синеватая сталь была видна даже сквозь залившую клинок кровь. Но тут же руку князя пронзила просто невероятная, пронзившая до костей боль — и он, не в силах больше терпеть, выронил меч, ухватившись за распухшее запястье. На его ладони сочился гноем уродливый багрово-черный ожог, проевший руку чуть ли до кости. Витислав в отчаянии поднял взгляд к небу.

— Если таков твой приговор, Прове! — крикнул он, — суди меня здесь же!

И, прежде чем Херульв успел нанести смертельный удар, князь Рерика шагнул вперед, падая со стены. В уши ударил отчаянный, тут же оборвавшийся крик, когда Витислав напоролся на подставленное каким-то даном копье. Горестный крики вагров, увидевших гибель своего владыки, перекрыл торжествующий вопль фризов и данов, с новой силой обрушившихся на врага. Павшие духом, полностью разуверившиеся в победе венды только что не сами падали на вражеские мечи, ища лишь гибели в бою. А торжествующие победители уже растекались по детинцу в поисках добычи: вытаскивали из княжеских закромов меха и заморские ткани, с горящими от алчности глазами погружали руки в россыпи золотых и серебряных монет, перебирали увесистые куски янтаря. Над крепостью разносился визг испуганных княжеских жен и наложниц, с которых фризы и даны, распаленные битвой, срывали одежду, заваливая бьющихся в их руках девушек прямо на залитую кровью землю.

Бой подходил к концу, переходя в неудержимый грабеж, еще более ужасающий своей жестокостью, чем сама битва. Но еще гремел колокол в святилище Прове и песнопения жрецов не стихали, даже когда через пролом в частоколе на заваленное трупами капище шагнул Фрейдар, в сопровождении нескольких датских воинов. В руке жрец Близнецов держал окованный золотом череп хищной птицы, доверху наполненный кровью. В желтом металле были вытравлена черным руна Феху.

— Твой бог оставил тебя, Провеслав, — торжественно произнес жрец, недобро уставившись на волхва, — Та, кто владеет соколиным оперением, шлет тебе свой дар и свои чары.

Один из младших жрецов, доведенный до исступления кровавым ритуалом, с громким воплем кинулся, занося нож, но один из сопровождавших Фрейдара данов одним ударом разрубил волхва от плеча до поясницы. Одновременно Фрейдар выплеснул в глаза Провеславу кровь из птичьего черепа — и в тот же миг все священные соколы, доведенные до исступления всем происходящим, сорвались со своих привязей. Провеслав не сопротивлялся, когда птицы клекочущей стаей обрушились на него, разрывая лицо острыми когтями и клювами. Фрейдар обвел тяжелым взглядом оцепеневших младших волхвов и, не сказав ни слова, развернулся и вышел с капища.

Бой уже закончился, когда Херульв, с ног до головы залитый кровью подошел к Сигурду, что стоял на смотровой башне детинца, созерцая захваченный город.

— Славная победа, конунг, — сказал Херульв, — много лет скальдам будет что петь.

— Как бы им не пришлось воспевать сразу две битвы, — угрюмо проронил Сигурд, — указывая на море, — смотри, хозяин явился.

Херульв глянул в указанном направлении и увидел, как из-за мыса Фоле выскальзывают, неспешно подходя к Рерику, незнакомые корабли с резными чудовищами скалящимися с носов. На кроваво-красных парусах чернело изображение неведомой богини с распущенными волосами и длинным чешуйчатым хвостом.

— Я не столь неблагодарен, чтобы бранить тебя за то, что ты избавил меня от надобности давить вагрский мятеж. И все же Рерик — мой данник и судить здешнего князя мне надобно самому. То, что он умер от руки дана плохо отзовется по всему Поморью.

По сравнению с простецким видом конунга данов, Драговит, князь велетов, выглядел куда внушительнее: высокий статный муж, лет сорока, с благородными чертами лица, властными голубыми глазами и вислыми светлыми усами. Он носил багряный плащ, отороченный мехом соболя и скрепленный на груди золотой фибулой в виде вскинувшегося в прыжке льва. Под плащом виднелись красный кафтан, расшитый золотом и перехваченный шелковым кушаком, черные с золотым шаровары и красные сапоги. На бритой, с одной светлой прядью голове, красовалась высокая шапка с опушкой из меха черно-бурой лисы. В левом ухе князя висела золотая серьга с драгоценным камнем, шею украшала гривна из золотых и серебряных нитей, а правое запястье — золотой браслет с алыми рубинами и синими сапфирами. С пояса свисал меч в отделанных золотом ножнах с узорами в виде сплетающихся морских чудовищ.

— Но, что сделано, то сделано, — продолжал Драговит, — не ссориться же старым друзьям из-за одного мертвого смутьяна. Я уже сказал, что благодарен тебе и от этих слов не отказываюсь — и всю добычу, что взяли твои воины с боем, можете оставить себе.

Херульв, сидевший за тем же большим столом, где собрались предводители данов и велетов, отметил тень облегчения, скользнувшего по лицам херсиров Сигурда, понявших, что новой схватки не будет. На лицах же князей велетов напротив отразилось некоторое разочарование: опоздав к подавлению мятежа, они явно рассчитывали поживиться богатствами Рерика. Однако недовольство читалось и на лице Сигурда Ринга, словно он рассчитывал на что-то большее.

— Я рад, что ты не сердишься… побратим, — сказал конунг, — Один свидетель — если бы я знал, что ты поспеешь так скоро, то, конечно же, дождался тебя, чтобы вмести идти на Витеслава. Сейчас он мертв, его сыновья пали от рук моих воинов — увы, я не успел их остановить, — а его брат погиб при пожаре, когда пытался спасти свои склады. Осталось решить — кто будет править всем этим, — широким жестом он обвел дружинный зал, одно из немногих мест в крепости, что пощадил огонь, — кто теперь князь Рерика?