— Прими ее в объятья свои, о сын Матери Вод!

«Ее»?! Так это еще и девочка?

Рисса, размахнувшись, швырнула младенца вниз, но до воды он не долетел — громко клацнула жадная пасть, сходу проглотив лакомый кусочек. Огромный хвост хлестнул по воде, окатив обоих людей, и чудовищная рыба исчезла под водой, а на ее место вернулись бешено извивающиеся змеи. Жрица умиротворенно посмотрела на Херульва.

— Теперь можем и поговорить, — сказала она.

— Давно пора, — сказал фриз, — чего ты хочешь от меня?

Вместо ответа Рисса наклонилась и, собрав в охапку оставшиеся свертки, подошла к Херульву, сложив взятое у его ног. Выбрала еще один сверток, она бережно развернула его, показав фризу очередную диковину — кусок янтаря, формой похожего на сердце, и столь большой, что он едва умещался в ладони. Но не величина янтаря и не странное свечение, озарившее храм алым мерцанием, поразили фриза. В полупрозрачной медовой глубине застыло отвратительное создание, похожее одновременно на муху и комара, но размером с воробья. Полупрозрачные крылышки были раскинуты, словно существо пыталось взлететь, суставчатые лапки вытянуты, будто царапая коготками стенки янтарной могилы. Огромные выпуклые глаза злобно смотрели из глыбы древнего электрона, острый хоботок агрессивно топорщился, будто вынюхивая новые жертвы. Но самой примечательной частью этого насекомого было круглое красное брюшко, с туго натянутой кожицей. Именно оттуда исходило красное свечение, в которое янтарный отблеск вливал золотистые краски. В этом мерцании существо выглядело зловеще, словно отродье Сурта возносящееся из пламени Муспельхейма.

— Что это? — с отвращением спросил Херульв.

— Одна из величайших святынь Эйстии или Самбии, как они именуют себя, — сказала Рисса, задумчиво глядя на застывшую в янтаре тварь, — когда Драговит воевал с самбами, я лично вела его воинов к святилищу Пеколса, бога смерти.

— И что в этой огромной мухе такого ценного? — брезгливо спросил Херульв.

— Ценной ее делает не янтарь и не этот комар-переросток, а то, что наполняет его брюхо — кровь, Херульв! Кровь драконов, которую используют в своих обрядах жрецы Бога Смерти. Его святилище укрыто меж топких болот населенных черными водяными ящерицами, почитающихся как вестники божества. Там, вдали от людей, жрецы взывают к Пеколсу, там льется кровь жертв и людские крики оглашают древние чащобы. И там же седобородые жрецы-сигоноты в черных плащах ворожат над кусками янтаря, в которых скован гнус, насыщавшийся кровью древних драконов. Никто не ведает в чем суть того колдовства, но говорят, что странные звуки порой разносятся над болотами и пугающие тени мелькают в густой чащобе и на речном иле видны следы, что не могут принадлежать ни одному из зверей.

— И причем же тут я?

— Я хочу, чтобы ты отдал этот янтарь Волху, князю Ладоги, — сказала Рисса.

— Зачем?

— Тебе этого лучше не знать, — уклончиво сказала Рисса.

— Тогда почему тебе не отдать это кому-то, кому ты больше доверяешь? — спросил фриз.

— Дело не в доверии, — покачала головой Рисса, — поверь, тебе самому бы лучше поменьше знать об этом всем. А почему ты…у тебя меч Асбрана, дар Черного Лебедя. Он оградит тебя от чар сигонотов, что попытаются вернуть святыню, когда ее будут везти вдоль Янтарного Берега. Я не могу доставить ее в Ладогу сама, у меня слишком много дел здесь, но отправлять кого-то еще…для него это верная смерть.

— А для меня? — Херульв в упор взглянул на жрицу. Она пожала плечами.

— С мечом Асбрана ты можешь прорваться

— То есть ты хочешь, чтобы я, выполняя поручения князя, заодно доставил через все Варяжское море какую-то колдовскую святыню, за которой охотятся жрецы бога смерти и о которой я толком ничего не знаю?

— Именно так, — улыбнулась Рисса, — или ты боишься? С мечом от бога?

— Не боюсь, — бросил Херульв, — просто хочу понять, что мне за выгода от того.

— Ты служишь моему мужу — этого мало?

— Не уверен, что Драговит знает об этом, — усмехнулся Херульв, — иначе бы ты не устраивала встречу ночью, втайне от всех.

— Соображаешь, — поморщилась Рисса, — ну, я могу тебе погадать.

Херульв задумался — кем бы не была эта женщина, она сильная колдунья и гадание от нее дорогого стоит. Он молча кивнул, а Рисса, выбрав очередной сверток, не глядя запустила в него руку. Вынув сжатый кулак, она, что-то прошептав, резко разжала пальцы и по полу храма разлетелось несколько камушков с начерченными на них рунами. Рисса склонилась над ними пристально вглядываясь в образованный узор.

— Два моря, две реки, две дороги, — ее голос странно изменился, став похожим на змеиное шипение, — берегись женщины-совы и женщины в пурпуре, берегись слабого правителя, кривого старика и человека лишенного мужского естества.

Она замолчала, одним движением смахнув руны обратно в сверток и подняла вопросительный взгляд на Херульва. Тот пожал плечами.

— Ничего не понятно.

— Поймешь когда увидишь, — уже нормальным голосом заверила его Рисса.

— Может быть, — сказал принц, — но несколько туманных слов — маловато для того, чтобы так рисковать. Тебе придется предложить что-то большее, если ты хочешь, чтобы я взял на себя твои хлопоты.

Рисса раздраженно посмотрела на него, прикусив губы и вдруг широко улыбнувшись, гибко поднялась на ноги. Несколькими быстрыми движениями она избавилась от своего одеяния, представ перед фризом совершенно обнаженный. Как завороженной он смотрел на ее обнаженное тело с мраморно-белой кожей, на длинные ноги с изящной формы ступнями, округлые груди совершенной формы, плоский мускулистый живот и манящий своей белизной треугольник между бедрами, лишенный даже малейшего волоска. Рисса скользнула взглядом на его штаны и хитро улыбнулась, заметив на ткани хорошо узнаваемую выпуклость.

— Такая расплата подойдет? — уже зная ответ спросила она. Вместо ответа Херульв принялся скидывать одежду. Молодая женщина, шагнув вперед и уложив ладони на обнаженную мужскую грудь, начала медленно спускаться вниз, оставляя влажные поцелуи. Херульв дернулся, когда острые ногти прочертили по его коже кровавые царапины, но Рисса уже опустилась на колени и восставшая плоть принца оказалась в плену ее губ. Молодой человек стонал от удовольствия, пока златовласая красавица вытворяла что-то невероятное губами и языком. Но когда он уже был готов разрядиться в этот похотливый рот, Рисса, выпустив мужской уд, вдруг поднялась, ухватив Херульва за шею и с неожиданной силой привлекла к себе. Сопя словно вепрь на гону, фриз ухватил ее за плечи и почти ударил спиной о стену храма, впившись губами в ямочку на нежной шее. Ничего уже не соображая от похоти, фриз спускался все ниже, лаская трепетавшее от страсти обнаженное тело: жадно лобзал полные груди и плоский живот, зарывался лицом вокруг сжавшихся вокруг его головы сильных бедер, погружаясь языком в истекавшую влагой расщелину. Высвободившись, он вновь поднялся, навалившись на извивавшуюся в сладострастных конвульсиях жрицу и, прижав ее к стене, с глухим рыком вошел в пылающее страстью лоно. Снова и снова Херульв терзал ее клинком из плоти, пока Рисса, обхватив его стройными ногами и чертя по мужской спине ногтями кровавые полосы, вцепилась зубами в плечо Херульва, чтобы не кричать. Ее бедра бешено двигались в едином ритме с движениями фриза, пока жрица яро насаживалась на его ствол. Но когда принц уже был готов разрядиться в ее недра, Рисса, невероятно, как-то по-змеиному изогнувшись, с чудовищной, никак не угадывавшейся в столь хрупком теле силой, развернулась, уже сама притиснув Херульва спиной к стене, исступленно протираясь по нему голой грудью и животом Снова сползая вниз по мужскому телу, она исступленно целовала алые царапины, слизывая текущую из них кровь. Когда же ее губы сомкнулись на набухшей головке, Херульв, не выдержав, с громким стоном излился в жадный рот, пока Рисса, словно упырь, жадно высасывала из него семя, не обращая внимания на белые потеки, залившие ее лицо и грудь. Выжатый, лишенный всякой силы, Херульв сполз на пол, его залитая потом грудь ходила ходуном. Сидевшая напротив Рисса, снимала с лица белесые комки и отправляла в рот, облизывая пальцы и шальными глазами глядя на содрогавшегося от небывалого наслаждения фриза, чувствовавшего себя так, будто он впервые побывал с женщиной.